Соколиная охота - Павел Николаевич Девяшин

полагал, что разговор о кишечных расстройствах, да еще и за столом, в приличном обществе крайне неуместен, он все же был рад, что пустых словоизлияний, тешащих самолюбие схлестнувшихся болтунов, удалось счастливо избежать.

Петербуржец коснулся серебряным ножом стенки пустого фужера. В этом доме, на удивление, подают весьма неплохое шампанское, пусть принесут еще.

Фальк улыбнулся ироничности происходящего. Алексей Алексеевич считает, что это Листвицкая интригует и манипулирует мужчинами, преследуя коммерческие цели. Совмещает приятное с полезным. Собирает в коллекцию пестрых «махаонов» и попутно добивается своего. «Махаоны», разумеется, полагают себя не бабочками, а пауками и уверены, что это они расставили хитроумные сети и завлекли туда ничего не подозревающую муху-купчиху.

В эту минуту княжна, получив от доктора Нестерова о привезенном снадобье утвердительный ответ, сопровожденный, как водится, пространными и велеречивыми разъяснениями о его беспрецедентной пользе, обратилась вдруг к Ольге Каземировне, чего, судя по удивленным физиономиям прочих сотрапезников и самой Листвицкой, прежде не делала ни разу:

– Ольга Каземировна, я нахожу ваше начинание весьма недурственным. Пикник – это изумительная идея! Отменная! Дозвольте сопровождать вас в путешествии. Я хотела бы лично продемонстрировать скромные красоты сего волчьего закоулка! А господа составят нам компанию, остерегут и от диких зверей, и от скуки. Верно, господа?

И тут уж отказа не случилось.

Все наперебой выразили полнейшее свое одобрение, а красноносый толстяк, мгновение назад обнаруживший обширные познания древней истории, даже повелел собой безраздельно располагать. За что, впрочем, тут же поплатился испепеляющим взглядом Владимира Матвеевича, который, кажется, впервые за все время выразил к застольной беседе неподдельный интерес.

– Иван Карлович, отчего же вы промолчали? – взволновано поинтересовалась Софья, стоило восторженным голосам чуть приумолкнуть. – Смею ли я надеяться, что вы отправитесь завтра с нами? Право же, это позволит вам наилучшим образом свести со всеми знакомство и перестать, наконец, нас чуждаться. Экой букой, изволили просидеть сегодня весь вечер! Так дело не пойдет!

Не успел ошеломленный Фальк найтись достойной репликой, он-то полагал, что молодая княжна лоббирует торговые интересы старшего брата, а между тем дело вновь выворачивало на романтизм, как князь Арсентьев заторопился дать ответ за него:

– Софи, mon chère (франц. «моя дорогая»), ты ставишь нашего гостя в неловкое положение! Видишь ли, на утро назначен первый урок. Боюсь, тебе не следует сейчас отвлекать Ивана Карловича. Он ведь не сможет тебе отказать, а между тем будет невероятно занят. Сие есть проявление неучтивости! А, кроме того, господин Фальк человек столичный и мне отчего-то кажется, что лесные прогулки по-нашему, как ты изволила выразиться, волчьему уголку, для него, ну совершенно не обольстительны.

– Позвольте, ваше сиятельство, – мелодично проворковала пани Листвицкая и звонко рассмеялась, – вы, право, слишком хорошо обо мне думаете. Что бы я пробудилась в раннем часу? Вот уж спасибо!

Учитель фехтования проследил взглядом за тем, как наполняется его бокал. Он не был до конца уверен, что следовало сейчас сказать, да и нужно ли произносить что-либо вообще и потому ограничился вежливой полуулыбкой.

– Засим, предлагаю выдвинуться не ранее, чем после полудня, – продолжила Ольга Каземировна с заговорщическим видом. – Позавтракаем, приведем себя в порядок, обстоятельно прихорошимся, да-да, не забывайте, милые мужчины, среди вас две прекрасных дамы, и тронемся в путь! Дорогая моя Софья Афанасьевна, я для себя посчитаю за великое счастье иметь вас в ближайших подругах. Перестанемте друг друга сторониться!

Софья шутливо приосанилась.

– Пикник позволит нам поближе сойтись, – полька возвысила голос. – Всем нам, господа, не так ли? Да и господин Фальк тогда сможет присоединиться к честной компании, ведь вы к тому часу уже оставите свое нелепое занятие с вязальными, pardon (франц. «простите»), спицами, государь мой?

При этих словах их сиятельства Арсентьевы повели себя очень по-разному. Князь недовольно нахмурился и сложил по-девичьи тонкие пальцы в замок, Софья же напротив – победно засияла и кивнула в знак признательности нежданной союзнице, рассыпая по плечам свои переливчатые локоны-пружинки.

Ивану Карловичу меньше всего хотелось снова тащиться в лес. Но делать нечего, не отказываться же. Эх, опрокинуть бы сейчас фужер залпом, по-гусарски. Вместо этого он сделал маленький, чинный глоток.

– Почту за честь, мадемуазель. Почту за честь!

В нависшей тишине отчетливо слышно было, как скрипнул зубами Холонев, походивший сейчас на грозовую тучу. Все с ним было понятно – типичный ревнивец и жертва безответного чувства.

Что-то мягкое и влажное вновь коснулось колена учителя фехтования и принялось просительно поскуливать. Не было необходимости украдкой приподнимать край скатерти, дабы удостовериться, что под столом снова обосновалась проказница-псица. И откуда только лохматое создание прознало о смене блюд? Должно быть, запеченные бекасы менее остры и жгучи. Во всяком разе Фальк искренно на это надеялся, в противном случае, о дружбе с «Щепкой» можно будет забыть. Или как там звать-величать четвероногую любимицу Дмитрия Афанасьевича?

Глава восьмая

К себе в комнату Иван Карлович вернулся глубоко за полночь. Поднимаясь наверх по скрипучим ступеням, обитым толстым зеленым сукном, что, впрочем, не спасало от противного скрежета, он по своему давнему, обыкновению анализировал увиденное и услышанное за минувшие сутки. Так сказать, производил мысленную ревизию. Подводил итоги дня, неторопливо взвешивая, что из произошедшего следует запомнить, а что выбросить из головы раз и навсегда.

Вновь и вновь прокручивались в тренированной памяти места, предметы, лица, произнесенные слова и фразы. Кое-что, нет, пожалуй, даже большинство из того безжалостно отсеивалось или, выражаясь языком поэтическим, предавалась вековому забвению. Прочему же прикреплялась воображаемая бирка с пояснительной надписью, к примеру.

«Усадьба Арсентьевых. Первые впечатления: богатый, однако без нуворишеской чрезмерности, архитектурный ансамбль. Чисто. Опрятно. Строго. Все подчинено железным правилам старого князя.

Его сиятельство – отставной вояка, хоть и не вполне типичный. Человек с немалыми деньгами и большими связями. Кажется, имеет значительный голос в местном дворянском кругу. Честолюбив. Собрал вокруг себя целую кавалькаду льстецов и приживал. Хитер, расчетлив, скуп. Без меры жесток и властен. Накрепко увлечен некой идеей, содержание которой не до конца ясно».

Или же такая вот табличка.

«Управляющий Холонев: не женат, образован. Должно быть, из недоучившихся студентов. Вероятней всего, низкого происхождения. По-звериному жесток и хитер. Умеет не выставляться, где нужно – стушеваться, за то ценим хозяином. Однако вместе с тем не лишен маленьких, весьма простительных слабостей. Не любит людей тонкой натуры и организации; всеми силами стремится преподнести себя человеком суровым, того гораздо более, чем есть на самом деле. Крайне непредсказуем в силу невротического складу характера и, стало быть, опасен. Способен на необдуманные и импульсивные поступки. Особенно теперь, поскольку безнадежно и крепко влюблен в княжну, вопреки