Гаргулья из главного управления - Кейт Прайор

имеет ввиду, что верит в мою компетентность, как будто это неотъемлемая, неоспоримая вещь, то ли буквально говорит о том, что я дрочу перед ним, но это то, что мне было нужно.

Я возобновляю свои движения, но на этот раз мои собственные прикосновения заставляют меня дергаться и шипеть. Очевидно, что я изголодалась по сексуальной химии, если простого нахождения с ним в телефонной будке достаточно, чтобы я чувствовала себя так.

Я снова погружаю пальцы внутрь, чувствуя, какая я горячая, скользкая и непостижимо мягкая.

Я ввожу в себя еще один палец, задаваясь вопросом, на сколько пальцев толщиной должен быть его член. Прикосновения к нему, его пьянящий запах оживляют мой разум новым, бесстыдным любопытством. Каково было бы Владу целовать мою пизду, вылизывать меня и трахать меня своим языком? Был бы его язык таким же твердым, как его руки, или больше похожим на его ладони? Мои бедра подгибаются при мысли о его крепком теле, склонившемся надо мной; широкая рука обвилась вокруг моего бедра, а мои колени уперлись в его широкие плечи.

— У тебя так хорошо получается, — шепчет он, в его груди звучит что-то гортанное. Мои глаза распахиваются, чтобы окинуть его взглядом и уловить проблеск возбуждения, дающего о себе знать в его штанах. У меня хватает самообладания не пытаться рассмотреть получше, и я отчаянно жалею, что не делаю этого.

Когда его лицо так близко к моему, невозможно ни с чем спутать темный жар в его янтарных глазах. Он распространяется по моему телу, как лесной пожар, и я откидываю голову назад с громким стоном, когда меня охватывает разрядка.

Я раздвигаю ноги еще шире, трахая себя одной рукой, покачивая бедрами вверх, и торопливо потирая клитор другой. Во мне начинают зарождаться разные виды удовольствия, каждое пытается говорить громче другого, звать и отвечать в ритме, который становится все быстрее. Я грязная и бесстыдная, ужасная и замечательная, проклятая и несломленная, и я люблю каждую частичку этого.

Когда приливы моего оргазма отступают, я спотыкаясь пытаюсь встать и оторваться от него. Мы не произносим ни слова, пока приводим себя в порядок, превращаясь в более аккуратные, менее явно запутанные версии самих себя.

Я впервые встречаюсь с ним взглядом после того, как мы выходим из телефонной будки в пустой вестибюль отеля.

Он приподнимает бровь.

— Ужин?

— Ужин.

10

Возможно, мне следовало отказаться. Я не понимала, в своей посторгазменной потере рассудка, что принять приглашение на ужин означало отложить мои планы раздеться, лечь в постель, посмотреть телевизор и погрузиться в свое обычное тревожное состояние.

Может быть, мне стоит сообщить Владу, что я из тех людей, которым после десятиминутного общения с одним человеком нужно подзарядить свою социальную батарею тру-крайм подкастом на следующие десять часов. Но мой язык был настолько сильно прижат к задней стенке зубов, что я никак не могла отказаться.

Мы можем, по крайней мере, пережить ужин, и, возможно, нам удастся выяснить, что именно происходит между нами, рассуждаю я про себя, следуя за ним в ресторан отеля. Не знаю, как он, но я никогда не проводила время со своим начальником в чулане.

Просто ужин.

И это все еще рабочая поездка, поэтому это деловой ужин, потому что он будет возмещен компанией. Итак, мы ужинаем как коллеги, и ничего больше. Я не знаю, почему идея поужинать начинает выводить меня из себя. Все неподобающе возбуждающее между нами уже произошло, не похоже, что все может стать еще хуже.

Возможно, это потому, что это деловой ужин. Он уже близко познакомился со звуком и видом моего оргазма во время течки, но та часть, где мне приходится притворяться, что я хорошо справляюсь со своей работой, когда он знает, что я разбита, заставляет мою челюсть напрячься до нового уровня.

И, может быть, он не мой босс, или глава отдела, или кто-либо из моих прямых подчиненных, но мне немного не нравится, что он первым увидел все худшие стороны меня.

Я ненавижу, что постоянно чувствую, как лгу всем о своей компетентности в работе, но, когда кто-то видит правду из первых рук, — это еще хуже. Я не хочу, чтобы меня видели такой, какая я есть на самом деле: рассеянный неряшливый человека, борющийся со своим телом, не сумевший обеспечить себе дни отпуска.

Когда мы приходим в ресторан и усаживаемся, все тихо, даже непринужденно. Несколько минут мы не разговариваем, а просто читаем меню.

Это типичное место: искусственные растения, приборы, завернутые в бордовые тканевые салфетки, кирпичи и фейковый промышленный дизайн, который, кажется, везде. В вазе с вулканической солью горит чайная свеча, мерцая между нами, когда мы садимся.

Я прячу свое внимание в меню так долго, как только могу, потому что каждый раз, когда я смотрю через стол, я отчаянно пытаюсь объединить образ из Пик Дистрикта, который я ожидала, с человеком, которым он показал себя, и все с треском проваливается.

Тем не менее, это уже приятнее, чем идти в бар со всеми остальными. Возможно, это из-за выработавшихся ранее эндорфинов, или он мне действительно нравится. Не знаю, есть ли разница. Немного напряжения, которое держало мои плечи приподнятыми к ушам, уходит.

Он уже знает, что я развалина. Может быть, на этот раз мне не придется притворяться кем-то другим.

В тот момент, когда мы отдаем меню официанту и вынуждены смотреть друг на друга, он складывает руки на столе и говорит:

— Вообще-то, я надеялся пересечься с тобой минутку немного раньше, чтобы обсудить кое-что.

Ужас, паника, испуг. Напряжение вернулось.

— Что-то, что не поместилось бы в электронное письмо?

Он пожимает плечами, на его лице легкая улыбка.

— Что ж, теперь ты здесь.

После всего остального, я не знаю, почему именно это в конце концов заставляет меня покраснеть. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от того, чтобы сказать ему, что он может заполучить меня, где ему заблагорассудится. Он только что помог мне выпутаться из пары неприятных ситуаций, не похоже, что у нас такие отношения. Не так ли?

— И, кроме того. Ты уже так много писала мне о них по электронной почте.

О.

— Кэти и Тед, — осознаю я и выдыхаю. — Эти, э-э, негодяи.

— Я хотел обсудить некоторые способы посредничества, которые ты в настоящее время внедряешь, и, возможно, снять часть бремени, связанного с ними, с твоих плеч, — говорит он, и я не знаю, почему меня удивляет, что он действительно хочет выполнять свою работу, а не просто