Русская война 1854. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Qui tu es? — повторила она, и только сейчас я сообразил, что это «кто вы» по-французски.
— Меня зовут Григорий Дмитриевич Щербачев, — я еле заметно склонил голову. — Полковник Русской императорской армии, прибыл в Вену, чтобы проверить, верны ли слухи о бунте в столице нашего союзника.
— Полковник, вы не имеете на это права, — франт тут же расправил грудь и попробовал меня продавить. — Предлагаю вам сдать оружие и приказать сделать то же самое вашим людям. Тогда я смогу просить короля о снисхождении…
— Это не имеет смысла, — я покачал головой. — Будет ли нужна наша помощь или нет, уже через несколько часов мы оставим Вену. Но пока… Как давно выходят эти газеты?
Я заметил на стопку типографских листов. Они отличались названием и размерами, но вот качество печати и содержание было практически одинаковым. Король не справляется… Габсбурги тянут Австрию на дно… Полицейское государство душит свободы…
— С месяц, — ответил франт, отводя взгляд. А ведь он все понимает, просто не хочет говорить.
— И их становится больше?
— В последнюю неделю. Как пришли новости с проливов…
— И вы понимаете, что это означает? — я спросил в лоб.
Кивок.
— Где эти газеты печатают?
— Мы думаем, что в подвалах посольств, но король никогда не даст жандармерии прийти туда с обыском.
Я продолжил разбирать газеты, вчитываясь во все новые и новые заголовки. Стране нужна честная конституция. Новая республика никогда бы не предала своих союзников. Оплатив долг перед Россией, мы смогли бы списать свои кредиты и очиститься перед богом… В новой стопке статьи как будто были «за нас», но бумага и оформление — те же самые, что и раньше!
Словно заказчику было совершенно не важно, зачем люди выйдут на улицы. Главное, чтобы была сделана грязная работа… А уж в том, что потом найдутся способы направить политику именно в нужную сторону, я не сомневался. Что ж, кажется, теперь я начал по-настоящему понимать план Меншикова. Видимо, только так, приняв удар на себя, мы и сможем спасти ситуацию.
— У вас хватит власти, чтобы вывести своих людей на улицы, когда начнется переполох, и провести расследование взрыва по горячим следам? — я повернулся обратно к «Александру фон».
— Взрыва? — тот встрепенулся, но потом задумался и кивнул.
Что ж, тогда все решено.
— Соловьев, красная ракета! — передал я по рации и замер, ожидая ответа. Успел мичман добраться до крыши или еще нет?
— Есть, ваше высокоблагородие! — ответил динамик под удивленными взглядами наших хозяев.
— Что ж, а теперь я ухожу. Рассчитываю на наше плодотворное сотрудничество и… — я посмотрел на все еще буравящую меня взглядом девушку. — А как вас зовут?
— Луиза… Просто Луиза из Рейхштадта, — ответила та после короткой паузы.
С ней мы говорили все так же по-французски, но все это время меня не покидало ощущение, что девушка вполне знает и русский язык. Впрочем, меня больше заинтересовала ее родина. Рейхштадт — кажется, именно этот город был отдан в наследство Орленку, сыну Марии-Луизы Австрийской и Наполеона I. Правда, в 22 года от нового Бонапарта решили избавиться, чтобы не провоцировать возможные политические эксцессы, и все… Нет, все-таки ничего интересного. Да и вряд ли те давние события могли быть хоть как-то связаны с простой девушкой Луизой. Какие бы дела, интимные или нет, ее ни связывали с министром внутренних дел Австрии Александром фон Бахом.
Я помахал парочке рукой и двинулся к выходу из Арсенала. Старался идти побыстрее и как раз успел увидеть, как полыхнуло и громыхнуло на восточной окраине Вены. Значит, Степан увидел сигнал, и газовое хранилище вместе со стоящей сверху древней стеной приказало долго жить.
— Уходим! — я позвал собравшихся вокруг меня солдат и добровольцев.
Потерявшийся в самом начале татарин, улетевший на территорию церкви, как раз выбрался на площадь. Значит, все на месте, в полном составе. После моего приказа каждый вытащил из разгрузки по неприметному плащу и накинул его поверх мундира. Вокруг уже начали собираться люди, но большинству из них не было никакого дела до группы таких же горожан, стремящихся побыстрее выбраться из города. А те, кто все же обращал внимание на наши слишком организованные и слаженные движения, тем более предпочитал держаться на расстоянии.
— Ваше высокоблагородие… — как только мы вышли из городских ворот и перебрались через мост, меня нагнал мичман Соловьев. — Можно вопрос?
Я огляделся. Погони не было, где-то внутри города раздалось несколько выстрелов — совсем в другой стороне и от Ам-Хоф, и от взорванной стены. Значит, местным точно не до нас или группы Степана, значит… Почему бы и не поговорить?
— Ну, спрашивай, — я заметил, как к нам начали подбираться поближе и все остальные. Все-таки каждый знал, что именно мы будем делать, но вот зачем… Я бы на их месте тоже не выдержал.
— Ваше высокоблагородие, почему нас так просто отпустили? Почему мы сначала действовали в форме, а потом без? И главное, как взрыв хранилища газа может помочь России? Мы ведь слышали, как вы отдавали распоряжения второму отряду… Они должны были убедиться, что рядом не окажется случайных людей. И тогда какой смысл во всем, что мы сегодня делали?
— Что ж, расскажу по порядку, — я на ходу сверился с ориентирами. Поворот дороги, лес, значит, за следующим холмом через пятнадцать минут нас и должны будут подобрать. — Итак, почему нас отпустили. Ответ прост — Александр фон Бах. Он не за союз с нами, но он за сильную независимую Австрию, которой выгодно это нападение. Мундиры — чтобы с нами поговорили, чтобы он понимал, что мы не бандиты с большой дороги, а представители определенной стороны. Тихий отход же нужен, чтобы у наших возможных союзников был выбор: приписать нападение России и собрать своих сторонников под эти знамена или же сказать, что личности установить не удалось, и под это дело проверить всех, до кого раньше не доставали руки. То, что мы оставляем нашим возможным союзникам свободу выбора — это тоже часть послания.
Я замолчал, некоторые вещи уже не стоило говорить вслух…
То, что мне удалось лично пообщаться с целым министром, это удача, но если бы и нет, мы сделали бы все
