Цвет небес - Джулиана Маклейн

Но иногда, лежа по ночам в постели одна, глядя на луну и слушая легкий шум моря за окном, я думала о том, как воспримет Мэтт мой поход на бал с Питером. Если бы он не уехал в Чикаго, то пошёл бы тоже или нет? Остались бы мы друзьями?

После короткой поездки по магазинам Портленда я выбрала открытое платье из желтого шифона с жестким корсетом и расшитой стеклярусом юбкой. Перед балом мама сделала мне изящную прическу во французском стиле. Длинные белые перчатки ласкали кожу шёлком, а мамин дорогой парфюм, которым я слегка надушилась за ушами, стал превосходным финальным аккордом.

Когда позвонили в дверь, я со второго этажа услышала, как Питера приглашают в дом.

— Какой ты элегантный, — восхитился им отец.

— Благодарю, сэр, — ответил Питер. — Сегодня важный день.

Я начала спускаться, но замерла на середине лестницы, положив затянутую в перчатку руку на перила. Как только я увидела Питера, моё сердце дрогнуло. Каким красивым он выглядел в черно-белом смокинге с галстуком-бабочкой! Чистые волосы аккуратно расчесаны, а черные туфли — начищены до блеска, и в них отражался льющийся с потолка свет. Я не смогла сдержать улыбки, зная, что щеки залились румянцем.

Все смотрели на меня, пока я спускалась. Всё казалось ненастоящим, похожим на сон.

— Ты прекрасна, — сказал Питер, и я была почти уверена, что он восхищен.

Когда я наконец подошла к нему, он протянул мне коробочку с бутоньеркой. Мама помогла мне пристегнуть её к платью, а затем папа сфотографировал нас рядом с камином и отвез на бал.

У дверей мы вручили свои пригласительные билеты, и пошли, держась за руки, по вестибюлю школы к спортивному залу. Музыка оркестра по мере приближения звучала все громче и громче.

— Готова? — спросил Питер, остановившись перед дверями.

Улыбаясь друг другу, мы распахнули двери и вошли внутрь, молча обозревая зал. Сотни крошечных белых огоньков плясали по стенам как звездный свет, потолок украшал разноцветный серпантин, скрывавшим баскетбольные кольца. Группа на сцене играла «Голубое на голубом». Все музыканты были одеты в чистые белые пиджаки и черные галстуки. На танцевальной площадке находилось лишь несколько пар, но было ещё слишком рано.

Мы с Питером заняли места за одним из дальних столов и немного понаблюдали за танцующими. Вскоре пришли остальные одноклассники и присоединились к нам, и когда мы заговорили, все стало казаться менее формальным.

Наконец мы тоже вышли на танцевальную площадку и до конца бала не покидали её. Когда заиграл последний вальс, я положила руку на плечо Питера и почувствовала влажное тепло его тела сквозь тонкую ткань рубашки, поскольку чуть раньше он снял пиджак. Его тело почти горело.

Я тоже вспотела. Бальные туфельки жутко натерли ноги. Щеки горели румянцем и блестели.

Когда танец окончился, мы отошли друг от друга, но мою руку Питер не выпустил.

— Спасибо, что пригласил меня, — поблагодарила его я. — Я отлично провела время.

— И я.

После бала отец Питера ждал нас на стоянке, и мы забрались на заднее сиденье его «форда». Отец Питера высадил нас перед моим домом, и Питер пошёл провожать меня до дверей.

Я посмотрела на фасад и увидела маму сквозь окно гостиной, а затем снова повернулась к Питеру. Минуту мы стояли у ворот моего дома, остывая под вечерним ветерком. Мы запрокинули головы назад, чтобы посмотреть на звезды, слушая стрекот сверчков вокруг. Где-то в отдалении шепот моря породил во мне желание. Я ощутила странную, незнакомую доселе тоску.

— Потрясающий вечер, — промолвил Питер.

— Чудесный.

Он указал на входную дверь. Я отперла ворота и открыла их, а затем медленно пошла по дорожке. Стуча каблуками по плоским камням, я чувствовала, как ноют пальцы в тесных туфлях. Мы поднялись на ступеньки веранды и остановились под фонарем на крыльце.

— Думаю, увидимся завтра в церкви, — подытожил он.

— Как всегда, я буду там.

— А в среду последний день занятий.

Я улыбнулась.

— Слава богу.

Несколько секунд мы не говорили ничего, и я уставилась на свои туфли. Сердце гулко забилось в груди. Это было странным и ненормальным. Я сделала глубокий вдох и сглотнула, а затем Питер сделал то, чего я от него ожидала. Он шагнул вперед, склонил голову набок и прикоснулся своими губами к моим.

Этот раз был непохож на предыдущий. Поцелуй казался более умелым. Казалось, что Питер больше уверен в себе и своих действиях. Не думаю, что с того дня на озере он целовался с кем-то ещё (даже если и так, от меня он сей факт утаил), но полагаю, что у него было время поразмыслить об этом. Это больше не был первый поцелуй. Питер точно знал, что делает. Как и я — достаточно для того, чтобы слегка расслабиться и закрыть глаза.

Инстинктивно я обвила руками его шею. Моя грудь теснее прижалась к его, когда он обнял меня за талию.

Он крепко обнимал меня, а затем поцелуй начал меняться. Питер приоткрыл рот и более агрессивно захватил в плен мой язык. Я тихо ахнула, а в следующий миг он уже прижимал меня к стене, целуя в шею.

По коже побежали мурашки, и я едва могла дышать от восторга. Но поцелую должен был прийти конец. Мы оба это знали. Внутри ждут родители…

Питер осторожно отстранился. Он тяжело дышал, и это было видно, и смущенно смотрел на меня.

— Ух ты.

Я согласно кивнула.

— Увидимся завтра, — попрощался он.

— Хорошо.

Он спустился с крыльца и пошёл к воротам, затем развернулся и пошёл спиной вперед, махая мне на прощание, но споткнулся. Я тихо рассмеялась, и он засмеялся мне в ответ, пожал плечами, словно показывая, что ничего не мог поделать.

Не стану отрицать, что он мне сильно польстил. Внутри меня все словно светилось.

Отвернувшись от Питера, я вошла в дом, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней.

— Хорошо повеселилась? — спросила мама.

— Да.

Я ещё долго стояла у двери.

А затем внезапно почувствовала, будто меня смыло океанской волной. Я с трудом сглотнула, и не сказав ни слова родителям, начала подниматься по лестнице, напоминая себе, что меня больше не несут никакие волны. Это просто жизнь.

На следующий день в церкви во время проповеди мы с Питером постоянно переглядывались, пока я стояла за кафедрой проповедника с остальными хористами. Каждый раз, когда наши глаза встречались, мы обменивались молчаливыми улыбками, отчего моё сердце трепетало, но я собрала волю в кулак и старалась вести себя пристойно. Мы же, в конце концов, в церкви!

В следующий раз я посмотрела на Питера твердым угрожающим взглядом, потому что мы оба знали, что он не должен пялиться на меня так, словно желает поцеловать и на этом не останавливаться.