Раздражающие успехи еретиков - Дэвид Вебер

как только ее величество решила выйти замуж за императора, что ж…

Он замолчал, еще раз, гораздо более красноречиво пожав плечами, и Жирар снова кивнул. Дворяне Шарлиэн, возможно, были — или, по крайней мере, хотели быть — более капризными, чем дворяне Кэйлеба, но флаг-капитан пришел к выводу, что простолюдины Чисхолма любили ее даже больше, чем их чарисийские коллеги — Хааралда до его смерти. Это говорило о многом, и этот глубокий источник доверия и преданности привел ее людей вместе с ней. Это также помогло объяснить, почему демонстрация Кэйлебом того, что она действительно была его соправителем, а не просто его супругой, узаконила его собственную власть в их глазах так, как, вероятно, не могло бы достичь ничто другое.

— Скажите мне, коммандер Азминд, — сказал Жирар, задавая вопрос, который он явно не собирался озвучивать, когда сошел на берег для этой встречи, — как вы считаете, что ваши коллеги-чисхолмцы сейчас думают о чарисийцах?

— Сейчас, сэр? — Азминд усмехнулся. — Они по-прежнему уверены, что каждый из вас стремится к быстрому успеху, и, честно говоря, думаю, что многие из нас более чем обеспокоены всеми этими изменениями — всеми этими новыми видами оружия и способами ведения дел — которые вы, похоже, намерены внедрить. Конечно, когда вы только приехали, большинство людей здесь, в Черейте, немного насторожились. Они ожидали натиска менял, ростовщиков и политических прихлебателей, стремящихся извлечь выгоду из Чисхолма. Думаю, что, несмотря ни на что, были люди, которые верили, что предложение руки и сердца императора на самом деле было всего лишь уловкой, призванной позволить Чарису прибрать к рукам все, что стоит иметь здесь, в Чисхолме.

— По крайней мере, это многое меняется. По крайней мере, мне так кажется. Конечно, я могу ошибаться. — Он дернул плечами в еще одном коротком пожатии. — С того места, где я сижу, думаю, что то, что император должен был сказать до сих пор, в сочетании с тем фактом, что он не произвел абсолютно никаких политических изменений здесь, в Черейте, не привел ни одного из своих политических фаворитов из дома и не дал им никаких заданий, и тот факт, что он, барон Грин-Маунтин и королева-мать, очевидно, находятся в таких прекрасных отношениях, что это действительно развеяло большую часть этих подозрений. Тот факт, что ваши моряки и морские пехотинцы так щедро тратят деньги, тоже ничему не повредил. Во всяком случае, я не слышал, чтобы жаловался кто-нибудь из владельцев портовых таверн! Имейте в виду, я могу вспомнить немало лордов и леди, которым, вероятно, немного не нравится новый порядок, но это с лихвой компенсируется — по крайней мере, я думаю, — тем, насколько успокоились простые люди. Они всегда считали королеву — я имею в виду императрицу — своей, той, кому они могут доверить заботу о себе. Теперь большинство из них, похоже, готовы, по крайней мере, условно признать, что император чувствует то же самое, что и она. И думаю, что мы, по крайней мере, достигли точки, когда все, кроме самых закоренелых приверженцев Храма, готовы подождать, чтобы услышать его обращение к парламенту, прежде чем они действительно решат, что они о нем думают. Если он скажет то, что, как я подозреваю, он собирается сказать, доверие к ее величеству перейдет к нему — по крайней мере, временно — и они решат, что тоже могут доверять ему.

— Я, конечно, надеюсь, что вы правы, коммандер, — тихо сказал Жирар. — И это правда, вы знаете. Его величество действительно чувствует то же самое, что и ее величество, хотя, честно говоря, в Чарисе границы между простым народом и знатью очерчены менее четко.

— Действительно? — Азминд склонил голову набок, поджав губы. — Я слышал, что это так, сэр, — продолжил он через мгновение. — С моей точки зрения, это немного трудно по-настоящему принять. Это так отличается от того, что было здесь, в Чисхолме, с тех пор, как все себя помнят.

— Что ж, коммандер, — сказал Эндрей Жирар, откидываясь на спинку своего кресла с улыбкой, такой же натянутой, как и все, что демонстрировал Азминд, — нам просто нужно посмотреть, что мы можем сделать, чтобы изменить это, не так ли? У императора есть поговорка: «Если что-то не сломано, не чини это». Я бы сказал, что это, вероятно, одна из главных причин, по которой он и ее величество не намеревались вносить какие-либо политические изменения здесь, в Черейте. У барона Грин-Маунтина и королевы-матери Эйланы все в порядке. Но если кто-то думает, что его величество будет более терпимым, чем ее величество, когда речь идет о великих дворянах с… манией величия, скажем так, они глубоко ошибаются.

— Действительно? — повторил Азминд, затем улыбнулся в ответ своему чарисийскому гостю. — Почему-то, сэр, я не могу найти в себе сил сожалеть об этом. Странно, не правда ли?

.III

Зал парламента, город Черейт, королевство Чисхолм

Хорошо, что Шарлиэн предупредила меня, — иронично подумал Кэйлеб, когда он и его конный телохранитель подъехали к зданию парламента.

Здание парламента Чисхолма было гораздо более внушительным, чем у его чарисийского аналога. К сожалению, это было скорее связано с манией величия чисхолмской знати (и стремлением к власти), чем с каким-либо уважением к участию народа в управлении королевством. Окна огромного здания отражали холодный северный солнечный свет, а его белый мрамор блестел, как охлажденный алебастр, под бледно-голубым небом, отполированным несколькими высокими облачками. Знамена королевства щелкали и свисали с двух флагштоков над ним, обрамляя самый высокий центральный флагшток, на котором было изображено знамя новой Чарисийской империи: традиционное черное поле и золотой кракен Чариса, разделенный сине-белой шахматной доской Чисхолма. Икона архангела Лэнгхорна в его роли законодателя венчала крышу над портиком зала, скипетр, поднятый в суровом благословении и предостережении, сверкал золотыми листьями; а глубокие, детализированные скульптуры-барельефы украшали огромные бронзовые двери зала. Двери, в скульптурах которых, по странному стечению обстоятельств, казалось, непонятным образом доминировали героически позирующие дворяне на своих гарцующих скакунах, и где-либо можно было увидеть очень мало крестьян, торговцев, моряков, механиков или владельцев мануфактур.

Чем больше я вижу, тем больше меня впечатляет, что ей удалось выжить, не говоря уже о том, чтобы сохранить свой трон, — гораздо более