Age of Madness: Рассказы - Александр Назаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И мы такими когда-нибудь станем, – отвечает ему Кеплер, сорвавший с одежды свой номер, – если не сдадимся раньше.
– Если сдаться, все будет зря, – замечает Тридцать седьмой.
– Думаете им уже того… Ну, сделали операцию, – тут Шестьсот сорок третий осекся, когда пересекся взглядом с Тридцать седьмым.
– Неа, те с улыбками ходят, а эти просто мертвые, – отвечает Кеплер.
Еще двадцать лет назад эти узники могли не понимать друг друга и даже ненавидеть, сейчас же все смешалось: обеспеченность, политические и религиозные взгляды. Здесь они все были угнетателями, по славам угнетаемых смотрителей. Георг был выдающимся биологом, пока на него не написали донос, в котором говорилось, что его исследования принижают значения небелых рас. Биологи уже давно работали в тайне и свои исследования не публиковали. Скорее всего донос написал один из коллег, или даже сестра Тридцать седьмого, в этот вариант он, правда, отказывался верить.
Кеплер держал студию по созданию компьютерных игр, но коэффициент «стандартных» рабочих оказался выше критического значения. В один из налетов Кеплер был задержан.
Подруга детства Шестьсот сорок третьего обвинила его в домогательствах. Как было на самом деле, неизвестно: сам Шестьсот сорок третий никогда не говорил об этом.
За пару часов до рабочей смены дверь снова начала открываться.
– Может, наконец, жратва? – предположил Уилбур, который до сих пор отмалчивался.
На пороге стоял мужчина в цепях. Черный. Все смотрели на него в изумлении. Он вошел и присел рядом с остальными. За ним зашел надзиратель с розовыми волосами:
– Жмурики есть?
– Натаниэль…
– Насрать на имя – номер?
– Двадцать первый.
Тело забрали. Дверь заперли и оставили заключенных в полу тьме, свет сюда не подавали.
– А не ослышался, двадцать первый? – спросил чернокожий, – это значит…
– Один из первых: десять лет, – мрачно закончил за него Георг Тридцать Седьмой.
– Как?
– Он был веселым… по большей части. Вчера на Натаниэля нахлынули воспоминания. Он долго не мог заснуть, а когда заснул, просто не проснулся.
– А ты-то как здесь оказался? Вас же не трогают.
– Нас? – он начал смеяться – Они сказали, что я уже не негр.
– Вот те на…
– Вы понимаете, что это значит? – оживился Тридцать седьмой, – Мятник качнулся!
– Что? Какой маятник? – спросил Кеплер.
– Маятник истории. Система начала пожирать саму себя.
2.
По осенним улицам, присыпанным желтой листвой, шел мужчина в длинном меховом пальто. В руках он держал телефон и листал ленту новостей. « За 9.11.2048 операцию трансплантации терпимости прошли еще 226 человек. Мы еще на один шаг ближе к обществу абсолютного взаимопонимания», – гласила первая статья. Мужчина поморщился: ему приходилось видеть людей, которых оперировали.
Его звали Джеси Смит, он был владельцем металлургического завода, что редкость для белого мужчины в это время. Во время налетов он сам чуть не попал в цис-лагерь. Ему помогло то, что во время расследования (в его время они еще проводились) всплыло, что у него есть фетиши. Сей факт резко изменил отношение к Джеси: теперь он не угнетатель, а сам угнетенный.
Если говорить правду, то фетиш его не определял сам характер Джеси, а просто лежал где-то в глубине его характера. Однако Смит сумел им воспользоваться. Он думал: «Если введут инквизицию – стану епископом, если коммунизм – марксистом. Главное – выжить и преуспеть». Такая позиция отнюдь не редкая.
Джеси тем временем проходил мимо площади. На ней пылал огонь. Обугленные страницы патриархальных книг отлетали одна за друой. Смит остановился. Несколько карателей (он сам так их называл) бросали книги в костер. С каждой зажжённой книгой сердце его надрывалось. Вот тлеет Мартин, вот полыхает Лавкрафт. Подростки водят хороводы вокруг костра, радуясь, что сюда же попал Булгаков, которого теперь не придется изучать в школе.
– Почему я вспоминаю Брэдбери? Он-то сгорел первым, – прошептал Джеси и пошел дальше.
На заводах работали только заключенные лагерей. «В этом их единственная польза и их единственное искупление», – гласила доктрина партии «Интернационал-феминизм». На всех тяжелых производствах и стройках было так же.
На конкретно этом производстве занимались переработкой металла. Сегодня прибыл грузовик с разбитыми бронзовыми памятниками. В плавильных печах уничтожалась история, также как и на улицах, когда сжигались книги. Джеси подошел к конвейеру, на который заключенные скидывали куски металла. Он несколько раз оглянулся, потом взял в руки отколовшуюся голову Уинстона Черчилля.
– Прости, Уинстон, – сказал Смит, однако положил голову обратно на конвейер, на котором она отправилась в печь.
Все это время на него смотрел и улыбался Георг Тридцать Седьмой. Увидав его, Джесси подошел ближе. Он открыл свою сумку и достал оттуда сверток, который тут же передал Георгу.
– Спрячь. Боюсь, это последний раз.
– Что?! Почему?
– А вот почему, – Джеси показал ему небольшой листочек.
– Это…
– Продуктовая карточка, еда теперь только по ним. Во флаге о шести цветах красный начал преобладать.
– Perkele! А что в мире, есть новости?
– Все отношения с востоком (ну, кроме Китая) прервали. Усилили санкции против России.
– Я слышал, русских не притесняют.
– У них свои проблемы с вечным царем. Русских у нас вообще белыми не считают. Еще кстати темпы проведения операций увеличили. Через неделю еще одна плановая волна.
– Меня туда приговорили…
– Вот дерьмо. Что-нибудь придумаем. Удачи и постарайся выжить.
Смит уже два года поддерживал лагерное подполье извне. Как Оскар Шиндлер спасал евреев в прошлом веке, так Джеси помогал заключенным. И хотя ему приходилось скрываться под личиной «война за социальную справедливость», Джеси был совершенно против этих сил.
По пути домой он решил зайти в магазин за продуктами. Там уже была очередь длиной в сто метров. В то время, как он стоял в очереди, вооруженная женщина осматривала её. Она подошла к Джеси.
– Паспорт, гражданин.
Ничего не сказав, Смит достал партийный билет и сунул в лицо проверяющей. Она кивнула и пошла дальше, а Джеси показал ей в спину средний палец.
3.
Дождавшись, когда шаги смотрителя за дверьми стихнут, Георг достал сверток.
– Сегодня у нас… Сушеные овощи! – удивил всех он.
– Ты как это умудрился спрятать при обыске? – Удивился Кеплер.
– Опыт, друг мой, опыт.
Делили поровну. Досталось всем, но совсем немного. Видно было, как тяжело приходилось Уилбуру: толстый, он имел солидный аппетит. Но он держался и старался не показывать. В свое время он раскритиковал радикальных бодипозитившиков, за что получил статус «Иуды» и «худшего из предателей». Здесь он похудел, но не сильно, хотя сидел уже не первый год. Георг предполагал, что это у него от проблем с щитовидкой. Уилбур был одним
