«Если», 1992 № 04 - Роберт Шекли

Должен же человек из будущего иметь хоть какое-нибудь преимущество?

Перевел с английского Сергей Коноплев

Николай Козлов,

доктор физико-математических наук

Юрий Кузьмин,

кандидат физико-математических наук

ПЛИ?

Повесть Дина Маклафлина могла бы показаться читателям парадоксальной, не доведись им пережить экстравагантный вояж Руста. Учитывая, что произведение было написано до этого события, автор может гордиться тем, насколько точно угадал слабые места современной военной техники. Но, к сожалению, к «Ньюпорам», похоже, возвращаться никто не собирается. О том, что примут на вооружение армии будущего, размышляют специалисты в области перспективных военных технологий.

Для того, чтобы попытаться нарисовать облик армии будущего, мы должны учесть, что вооруженные силы всегда развиваются быстрее остального общества (по крайней мере, в технологическом смысле). Именно вооруженному противостоянию мы обязаны быстрым развитием компьютерной и телекоммуникационной, атомной и космической техники. Если вернуться чуть назад, то увидим, что развитие металлургии и химической промышленности также во многом стимулировалось потребностями армии. То же самое происходит и сейчас. Так, число международных конференций по физике и математике в Европе, субсидируемых НАТО, лишь немногим уступает числу всех остальных конференций по этой тематике.

Но все-таки попробуем дать прогноз, начав с вопроса, зачем вообще нужна армия?

Девятнадцатый век был отмечен множеством войн, прежде всего колониальных. Эти войны часто оправдывали себя с точки зрения страны-инициатора, приводя к сильному изменению геополитической карты. Наиболее яркий пример успешного решения внешних проблем нации военной силой: создание английской колониальной империи. Но в двадцатом веке быстрый рост численности армий и создание оружия огромной разрушительной силы, а также сближение уровней развития потенциальных противников привели к тому, что война стала «невыгодна».

Альфред Нобель в начале века полагал, что его изобретение — динамит сделает войны невозможными. В 1877 году, когда испытания самолета А.Ф. Можайского только начинались, полковник П.А.Богославский так оценивал военные и политические последствия изобретения самолета: «Стая таких летучек-хищников в состоянии разорить целую страну. При подобной мысли жутко становится за будущее человечества. Но мы, конечно, станем разумнее и строже относиться тогда к решению международных вопросов «огнем и железом», и война сделается еще менее возможной, чем теперь».

Что же теперь? Увеличилась ответственность за развязывание войны. Если раньше политики могли рассчитывать победить в большой войне, то теперь они знают, что результатом скорее всего явится уничтожение их страны.

В конце 50-х годов и в США, и в СССР мировая ядерная война считалась единственно возможным видом боевых действий с участием сверхдержав. Это привело к гипертрофированному увлечению ракетным оружием и сокращению или даже уничтожению многих перспективных видов вооружений, прежде всего авиации. Так, в СССР были пущены под пресс несколько десятков сверхзвуковых фронтовых бомбардировщиков ИЛ-54, с которыми не могли сравниться ни F-102 (истребитель ПВО США), ни «Джавелин» (Англия). В США были прекращены испытания фантастического бомбардировщика ХВ-70 «Валькирия», развивающего скорость в три раза выше скорости звука, а в СССР закрыто КБ В.М.Мясищева, создавшего сверхзвуковой дальний стратегический бомбардировщик М-50.

Но вскоре выяснилось, что существует еще один тип войн, в котором могут участвовать сверхдержавы: ограниченные боевые действия со строго определенной конечной целью и нанесением минимального побочного ущерба, в том числе и объектам противоборствующей стороны.

В последние десятилетия было проведено множество операций, приведших к достижению конкретных политических целей и в этом смысле завершившихся успехом. Можно вспомнить интервенцию в Чехословакии в 1968, в Панаме и Гренаде в 80-е, удар израильтян по Иракскому ядерному центру и, наконец, «Бурю в пустыне».

Но, похоже, что этим видом войн исчерпываются возможные успешные войны. Можно выиграть войну против чужого правительства, но невозможно победить народ, не уничтожив большую его часть и не превратив в пустыню его территорию.

Таким образом, вооруженные силы XXI века будут играть две роли: осуществлять угрозу ядерного возмездия, что необходимо для уменьшения авантюризма правительств некоторых стран, и наносить точечные удары для достижения конкретных политических результатов.

Ограниченность и точность формулировки задач в боевых действиях будущего диктует свои требования к вооружению. Количественный рост сменится качественным.

В то же время увеличиваются масштабы боевых действий, уменьшается плотность боевых порядков. Если во время войны в Испании расстояние между истребителями измерялось десятками метров, а сами бои назывались «собачьими свалками», то сейчас звено МиГ-31 (4 самолета) действует на фронте 400–600 км, поддерживая непрерывный радиолокационный, а часто и огневой контакт друг с другом.

Увеличивается самостоятельность боевых единиц. Если в шестидесятые годы пилот перехватчика полностью наводился с земли и нужен был в основном для взлета, посадки и отработки нештатных ситуаций, то в семидесятые в программы обучения в летных училищах снова ввели одиночный и групповой воздушный бой, а летчику предписали разбираться в навигации и быть готовым вести самостоятельные боевые действия.

Повышаются требования к мобильности войск. Можно уверенно прогнозировать, что значение вертолетов и военно-транспортной авиации будет увеличиваться. Кстати, самое мощное неядерное взрывчатое устройство в вооруженных силах США — бомба GBU-82 — предназначено не для уничтожения противника, а для разравнивания местности под взлетно-посадочные полосы. Одна такая бомба срезает и измельчает всю растительность и сглаживает неровности почвы на площади, равной футбольному полю.