Повстанец - Владислав Виногоров

Вхожу в подъезд и вихрем мчусь по лестнице. Душа поет. Вот уж не ожидал от себя такого. Если бы мне кто-то сказал, что буду радоваться как мальчишка, когда пересплю с девкой, — не поверил бы. Да, шесть лет назад в это время я как раз готовился ввести верные мне войска в Столицу. А теперь… Дверь приоткрыта. Они там окончательно перепились? А если кто влезет?

Распахиваю дверь и тут же нос к носу сталкиваюсь с Алусом. Губы у него сжаты в тонкую полоску, желваки играют. Из комнаты на мгновение выглядывает Салус и тут же исчезает. В квартире тихо — гости, вероятно, уже давно разошлись. Ситуация неприятная, но испортить мое хорошее настроение не так просто: мне сегодня просто здорово.

— Где ты был? — ледяным тоном сквозь зубы осведомляется Алус.

— Гулял, — нагло отвечаю я.

— А синяк откуда? — Тон у Алуса становится еще более воинственным.

— Я упал и… Слушай, ты же сам прекрасно знаешь, откуда бывают синяки. Поверь, тому, кто это сделал, намного хуже.

— Ты попал в полицию, — безапелляционным тоном заявляет Алус. Я несколько тушуюсь.

— Почему в полицию? — глупо спрашиваю я. — В полиции я отродясь не бывал.

— Мы уже все больницы обзвонили! — Это включилась в разговор Салус. — Все морги! Думали, что тебя уже убили! А ты…

Стоп. Дальше слушать не имеет смысла. Или я патологически невезучий, или все родители одинаковы от природы. Кошмар какой-то: те же интонации и те же самые фразы! Только то были мои НАСТОЯЩИЕ родители, а это приемные. Но разницы особой не ощущается. Значит, воплей и всхлипов хватит еще часа на полтора. Ужас. Сколько же мне поспать удастся?

— Ты меня слушаешь или нет?! — Алус в гневе.

— Слушаю, — отвечаю я, понурив голову, хотя слушать тут явно нечего: чего-нибудь нового для себя я сегодня не услышу.

— Тогда, может, расскажешь, где ты был? — вопрошает Алус.

— И с кем? — вклинивается в разговор Салус. Ситуация тупиковая. Я не могу рассказать, что я делал этим вечером, но нужно что-то ответить. Что отвечать, я пока не знаю, а придумывать на ходу сегодня лень. Остается одно — попробовать пойти на пролом.

— А какая разница, где я был и с кем? — воинственно огрызаюсь я. — Погулять в свой день рождения не имею права? Как вам здесь водку жрать со всякими уродами — так можно, а мне и погулять нельзя. Хороша демократия, нечего сказать.

Алус опешил и с интересом на меня смотрит. Салус тоже озадачена. Н-да. Не фонтан. Мои НАСТОЯЩИЕ родители на такое фуфло бы не повелись. И очень может быть, что выжали бы из меня все… когда я был в четырнадцатилетнем возрасте. Но не сейчас. А эти… Закалка не та.

— Иди спать. Поговорим утром, — отрезает Алус и, демонстративно глядя мимо меня, удаляется в свою комнату.

— Есть хочешь? — вздыхает Салус. — Иди на кухню, сейчас покормлю.

Угроза атомного нападения миновала. Или отсрочена. Я сбрасываю кроссовки и плетусь на кухню.

Однокласснички, присутствовавшие вчера на моем дне рождения, сегодня выглядят откровенно паскудно. Похмелье, стало быть. Злорадно на них посматриваю. Арнус мается головной болью. Ему нет дела ни до уравнений, ни до математички. Та периодически бросает на нас злобные взгляды, но понимает, что наезжать сегодня бессмысленно. Пилус на уроке отсутствует. Думаю, что будет он отсутствовать еще пару дней. Мой синяк замазан тональным кремом, но все равно виден. Перед уроком, вероятно, было бурное обсуждение вчерашней драки. Насколько я понял Арнуса, общее собрание решило, что это еще не конец и Пилус, когда оклемается, потребует сатисфакции. Мне на это искренне наплевать: полезет опять — опять получит.

Уклус выглядит еще лучше, чем обычно. Я просто отказываюсь верить своим глазам. Не проходит и десяти секунд, чтобы я не бросил на нее откровенно восхищенный взгляд. Она явно это чувствует и становится еще прекраснее. Могу себя поздравить — я влюбился. Умом понимаю, что это в высшей степени глупо, но ничего с собой поделать не могу. А если действительно завтра появится неприметный человечек и передаст привет от Альтуса? Что тогда будет? Я старательно гоню от себя эти мысли, но они упорно возвращаются.

Математичка продолжает распинаться насчет экзаменов. Ее никто не слушает — слишком много новостей и слишком откровенно Санис посматривает на Уклус. Весна.

К концу второго урока весь класс уже шушукается обо мне и Уклус. Нам на это искренне наплевать. Вторым уроком у нас была физика. Я рыкнул на Арнуса и насильно пересадил его к соседке Уклус, та не особо возражала и даже одарила моего друга игривой улыбкой. Знаки внимания к своей персоне Арнус проигнорировал. Когда моя рыжая любовь вошла в класс, я молча показал ей на свободный стул рядом с собой. Она кивнула и заняла его. С этого момента в классе началось шушуканье, иногда перекрываемое недовольным ворчанием Арнуса. Мы на это не обращали ровным счетом никакого внимания — мы были настолько заняты друг другом, что на внешние раздражители реагировали крайне слабо и с сильным запаздыванием. За что и поплатились. Физику, вероятнее всего, наше воркование изрядно надоело, и посреди урока он просто выставил нас из класса. Мы не возражали. Уходили мы под ехидные комментарии Арнуса. Я покрутил пальцем у виска, презрительно хмыкнул и, галантно открыв перед Уклус дверь, покинул класс следом за своей дамой. То, что урок сорван, я уже не сомневался: какая может быть физика, если есть такая тема для обсуждения?

Мы сидим на моем любимом поваленном дереве и смотрим друг на друга. Говорить нам нет никакой необходимости — слова просто будут лишними, мы все понимаем без слов. Уклус прекрасна, и я ею искренне восхищаюсь. Молча. Любые слова кажутся грубыми и звучат как-то казенно. Она тоже молчит, но глаза буквально светятся. Нам хорошо вдвоем.

Как только мы вышли из здания школы, я предложил туда больше сегодня не возвращаться. Уклус кивнула в знак согласия, и мы, взявшись за руки, пошли на бывшее еврейское кладбище, где и уселись на любимое поваленное дерево. Вокруг бушует весна. И мне кажется, что не только вокруг, но и в нас самих. Некоторое время мы просто держимся за руки, но потом я обнимаю Уклус и целую в губы. Она отвечает на мой поцелуй с такой страстью, что я пугаюсь, но останавливаться нет ни малейшего желания.

— Родители приедут только завтра, — шепчет Уклус. — Пойдем ко мне.

— Это так и должно быть? — Уклус несколько озадачена.

— Да, все в порядке, — успокаиваю ее я. — Просто не нужно было этого делать сегодня. Обычно ждут несколько дней после первого раза.

— А откуда ты это знаешь? — очень подозрительно осведомляется Уклус.

— Читаю много, — коротко отвечаю я. Не рассказывать же ей, откуда я это знаю на самом деле? Да и как такое рассказать? Как объяснить, что я ей в принципе гожусь в отцы? Я, наверное, не смогу. А кто сможет? И ведь что самое подлое, не поверит. А если поверит, то обязательно похвастается перед подружками. Чем это закончится, и ежу понятно. Слухи о том, что у нас была методика омоложения, до президентской разведки должны были дойти. В конце концов, если о чем-то знает больше одного человека, то знают все. Другое дело, что в такое слабо верится, я бы точно не поверил, но приказал бы проверить. Так, на всякий случай. А может, Президент решил не особенно дергаться и подождать несколько лет? Очень даже логично получается: пока основные путчисты малолетки — бояться их нечего, а как подрастут — попадут под контроль анализа крови и прочих гадостей. Медицинская информационная система у нас централизованная, значит, вычислить нас при поступлении на учебу или работу будет проще простого. А дальше — грамотная провокация или подстава, и бывший путчист гремит на нары. На полную катушку гремит. Ну а позаботиться о том, чтобы человек из тюрьмы не вышел, — дело плевое.