Остановить Гудериана. 50-я армия в сражениях за Тулу и Калугу. 1941-1942 - Сергей Михеенков

Дивизия отступала по нескольким параллельным дорогам. 839-й артполк оторвался от стрелковых полков, связь с ним прервалась. Пунктом сбора частей дивизии было назначено село Нехочи. Но вскоре выяснилось, что крупный населенный пункт Подбужье на пути к Нехочам занят противником. У деревни Семёново на полдороге к Нехочам образовалась большая пробка. Ее начали бомбить немецкие самолеты. А немного погодя показалась мотопехота. И тут командир артполка отдал приказ: орудия уничтожить, лошадей расстрелять.

1028-й стрелковый полк тем временем вышел к Хвастовичам. Разведка, высланная вперед, сообщила: немцы. Решили атаковать. Обойти этот крупный населенный пункт, райцентр Орловской области (ныне Калужской области) было невозможно. К тому же от Хвастовичей шла прекрасная дорога на село Красное. В Красном был мост через Рессету, за которым открывался путь на Волхов и Карачев. 12 октября полк атаковал Хвастовичский гарнизон, смял его, но закрепиться без тяжелого вооружения и артиллерии не смог. Немцы контратаковали и рассеяли полк.

Небольшими группами, численностью до взвода, полк впоследствии собрался в Белёве. Часть пошла на укомплектование других дивизий. На сборных пунктах долго не задерживали: покормили, пополнили нужные бланки, хорошо, если помыли в бане, а то и отправляли тут же, со старыми вшами в новые окопы.

Гудериан, основной неприятель 50-й армии, в своих мемуарах написал:

«2-й танковой армии была теперь поставлена задача нанести удар на Тулу.

Успешно завершив бои в районах Брянска и Вязьмы, группа армий «Центр» добилась тем самым еще одного крупного тактического успеха. Вопрос о том, в состоянии ли она продолжать наступление, чтобы превратить этот тактический успех в оперативный, являлся наиболее важным со времени начала войны вопросом, стоявшим перед высшим командованием германской армии».

Тон приказов и распоряжений, которые отдавал командующий 2-й танковой армией своим генералам и солдатам, был более уверенным и бодрым. Это после поражения, пережив трагедию крушения и армии, и рейха, Гудериан задним числом подпустил в «русские» главы своих мемуаров настроение некой неуверенности, при этом переводя стрелки все на того же козла отпущения – Гитлера.

«2-я танковая армия продолжала наступление на Тулу», – написал Гудериан сразу после завершения брянско-вяземской главы.

На Оке в те дни создавалась оборона. Окопы занимали те самые 10 процентов, уцелевшие после разгрома 50-й армии под Брянском, Хвастовичами и Карачевом. Казалось бы, для окончательного разгрома этих жалких остатков, не обеспеченных артиллерией и минометами, достаточно было еще одного хорошо организованного танкового нажима, и они рассеются как туман; Тула падет и откроется дорога на Москву – прекрасные шоссе и железная дорога.

Но, как говорят на Руси, скоро сказка сказывается… Тщательно разработанным планам германского командования по захвату Москвы, а также Тулы так и суждено было остаться на бумаге. Не дорубил «быстроходный Гейнц» лес, не постарался, пренебрег, а он на Руси, как известно, отрастает скоро…

26 октября 53-й армейский корпус вышел передовыми подразделениями к Оке. На следующий день танки Гудериана были уже в районе Плавска. 28 октября 43-й армейский корпус достиг Одоева. До Тулы оставалось менее 30 километров.

В этот день Гудериан получил текст пожелания, переданного фюрером: «захватить нашими подвижными батальонами» мост через Оку восточнее Серпухова. И Серпухов, и мост через Оку, о котором грезил Гитлер, находились перед фронтом левофланговой 4-й полевой армии. Впоследствии Гудериан напишет в своих мемуарах по поводу берлинских пожеланий следующее: «Подвижных батальонов» уже не было. Гитлер жил в мире иллюзий».

И далее: «29 октября наши головные танковые подразделения достигли пункта, отстоящего в 4 км от Тулы. Попытка захватить город с хода натолкнулась на сильную противотанковую и противопехотную оборону и окончилась провалом, причем мы понесли значительные потери в танках и офицерском составе».

Началось сражение за Тулу.

Перед началом штурма Тулы 2-я танковая армия была усилена 43-м корпусом генерала Хейнрици.

Но неожиданно продвижение вперед танковых, моторизованных и армейских корпусов 2-й танковой армии Гудериана застопорилось.

Фельдмаршал фон Бок с беспокойством записал в своем дневнике: «По большому счету, остановка наступления 2-й танковой армии означает приостановление наступления на всем фронте группы армий».

Туман в один миг будто рассеялся. И они увидели, что ровные столбики, вышедшие из болота, движутся на них полукольцом, охватывая с флангов. А значит, их больше, с ужасом понял Отяпов. Но теперь надо было думать уже о другом. А лучше вообще ни о чем не думать, чтобы не мешать ни себе, ни своим товарищам.

В какой-то миг Отяпов успел увидеть, как Гусёк обогнал его и, держа винтовку со штыком на вытянутых руках, чтобы она была длиннее, кинулся в расступившийся туман, но тут же упал, то ли споткнувшись, то ли сбитый с ног пулей или ударом немецкого приклада. И это его спасло от другого приклада, который немного запоздал и только чиркнул металлической накладкой по каске Гуська.

Отяпов боялся потерять винтовку. Он уже не думал ни о лейтенантах, ни о своих боевых товарищах Курносове и Гуське – винтовка стала его и командиром, и напарником. Он перехватил ее одной рукой поперек цевья, другой за шейку приклада и расчищал перед собой пространство, круша все, что выступало из тумана и преграждало ему путь к переправе, к разбитому мосту.

Рукопашная закончилась так же неожиданно, как и началась. Отяпов застал себя стоящим на коленях. Перед ним лежало тело человека, которого, должно быть, он сбил с ног минуту назад. Одето оно было в темно-зеленую шинель с погонами. Рядом лежала винтовка с примкнутым широким белым штыком, похожим на нож.

– Живой? – Кто-то знакомый наклонился к нему, заглянул в лицо, нелепо улыбнулся.

– Ну что ты головой трясешь? Как конь перед бороздой… – сказал другой.

Кому это говорили? Неужто ему, Отяпову? Он потрогал свою голову. Ничего, голова была в каске, каска цела, голова тоже.

– Пошли, пошли…

А голоса хоть и знакомые, а будто издали доносятся до него.

Вот и лейтенант. Тот, первый, злой, в кожаной куртке. Теперь у него в руке немецкий автомат. Смеется. Довольный. Видать, повезло ему, по шее не попало. А где другой, молодой, с ППШ?

Под сосной складывали убитых. Знакомых среди них никого нет. Как нет? Вот лежит, голова разбита, затылок словно косой срезан. Вот твой лейтенант, боец Отяпов. Тот, кто тебя в бой повел. Кто первый в свалку кинулся.

Болела спина. Болело плечо. Болела левая рука.