17 Тамплиеры 1. Рыцарь Феникса - Юрий Сазонов

Таял свечной воск, источая жар и благоухание, таяло желтое лицо императрицы под балдахином. Клевал носом коннетабль Франции, истово бормотал молитву граф Люксембургский. Томас, стоявший за плечом великого магистра, тоже читал молитву, но в латинские слова вплетал и другие:

— Приор Англии Уильям де Ла Мор сообщает, что король Филипп приказал тринадцатого октября арестовать тамплиеров во всех командорствах и владениях ордена. Аресты будут проводится сенешалями, бальи и прево  [32] именем Святой Инквизиции. Арестованных немедленно подвергнут допросу, а в случае непризнания вины — и пытке. Узнав об этом, брат де Вилье велел подготовить лошадей и оружие. Завтрашней ночью, еще до рассвета, мы покинем Тампль. Вам следует быть наготове. Не оборачивайтесь, монсеньор, но кивните головой в знак того, что вы услышали меня и поняли.

Медленно, как рушится разбитая молнией башня, великий магистр ордена тамплиеров обернулся. Не выпуская кисть балдахина из руки, он улыбнулся Томасу и во весь голос сказал:

— Я услышал тебя, брат, но быть такого не может. Король Франции — верный друг и защитник ордена, и мы в полной безопасности под его рукой.

Дрогнули огоньки свечей. Коннетабль дернулся, вырванный из объятий сна. Граф Люксембургский и принц Филипп прервали молитву и во все глаза уставились на Жака де Моле, а тот все смотрел на Томаса, улыбаясь благожелательно и безмятежно.

Часть вторая. Глава 2. Бегство

В ночь с двенадцатого на тринадцатое октября ворота Тампля распахнулись, выпустив кавалькаду всадников и навьюченных лошадей. В темноте раздалось металлическое позвякивание кольчуг. Вспыхнули факелы. Черная вереница с лязгом и топотом устремилась на восток. Жители предместья Сен-Мартен прильнули к окнам, пытаясь понять, что за дьявольская конница мчит сквозь ночь. Не Дикая ли это Охота [33] гуляет по тракту за две недели до Дня Всех Святых — языческого праздника Самайн [34] ? Черные и коричневые плащи всадников раздувал северный ветер, сорвавшийся в ту ночь с цепи, как гончая со сворки. Ни проблеска белого не было в толпе, так что никто из боязливых и любопытных мещан, таращившихся из окон, не заподозрил во всадниках рыцарей ордена Храма.

Ледяной ветер хлестал левую щеку, срывая с головы капюшон плаща. Томас щурил глаза, прикрываясь перчаткой от водяной мороси. Промчавшись сквозь притихшее предместье и перевалив через заросшие виноградниками холмы, вся кавалькада вылетела на северный берег Марны, правого притока Сены. Тракт вел из владений французского короля во владения его сына, Людовика Сварливого — графство Шампань. Здесь задерживаться было нельзя, и тамплиеры безжалостно погоняли лошадей. Только две дюжины несли всадников, остальные были навьючены кожаными, тяжело побрякивавшими сумами. Перед тем, как покинуть Тампль, приор основательно опустошил орденскую казну. Томас усмехнулся непослушными губами и потер замерзшую щеку. Король Филипп будет разочарован. Что он обнаружит в захваченной цитадели: несколько тысяч серебряных марок, напуганных служителей и безумного старика, утратившего способность отличать ложь от правды? И все же Томасу было жаль магистра. Сам он лишь однажды испытал силу черного певца, и то долго не мог отделаться от видения кровавого, бегущего на запад потока. Что же говорить о магистре, который каждый день проживал в тени человека в маске?

Кони несли всадников на восток. По правую руку беззвучно текла река, к ней купами спускались горбатые ивы и безлистые, голые вербы. Впереди меж туч плясала луна, огромная, как щит великана, и красная, как кровь. По воде вровень с кавалькадой неслась багровая лунная дорожка. В зарослях тростника кричала какая-то птица, кричала тоскливо, жалобно и упрямо, и крики ее преследовали конников до самой зари.

Дорога. Дорога. Дорога. Вскоре Томас уже не представлял, как можно просыпаться без боли в спине и ногах, как можно заниматься чем-то другим, кроме седлания и расседлывания лошадей и бесконечной скачки.

Через Шампань они пронеслись как ветер, ночуя в тамплиерских манорах [35] , а чаще — в каком-нибудь поле, среди подернутых инеем несжатых колосьев. Кони пали бы на второй день, если бы не подставы — свежая смена лошадей, ожидавшая приора и его спутников во владениях ордена, еще не захваченных людьми короля. В командорстве Пасси-Гриньи их предупредили, что в главной цитадели ордена в Шампани, Демпьер-о-Темпль, уже идут аресты. Отсюда же один из рыцарей де Вилье увел погоню по ложному следу на юг, в Труа. С ним ускакали двое рыцарей командорства и пять сервантов. Приор проводил уехавших тяжелым взглядом: вряд ли оставшиеся увидят братьев в этой жизни.

После, переправившись через реку, отряд поскакал на восток. Через брод их перевел местный, бородатый старик. Старик поглядывал на всадников слишком уж проницательно, за что и поплатился: Гуго де Безансон отстал от остальных, а, когда вернулся, отирал полой плаща кинжал. Жак, ехавший рядом, побелел, и губы его дрожали. В камышах вновь заорала птица. Кричала и кричала, словно люди разорили ее гнездо, хотя конец октября — не время для гнезд.

Местность стала более холмистой. Вершины холмов поросли елями и соснами, жалобно стонавшими под ветром. Ветер сменил направление, и, холодный, влажный, пропитанный запахом моря, дул теперь с запада, подгоняя всадников. Они повернули на север, вновь спустились на равнину и пересекли реку Маас. Ее плоский берег был усыпан деревушками и городками, так что остаться незамеченными все равно бы не удалось. Кавалькада промчалась среди бела дня по деревянному мосту. Доски заходили ходуном, а чумазый мальчишка, гнавший через мост стадо гусей, шарахнулся в сторону и чуть не плюхнулся в воду. Впереди замаячил древний городишко Туль с величавым собором святого Этьена, очертаниями напомнившим Томасу Нотр-Дам. Здесь уже начинались владения Священной Римской Империи, до которых пока не дотянулись жадные руки французского короля. Всадники поехали тише и даже позволили себе двухдневный отдых в командорском доме в Дагонвиле.

После сытного — впервые за пять дней — обеда из двух перемен и местного кисловатого белого вина голова у Томаса закружилась. Он с трудом держался прямо, прислушиваясь к тихой беседе здешнего командора и приора. Вести из Парижа не радовали: Филипп захватил Тампль и расположился там, как завоеватель в захваченном городе. Арестованным храмовникам предъявили обвинения, чудовищные как по лживости, так и по изощренной выдумке. Неофитов будто бы заставляли плевать на крест и отрекаться от Господа Иисуса Христа, священники служили еретическую мессу, а еще члены ордена препоясывались неким вервием, которое освящали, обвивая вокруг идола с человечьей или козлиной бородатой башкой… Томас вздрогнул. Тихо, но отчетливо прозвучало незнакомое слово, имя паскудного идола… «Бафомет». Томас поклялся бы, что командор Дагонвиля так и сказал: «Бафомет». Вспомнился темный берег реки, и языки костра, и выпуклые, с тяжелыми веками глаза гадалки. «Бафомет». Так вот что это значит…

Встав со скамьи, где клевали носом двое рыцарей из свиты приора, Томас тихо приблизился к беседующим братьям. Те обернулись. Командор Бернар де Вильруа подозрительно сощурился. Приор успокоительно положил руку ему на плечо.

— Это мой племянник, посвященный брат ордена. Чего тебе, Томас?

— Прошу прощения, брат Бернар. Вы упомянули одно слово, и мне показалось, что я уже слышал его прежде. «Бафомет». Что это означает?

Командор оскалил желтые крупные зубы.

— Где ты его слышал?

Юноша покраснел. Де Вилье ободряюще улыбнулся.

— Говори, не бойся. Ты слышал это имя от кого-то из бра­тьев?

— Жерар!.. — начал командор Дагонвиля, но приор сжал пальцы, и по лицу де Вильруа пробежала гримаса боли.

Словно не замечая, что причиняет брату неудобство, де Вилье настойчиво повторил:

— Итак, Томас… Где и что ты слышал о Бафомете?

Томас отчаянно взлохматил волосы и выпалил:

— От цыганки. Она гадала мне… Перед тем, как украсть мой кошелек. И сказала, что я должен запомнить слово «Бафомет».

Командор моргнул и выпучил глаза. Приор некоторое время смотрел на Томаса со странным выражением, а затем откинул голову и хрипло расхохотался. Под черной бородой храмовника заходил острый кадык.

Отсмеявшись, де Вилье отпустил плечо командора и обратился к Томасу:

— Значит, цыганка сказала это перед тем, как украсть у тебя кошелек?

— Да, — выдавил Томас, чувствуя, как пламенеют уши.

— Обрати внимание, брат Бернар, — глубокомысленно заметил приор, — цыганка порядочней короля. Она сначала морочит голову, и лишь затем крадет твои деньги — в то время как король сначала обирает тебя, а потом еще и пытается оболванить.

Командор мрачно покачал головой.

— Ты считаешь, что это предмет для шуток, брат?