Смерть в Галерее - Марджори Аллингхэм

Все молчали. Филлида плакала, не скрывая своих слез, и в комнате было слышно только ее прерывистое дыхание.

Годолфин зло посмотрел на Габриель.

— Если вы не хотите, чтобы я остался в этом доме, миссис Айвори, — сказал он, — я остановлюсь в ближайшей гостинице. Но если в вас есть хоть капля здравого смысла, вы примете мою помощь и не будете ее отвергать.

Старая женщина задумчиво его рассматривала.

— Благодарю вас за предложение, — неожиданно смиренно сказала она. — Да, мистер Годолфин, мы были бы вам очень признательны, если бы вы на несколько дней смогли остановиться у нас как гость моего сына. — Она, улыбнувшись, помолчала. — Вы, конечно, будете вести себя, как гость.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, как два авантюриста, которые стоили друг друга. Он рассмеялся.

— Снимаю перед вами шляпу, — сказал он. — А-а, конечно, как гость.

Габриель вздохнула с облегчением и укрылась в глубине своего кресла.

— Я так устала, — проговорила она и потом продолжила в той самой отстраненной манере, которая напомнила Фрэнсис разговор в Хэмпстеде. — Нет, Доротея, я уйду, но не сейчас. Прежде всего, я должна кое-что вам всем сказать. Если не хотите, можете меня не слушать. Но я сейчас сижу в своей собственной гостиной, и у меня есть полное право говорить все, что мне хочется, и с вашей стороны было бы очень любезно ко мне прислушаться. Прежде всего, я очень стара. Так стара, что чаше всего мой разум блуждает там, где ему вздумается. Но иногда, обычно по вечерам, он становится очень ясным. И именно в это время мне все становится намного понятнее, чем вам, потому что у меня есть одно преимущество. Я смотрю на все это со стороны. Моя жизнь подходит к концу. Мои чувства уже мертвы, и мне уже почти безразлично, что случится со мной или с кем-то еще. Я не знаю, понимаете ли вы меня, но, хотя некоторые из вас — мои внуки, все вы для меня чужие. Вы не только не из моего поколения, но даже не из моей эпохи. Я смотрю на вас очень-очень издалека.

Она откинулась в кресле, такая хрупкая, окруженная облаками плотного черного шелка. Ее руки покоились на ручках кресла. И если это было одно из ее очередных представлений, как Фрэнсис, у которой для этого были все основания, начинала подозревать, это представление было чрезвычайно впечатляющим. Через секунду она уже отдалилась от них, покинула их, просто умыла руки, и ее разум отдыхал где-то далеко, в святилище, созданном самим временем.

— Насколько я понимаю, мы все теперь повязаны, — заметила она, и в ее тонком голосе прозвучала нотка удовлетворения. — Вы все теперь знаете тайну, которую так или иначе мы должны скрывать от полиции. До сегодняшнего дня только Филлида знала эту тайну, и мистер Филд тоже был посвящен. Теперь о ней узнали Фрэнсис и Доротея, об этом также знаю я.

Она замолчала. Годолфин недоверчиво посмотрел на нее.

— И вы знаете, — сказала она. — Теперь, когда полиция начнет вас расспрашивать, будьте очень осторожны. Оказывается, уровень интеллекта у них гораздо выше, чем я предполагала. — Невольное превосходство почувствовалось в этом ее последнем замечании, и они все подумали, что, возможно, до этого случая она никогда не разговаривала ни с одним полицейским.

— Знаете, я не думаю, что это, имеет какое-то значение, — Годолфин заявил это довольно категорично и дерзко. — Полицейские — живые люди. Они, как и мы, хотят выяснить правду. Мы должны помогать им, а не мешать. Они захотят разобраться в этой свадебной мешанине, и я не вижу причин, по которым мы не можем им все объяснить. Я против всяких тайн. Если бы мы не скрыли от всех нашу свадьбу, не возникло бы этих ужасных осложнений. Моя смерть должна была быть доказана. Или Филлида должна была ждать семь лет или сколько там положено, чтобы в нее поверить. Я предлагаю рассказать все полиции. Я не думаю, что это повлечет за собой много проблем. Насколько я понял из рассказа Филлиды, бедняга Роберт умер в прошлый понедельник. Именно в это время я лежал на дне повозки, прикрытый шкурами, пытаясь перейти через границу. Когда Роберт умирал, я возвращался к жизни. Филлида никогда не имела двух мужей одновременно. Так что же здесь аморального? Давайте им все расскажем. Они не будут обвинять Филлиду в двоемужестве. Они же не сумасшедшие. Когда она была замужем за Робертом, я был мертв во всех отношениях. Я уверен, полицейские — разумные и гуманные люди.

— О нет, Долли, нет. Пожалуйста, никому ничего не рассказывай! — Они уже почти забыли о Филлиде и вздрогнули от ее истерического крика. Она наклонилась к нему. — Не рассказывай им, — просила она. — Ты не знаешь. Ты не понимаешь. Роберт вел себя перед смертью странно, очень странно, как ненормальный. Мне казалось, что он все о нас знает. Весь последний год он всех расспрашивал о тебе. Дэвид, с тобой он говорил о нем?

— Со мной? — удивился Дэвид. — Нет, — осторожно сказал он. — Нет, не помню, чтобы он со мной об этом говорил.

— Ну, хорошо. Он разговаривал со мной. Да, он говорил и говорил. Иногда я была уверена, что он знает о свадьбе. Он мучил меня, я тебе рассказывала. Эти шесть последних месяцев были адом, настоящим адом.

Миссис Айвори накрыла руку Филлиды своей, и посмотрела на Годолфина.

— Итак, вы видите, — спокойным голосом сказала она, — Филлиде нельзя разрешать говорить с ними. Вы согласны?

— Почему нельзя? — решительно сказал Годолфин. — Все поймут, что случилось. Однажды Роберт случайно упомянул мое имя, и у бедной девочки разыгралось больное воображение. Так как она нервничала и много об этом думала, все это кончилось неврозом. Посмотрите на нее, бедняжку. У нее совершенно расстроены нервы, и это, наверное, продолжалось несколько месяцев.

Габриель кивнула Доротее.

— Ты можешь увести меня наверх, — сказала она и добавила, бросив на Годолфина такой взгляд, что он растерялся, а вся компания вздрогнула, заглянув в пропасть, которую она им указала:

— Полицейские совершенно лишены воображения, мой дорогой. Вот почему мы все должны быть предельно осторожны. Если они об этом узнают, они будут почти уверены, что у Филлиды был мотив. Вы со мной согласны?

11

За окном шел дождь. Телефон надрывно звонил среди разбросанных на столе мисс Дорсет бумаг. Она подняла трубку. Дождь шел всю неделю, и холодная площадь совершенно промокла. Тонкие черные ветки роняли темные слезы на бурые остатки травы. Утренние газеты, в которых впервые за последнее время не было упоминаний о трагедии в доме на Сэллет-сквер, мокли на газетных тумбах и совершенно дискредитировали себя в глазах публики.

Она осторожно поднесла трубку к уху. В последнее время далеко не все телефонные звонки радовали слух.

— Алло, — хрипло сказала она. — Алло. Кто? Да, это мисс Дорсет. Да, конечно, я вас помню. Вы слуга мистера Лукара? Боюсь, что у меня для вас пока нет ничего нового. Если появятся новости, я, как и обещала, с вами свяжусь.

— Минуточку, мисс, — громкий голос показался знакомым. — Вы все перепутали. Это у меня есть новости для вас.

— У вас есть для меня новости? — в ее голосе прозвучало изумление, и он удовлетворенно рассмеялся:

— Понимаю. Я сам ошарашен. Это факт. Я так понял, что он меня уволил. Денег нет, за молоко платить нечем, за газеты платить нечем. Я решил, что со всем этим покончено, пока не подумал о вашей фирме. Я подумал, если он у вас работал, то, может, и для меня местечко найдется.

— Да, да, продолжайте. Вы говорите, что слышали о нем?

— Слышал. Телеграмма с корабля. Только что получил. Я вам прочитаю. Вы слушаете? Слушайте. «Жди дома сегодня вечером. Лукар». — В трубке послышался сдавленный смешок. — Самоуверенный нахал, правда?

— Да уж, он такой. То есть, я хотела сказать, конечно, — мисс Дорсет пыталась выпутаться из затруднительного положения. — Ну, хорошо, раз он возвращается, у вас теперь будет все в порядке. Спасибо, что позвонили.

— Не за что, — голос стал нахальным. — Я подумал, вам это будет интересно. Я никогда не верил, что это он сделал. Я же вам говорил. Вы слушаете?

— Да. Спасибо за звонок. До…

— Не хотите об этом говорить, да?

— Нет, боюсь, что нет. Но спасибо за звонок. До свидания.

— Все в порядке. Я вас не виню. Пока.

Мисс Дорсет положила трубку и сидела, глядя прямо перед собой и думая о чем-то своем. Механически она взяла конверт из кипы слева и, вскрыв его, достала письмо на дешевой бумаге. Взглянув на первую фразу, она, не читая, бросила исписанную страницу в корзину. Протянутая к другому конверту рука замерла и потянулась к телефону. Мисс Дорсет набрала номер дома 38. Ей моментально ответила Фрэнсис, как будто сидела у телефона и ждала ее звонка.

— Алло. Это вы, мисс Дорсет? — в трубке послышалось разочарование. — Как у вас дела? У вас сейчас их, наверное, немало.

— Есть, конечно, — мисс Дорсет неодобрительно разглядывала заваленный бумагами стол. — Я стараюсь все делать сама. Не то чтобы я никому не доверяю. Но эти неприятные письма… Если что-то попадет в руки какого-нибудь младшего клерка, мы не сможем заставить его молчать. Я и не думала, что вокруг так много ненормальных. Наверное, в регистрационной книге есть их адреса. Если бы они подписывали конверты, было бы лучше. Кстати, здесь есть два-три действительно личных письма, адресованных миссис Мадригал. Я их перешлю.