Мастерица Ее Величества - Харпер Карен

Хотя я знала, что будет выглядеть странно, если я покину его до утра, но осторожно вытащила свои волосы из-под его плеча и отодвинулась на край постели. Я могу сказать стражам в коридоре, что у меня что-то с желудком и мне нужно вернуться в собственную спальню. Клянусь, это было недалеко от истины.

– С тобой все в порядке? – сонным голосом спросил Генрих. – Ничего не случилось?

– Нет. Я просто проснулась, – объяснила я ему, решив, что он может послать за врачом и наделать шума из ничего, если я скажу ему, что плохо себя чувствую. Интересно, что бы он сказал, если бы знал, что лежит в потайной комнате рядом с моей спальней. Я никак не могла заглушить эти слабые голоса, звучащие у меня в ушах, зовущие: Помоги, спаси нас! Возможно, хотя они все давно мертвы, себе я могла бы помочь. Но сначала я должна заговорить о чем-то другом, а уж потом просить об этом большом одолжении.

– Ты ведь не будешь снова расстраиваться, если мы проведем Рождество не здесь, а в Виндзоре? – он говорил медленно, словно нехотя. – Для укрепления имени Тюдоров важна традиция.

– Нет. – отозвалась я. По правде говоря, мне не хотелось покидать свою потайную комнату так надолго, хотя я любила Виндзор, весь разубранный в честь Рождества, и надеялась, что это зрелище поможет моему сердцу исцелиться. Но мне следует использовать этот драгоценный и рискованный момент. Я согласилась ехать в Виндзор и взамен должна что-то получить.

И продолжила:

– Знаешь, меня продолжает беспокоить отъезд Артура и Екатерины еще до Рождества и их путешествие верхом к границам Уэльса в такую скверную погоду.

– Так вот ты о чем. Должен сказать тебе, дорогая, что это к лучшему – если они будут жить там сами, своим двором. Ведь недаром он зовется принцем Уэльским. Кроме того, я назвал его Артуром, чтобы напомнить нашим подданным, что Тюдоры претендуют на наследие короля Артура из Камелота, славное королевство былых времен, располагавшееся там, где сейчас стоит замок Ладлоу.

– Знаю. Но наш Артур и так слаб здоровьем, а тут еще этот кашель. – Хотя я упомянула об этом мельком, но все же не могла не вздрогнуть при мысли о замке Ладлоу, когда дует холодный зимний или резкий весенний ветер от границы между Англией и Уэльсом. Я улеглась поудобнее в постели, дрожь сменилась ощущением тепла. Сейчас. Сейчас, сказала я себе. Я должна заговорить о том, чего мне хочется все время, на деле все шестнадцать лет, как мы женаты, и особенно десять последних долгих лет, когда я тайно проводила собственное расследование. Увидев своих братьев, возвращенных к жизни, я стала смелой и отчаянной.

Я прижалась к нему спиной, он обхватил меня, и мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, наподобие ложек, как мы частенько делали, когда только поженились. В нашем браке была любовь, этот надежный и умный человек действительно заботился обо мне помимо того, что его занимала наша родословная и кровные узы, – я знала об этом и теперь должна была на это надеяться.

– Конечно, ты прав в отношении Уэльса, – поспешно сказала я, пока он снова не заснул или не соблазнился еще раз заняться со мной любовью. – Но есть одна вещь, которая мне нужна и которую я очень хочу, умоляю тебя, Генрих.

Он поцеловал мое обнаженное плечо.

– Не это? – спросил он, поддразнивая.

– Нет… то есть, пока нет. Я несу бремя, которое ты мог бы облегчить, хотя я знаю, что ты предпочитаешь не касаться этого дела – я хочу сказать, не хочешь связываться с ним из‑за того, что так занят.

Я повернулась в его объятиях, чтобы оказаться к нему лицом и шептать еще тише, словно какое-то злобное существо могло подслушать мою мольбу, несмотря на то что мы лежали в кровати с задернутым пологом, в комнате и во дворце, охраняемом до предела.

– Говори, дорогая, если я смогу, я сделаю все, чтобы облегчить твое сердце и разум.

– Мне не дает покоя исчезновение моих братьев. Несомненно, они мертвы, но никто не ответил за это – за убийство и цареубийство.

Я почувствовала, как напряглось и застыло его тело. Затаила дыхание.

– Это было так давно, – произнес он.

– Но для меня это как будто случилось только что. Я до сих пор виню себя, что посоветовала матери отпустить второго сына, нужно было сказать, чтобы она противилась тому, чтобы маленького Эдуарда забрали в Тауэр, этот мальчик был королевский сын – и сам король!

– Да, да, но король Ричард, который, несомненно, расправился с ними с помощью кого-либо из своих приспешников, умер и похоронен, и я предпочитаю относиться к этому таким образом. Кое-кто из йоркистов продолжает рыскать поблизости, а нам не нужен еще один мятеж с претендентом на мой трон, что может случиться, если я снова подниму вопрос о том, что Ричард разделался с твоими братьями.

– Все мятежи прекратятся, когда станет известно, что мальчики мертвы – найдены тела или кости, получено признание убийцы, что-нибудь! Разве ты не можешь организовать частным образом дальнейшее расследование? Это устроило бы меня – и справедливость, на которой должно основываться королевство Тюдоров – даже если это будет сделано тайно. Но я должна знать.

Он видел, что я расстроена, но при этом стараюсь сдерживаться. Если убийца мальчиков еще жив, я позабочусь, чтобы его – или их – убили или казнили. Если нужно, поручу это Нику Саттону. Хотя в последнее время он служит не мне, а королю, а сейчас определен в личную охрану принца Артура в предстоящей поездке в Уэльс.

Меня также беспокоило, что король снова стал дарить своей благосклонностью некоторых йоркистов, таких, скажем, как сэр Джеймс Тиррелл, который удерживает Кале во Франции для нас. Даже наш лорд-казначей, Томас Говард, граф Суррей, когда-то был на стороне йоркистов. Поскольку Генрих нуждается в их способностях, он простил обоих, но вполне может быть, что они не оставили своих намерений. Я поклялась, что в любом случае – кроется ли убийца моих братьев при дворе или вне его, – я разыщу его во что бы то ни стало!

Генрих прижал меня к себе, пригнул мой затылок к себе под подбородок. Я ощущала пульс на его шее, глухие удары сердца, обладавшего властью и правившего королевством. Он не сказал «нет». Он, по обыкновению, не торопился с решением.

Поскольку Кристофер уехал в Кент, чтобы заключить сделку с пчеловодами, поставлявшими всем нам воск, он разрешил мне доставить свечи из моей мастерской в часовню гильдии Святого имени Иисуса в крипте собора Святого Павла. Ах, он старался соблазнить меня тем, сколько добра может принести мне и моей родне, если я соглашусь выйти за него. Я взяла с собой двух учеников – несмотря на протесты Джила, который настаивал, что именно он пойдет со мной, и дело чуть не дошло до ссоры, пока я не объяснила, что он не мог бы спуститься со мной в крипту. Кристофер был как кремень. Парни могут только посторожить коня и повозку с самыми длинными свечами, какие мы продавали. Это были черные, толстые, высотою в четыре фута свечи, какие обычно несут священники в похоронных процессиях и какие гильдия Святого имени Иисуса заказала на сегодня для своей тайной церемонии. Кристофер должен успеть вернуться, чтобы присутствовать на ней, и я хотела, чтобы все было сделано как следует.

Я не волновалась, так как знала, что буду в часовне не одна. По словам Кристофера, гильдия наняла синьора Фиренце, который становился все более популярным, чтобы он изобразил на потолке парящих ангелов. Я очень хотела увидеть их и надеялась, что они не напомнят мне привидевшегося кошмара. Кристофер сказал к тому же, что он не сомневается – маэстро, как он часто называл Фиренце, собирается нарисовать, по крайней мере, одного ангела с моим лицом, и что в случае чего он готов подкупить художника.

– Нам следует брать долю с доходов, которые он получает от заказов. Ведь они стали возможны после того, как он сделал твой портрет, – как-то сказал Кристофер. – Я слышал, он в последнее время изобразил несколько очень важных персон.

Я чуть не рассмеялась, представив, как бы он взорвался, узнав, что маленький итальянец расписал восковые фигуры для королевы, фигуры, которые сделала я.