Смерть на ипподроме (Кураж, Нерв) - Дик Фрэнсис

Я вздохнул.

— Психологи воспринимают просто — хоть что-нибудь?

Он покачал головой:

— Мало что объясняется просто.

— Я добуду факты, И начну сегодня же, — я встал. — Спасибо, что вы согласились принять меня и выслушали столь терпеливо… И приношу искренние извинения по поводу вашего гольфа.

— Не так уж я и опоздаю, — успокоил он меня. На пороге, пожимая мне руку, он предупредил: — Роберт, будьте осторожны. Действуйте с оглядкой. Если вы правы насчет Кемп-Лора, — а очень возможно, что так оно и есть, — вы должны обращаться с ним осмотрительно. Заставьте его лечиться. Не загоняйте человека в угол. Его душевное здоровье может оказаться в ваших руках.

Я сказал резко:

— Не могу смотреть на него с ваших позиций. Мне он кажется не больным, а негодяем.

— Где кончается болезнь и начинается преступление… Об этом спорят веками, и нет двух людей, придерживающихся одного мнения. Но будьте осторожны. И привет родителям! — Он улыбнулся и захлопнул дверь.

Свернув за угол, я сперва отправился в пахнущую чистотой парикмахерскую и с удовольствием побрился. Потом в кафе поблизости заказал тройную порцию яичницы с беконом. И наконец стал размышлять над тем, где и как откопать железные факты.

Ясно, что фактов, которых я смогу добыть, крайне мало. И, раскапывая их, я должен буду преодолеть барьеры жалости и презрения. Лекарство горькое. Но если я хочу вылечиться, придется его проглотить.

Из кафе я позвонил Тик-Току.

— Ты сегодня занят?

— Сделай одолжение, друг, не задавай неприятных вопросов с утра. А ты?

— Ублюдок, вот ты кто. Мне машина нужна.

— Если ты задумал броситься на ней в море — не дам.

— Ничего похожего.

— Рад это слышать. Но если все-таки надумаешь броситься — дай мне знать, я составлю компанию, — тон у него легкий и шутливый. Но скрытое за ним отчаяние не нуждается в комментариях.

— Я хочу навестить конюшни… — начал я.

— Какие? — перебил он.

— Некоторые… Примерно шесть, если не считать конюшни Эксминстера и Келлара. Но туда же придется проникнуть.

— Ну и храбрец же ты! — воскликнул Тик-Ток.

— Спасибо. Ты, пожалуй, единственный во всей стране, кто так считает.

— Прости! Я не хотел!..

Я засмеялся.

— Брось! Где сейчас машина?

— За окном. Но сегодня нет смысла ехать — все тренеры будут на скачках.

— Надеюсь, что так.

— Что ты затеял? — подозрительно осведомился он.

— Восстановить поруганную славу рода Финнов. Я успею на поезд в десять десять. А ты встретишь. Идет? — И я положил трубку, не обращая внимания на его протесты.

В Ньюбери, на станции, он уже ждал меня. Одет в щегольской, затянутый в талии пиджак для верховой езды, длинный, как в восемнадцатом веке. И еще невероятно узкие галифе из рубчатой ткани.

Пока я оглядывал его с ног до головы, он наслаждался иронической усмешкой.

— А где же шейный платок, кружевные манжеты и шпага?

— Я человек завтрашнего дня. Вместо шпаги при мне «Моментальная защита против радиации. Будьте готовы встретить опасность», — рассмеялся он, процитировав рекламу.

У юного Тик-Тока безошибочно реалистический взгляд на мир.

Он уселся за руль.

— Куда едем?

— Едем, но без тебя!

— Нет, машина наполовину моя. И я еду, куда и она. — Он твердо решил, это было ясно. — Так командуй!

— Ну ладно… — Я выудил из кармана список, составленный в поезде, и показал ему. — Вот те конюшни, в какие я хочу попасть. В таком порядке, чтобы поменьше было обратных прогонов, но и так езды предстоит много.

— Ого! Хэмпшир, Суссекс, Кент, Оксфорд, Лестер и Йоркшир. А сколько ты собираешься пробыть в каждом месте? Нет, в один день этого не одолеть! Ты и так выглядишь усталым.

Я действительно чувствовал себя усталым, но меня смутило, что это так заметно. Я-то полагал, что бритье, завтрак и возвращение веры в себя скомпенсируют отношения предыдущих дня и ночи.

— Махнем сначала в Кент, а по дороге расскажешь, зачем мы едем. — Он спокойно включил зажигание, и мы двинулись. Сказать по правде, я был рад его обществу. Мы собрали свои вещички, и Тик-Ток направил тупой нос «мини-купера» в сторону первой по списку конюшни Корина Келлара в Хемпшире.

— Ну, валяй, выкладывай.

— Нет. Я не буду тебе ничего объяснять. Смотри и слушай. А потом сам мне скажешь.

— Ну и тип же ты! Надеюсь, ты учитываешь, что мы оба сейчас, мягко говоря, не в числе тех, для кого стелют красные ковры?

— Смотри лучше на дорогу, — посоветовал я.

— Я, верно, никогда тебя не раскушу. Мне казалось, что тебе очень трудно… Но встретил тебя сегодня — и мне самому стало веселее. — Насвистывая, он нажал на акселератор к обширным, хорошо ухоженным конюшням Корина мы приехали в тот момент, когда конюхи чистили лошадей после второй утренней выездки. Артур, главный конюх, нес через двор ведро овса. Привычная морщинистая улыбка, которой он всегда приветствовал меня, появилась было у его глаз, прежде чем он вспомнил. И приветливость смешалась с замешательством.

— Хозяина нету. Он на скачках.

— Знаю. Могу ли я потолковать с Дейви?

Дейви — конюх, который ухаживал за Трущобой.

— Думаю, что да, — с сомнением ответил Артур. — А скандала не будет?

— Нет. Не будет никаких неприятностей. Где он?

— Четвертое стойло от конца по этой стороне.

Мы с Тик-Током отправились туда и нашли Дейви. Он чистил солому вокруг Трущобы. Он был плотным шестнадцатилетним парнем, с огненно-рыжими волосами и несдержанным языком. Приветливость на его лице тотчас сменилась неприязнью. Он повернулся к нам спиной и погладил шею лошади. Потом сплюнул в солому. Тик-Ток тяжко задышал, сжав кулаки.

Я проговорил быстро:

— Дейви, у меня есть для тебя фунт, если ты захочешь что-нибудь рассказать.

— О чем это? — спросил, не оборачиваясь.

— О том дне, когда я скакал на Трущобе в Данстэбле. Три недели назад. Помнишь?

— Еще бы не помнить! — с вызовом ответил он. Я не обратил внимания на его тон.

— Ну так расскажи, что случилось с того момента, как вы приехали на ипподром и пока я сел на Трущобу на смотровом круге.

— Какого черта вам нужно? — Он круто обернулся. — Ничего не случилось. А что должно было случиться?

Я вынул фунтовую бумажку и протянул ему. Он секунду или две разглядывал ее, потом пожал плечами и сунул в карман.

— Начни с того, как вы отправились отсюда. И ничего не пропускай.

— Вы что, с катушек съехали?

— Нет, Но я хочу, чтобы ты отработал мой фунт.

Он снова пожал плечами.

— Мы отправились отсюда в лошадином фургоне в Данстэбл и…

— По дороге останавливались?

— Да, как всегда у Джо Коффа.

— Знакомых там не встретили?

— Ну… Джо и ту девушку, которая разливает чай.

— А неожиданных встреч никаких? — настаивал я.

— Конечно, нет. Мы добрались до ипподрома, вывели лошадей из фургонов — сначала первых двух, И отвели в конюшню. Потом вернулись и вывели двух других. А после я пошел и поставил десять целковых на Блоггса в первой скачке и смотрел с трибун, как они вылетели в трубу, — это дурацкое животное даже не пыталось выиграть и ярда… Потом я вернулся в конюшни, взял Трущобу, надел на нее попону и вывел в паддок… — скучным голосом, перечислял он свои привычные дела.

— Мог кто-нибудь в конюшне накормить или напоить Трущобу, дать ей, например, ведро воды перед скачкой?

— Не будьте идиотом. Конечно, нет! Где это слыхано кормить или поить лошадь перед скачкой? Глоток воды за пару часов до этого, я понимаю, но ведро… — Презрение в его голосе сменилось гневом. — Послушайте, по вашему, — что, я напоил ее? Ну нет, приятель, нечего сваливать свою вину на меня.

— Успокойся, Дейви! А как поставлена охрана в Данстэблских конюшнях? Может туда попасть кто-нибудь, кроме тренера и конюха?

— Нет, — ответил он спокойнее. — Там все закупорено насмерть. Старого привратника недавно уволили: он впустил одного владельца без тренера. Так что новый жутко придирается.

— Ладно, давай дальше. Пока что добрались до паддока.

— Ну я немного поводил лошадь. Хозяин принес из весовой седло… — Он неожиданно улыбнулся, будто вспомнил что-то приятное. — А когда он принес, я отвел Тру в загон, и хозяин оседлал ее, и я вывел Тру на смотровой круг, и водил ее до тех пор, пока меня не позвали, а вы сели на нее. — Он замолчал. — Не понимаю, зачем вам все это.

— Что случилось в паддоке, когда ты водил лошадь? Что-то приятное? Ты вспомнил об этом и улыбнулся.

Он фыркнул:

— Это не имеет отношения…

— Фунт был за то, чтобы говорить все.

— Ну, и пожалуйста, это не касается скачек. Тот парень с «телека», Морис Кемп-Лор, он разговаривал со мной. Больно уж ему понравилась лошадь. Он сказал, что большой приятель старика Баллертона, похлопал Тру и дал ей пару кусочков сахара. Мне это не больно понравилось, но ведь такого парня не отошьешь. Еще он спросил, какие шансы у Тру, и я ответил, что хорошие… Вот и все. Я же говорил, это не касается скачек.