Песнь Бернадетте - Франц Верфель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если бы вы только знали, мои милые, что было вчера, вы бы посходили с ума… Но я не должна вам рассказывать…
— Зачем ты тогда разжигаешь наше любопытство? — спрашивает рассудительная Катрин. — Может быть, с тобой кто-то заговорил на улице? — Речь вовсе не обо мне, а о Бернадетте Субиру…
— Что могло приключиться с Бернадеттой, с этой недотепой? — пожимает плечами Катрин.
Жанна Абади подвергает подруг утонченной пытке:
— Я дала Бернадетте слово ничего не говорить. Правда, я не поклялась. Настолько-то у меня ума хватило…
— Раз ты не поклялась… — приходит ей на помощь Аннет Курреж.
— Да, раз ты все же не поклялась… — подхватывает хор девочек, усиливая выразительность мелодии.
— Да, раз ты не поклялась, — выносит вердикт Мадлен Илло, — то не будет никакого греха…
Абади понижает голос до пронзительного шепота:
— Ладно, тогда подойдите поближе, чтобы никто не услышал… Бернадетта видела вчера в гроте Массабьель красивую молодую даму, всю в белом, с голубым поясом. И дама была босая, а на ногах у нее были золотые розы… Мы собирали хворост, Мария Субиру и я, а когда вернулись, Бернадетта стояла возле ручья на коленях, не слышала, как мы ее звали, и выглядела очень странно…
— А вы сами дамы не видели? — спрашивают, перебивая друг друга, девочки.
— Мы с Марией даже не знали, что она там, когда собирали хворост…
— Золотые розы на ногах… подумать только!.. А кто она может быть, эта молодая дама?
— Пресвятая Дева, если бы я знала! Я полночи ломала над этим голову…
— Может, Бернадетта тебя разыграла, — задумчиво предполагает Катрин Манго. Но рыжеволосая дочка секретаря мэрии презрительно отмахивается:
— Что ты, для этого Бернадетта слишком глупа.
— Нет, Бернадетта не лгала, — размышляет Жанна Абади, — и мы должны поточнее узнать, что все это значит.
Жадные до сенсаций девочки горячо приветствуют предложение Жанны. Решено: они все вместе отправятся в Массабьель, чтобы поискать там загадочную босую даму.
— Но будет ли она еще там, когда мы придем? — спрашивает Туанет Газала, дочь свечного мастера.
— Если Бернадетта что-то видела, то и мы увидим, — рассуждает Катрин Манго. — Глаза у нас не хуже, чем у нее…
Жанна Абади молча о чем-то размышляет и затем выносит решение.
— Она должна пойти с нами, — заявляет Абади, — без нее дама может не появиться.
Когда Бернадетта и Мария, на этот раз необычно поздно, входят в класс, девочки из компании Жанны окружают их и засыпают вопросами:
— Так что там было с этой дамой?.. Расскажи, опиши ее поподробней… Где она стояла?.. Как ты ее заметила?.. Она тебя позвала?.. Она двигалась?..
Бернадетта заглядывает в глаза Жанны Абади.
— Жанна, зачем ты все рассказала?
Но в ее голосе, как и вчера, звучит скорее облегчение, чем упрек. Теперь уже довольно много людей знают о даме, которая, собственно, принадлежит ей одной: Мария, Жанна, родители, дядюшка и тетушка Сажу, мадам Бугугорт, дядюшка Бурьет, а сейчас еще и эта свора девчонок, которые болтают о даме с таким любопытством, как будто во всем этом нет ничего особенного и дама — самая обыкновенная дама в мире. Бернадетту с самого начала одолевают противоречивые чувства. С одной стороны, ей хотелось бы, чтобы дама была только ее, теперь и всегда, до последнего ее вздоха, и чтобы ей, Бернадетте, ни с кем не нужно было делиться этой прекрасной ошеломительной тайной. С другой стороны, ей хотелось бы громко кричать о своей тайне всем, кого она знает, чтобы все люди смогли узреть этот пленительный лик и испытать при этом такое же наслаждение, как и она сама. И это ее второе желание было, возможно, даже сильнее первого.
— Я все рассказала, — оправдывается Жанна Абади, — потому что я вчера не поклялась и потому что все это очень важно. Мы все хотим пойти завтра к гроту Массабьель и посмотреть на даму…
— Как ты думаешь, мы ее увидим? — спрашивает Мадлен Илло.
— Возможно, увидите, — говорит Бернадетта. — Но точно я не знаю.
Абади пристально смотрит на Бернадетту.
— Ты ведь пойдешь с нами к Массабьелю?
Бернадетта опускает голову и молчит.
— Дама что-нибудь тебе говорила? — допытывается Катрин Манго.
Бернадетта отвечает, не поднимая глаз:
— Нет, ни слова не говорила… Но она была такая красивая, что красивее не бывает…
— Если она такая красивая, — с сомнением произносит Мадлен Илло, веснушчатая солистка, — то, возможно, она послана к нам не силами Добра…
— Вот об этом я и думала всю ночь, — заявляет осмотрительная Жанна. — Вполне вероятно, что дама представляет силы Зла. Я подумала, что в воскресенье после службы надо взять из церкви бутылочку со святой водой. И если дама на месте, Бернадетта должна опрыскать ее святой водой и сказать: «Если вас послал Бог, мадам, подойдите ближе. А если вы посланы сатаной, мадам, убирайтесь прочь!..» Так всегда говорят… Думаю, это разумное предложение, так мы узнаем правду.
— Ой, прямо мороз по коже дерет, — говорит Аннет Курреж. — А может, дама не послана ни Богом, ни сатаной, а просто настоящая дама…
— О да, она совершенно настоящая! — страстно заверяет Бернадетта.
— Ну вот, весь утиный садок в сборе, — раздается голос незаметно вошедшей учительницы. — И все внимают мудрым высказываниям нашей высокоученой Бернадетты…
Воскресенье. Глухие колокола маленького городка уже разнесли над крышами и холмами весть о пресуществлении хлеба и вина в тело и кровь Спасителя. Литургия близится к концу. Бернадетта и Мария Субиру вместе со всем классом под предводительством Возу присутствуют в церкви. Франсуа Субиру до полудня трудится в конюшнях Казенава. Жан Мари и Жюстен вымолили разрешение побегать по улицам, а Луиза Субиру сидит одна в кашо и наконец-то отдыхает — просто сидит и вяжет чулок. Она отстояла мессу в семь утра. Не любит она присутствовать на литургии, куда приходит «чистая публика», — люди хорошо одетые и хорошо отдохнувшие. Самой ей нечего надеть в церковь, поэтому она принадлежит к самым низам общества и вынуждена ходить в полутемную утреннюю церковь, где служит тихую мессу один из капелланов: Помьян, Пен или Санпе. Отказ от литургии — акт самоотречения со стороны Луизы Субиру, так как торжественная литургия не просто богослужение, но и праздничное действо, необходимая разрядка после изматывающего однообразия будней. Мощные звуки органа согревают душу лучше любого камина. Люди встречаются, здороваются, приветствуют друг друга кивками и улыбками. Декан Перамаль — превосходный пастырь, и когда после чтения Евангелия он обращается к прихожанам с проповедью, его звучный бас проникает в самое сердце. Но главная причина, почему Луиза Субиру отказывается от торжественной литургии, состоит в том, что ей не хочется встречаться в церкви со своими состоятельными сестрами. Бернарда Кастеро, вдовствующая Тарбе́, считающаяся семейным оракулом, и Люсиль, несчастная старая дева, — обе имеют возможность прилично одеться в церковь. Луиза слишком горда, чтобы выступать на их фоне в роли заблудшей овцы и позора собственного семейства, быть «урожденной Кастеро», которая, к своему стыду, вытянула столь несчастливый жребий. Она питает к Бернарде, своей старшей сестре, почтительное уважение, но в то же время мадам Тарбе постоянно ее раздражает.
Однако сегодня, в это благословенное утро, Луиза ощущает истинное наслаждение от полного одиночества и покоя, от того, что не докучают сыновья и не дергают дочери, что не надо беспокоиться о муже, который не сидит сейчас ни у папаши Бабу, ни в другом подобном заведении, но занят честным трудом «служащего почтового ведомства», как он сам себя называет. Казенав выдал им десять франков в качестве аванса. Самые срочные долги уплачены. После долгих недель воздержания в доме наконец появился добрый кусок говядины. «Мясо в горшочке» с хорошими овощами и маленькими луковками уже начинает распространять по комнате свой упоительный, щекочущий ноздри аромат.
Душа Луизы Субиру со вчерашнего дня также пребывает в блаженном покое. Вчера на исповеди она обратилась за советом к отцу Санпе. Честно говоря, она была сильно встревожена этой историей с Бернадеттой и таинственной дамой. Как следует относиться к таким странным вещам? Но отец Санпе, человек большого ума, даже не зная Бернадетты, сказал ей с добродушной улыбкой: «Дочь моя, это лишь безобидные детские выдумки, и взрослый человек не должен принимать их всерьез». Тем не менее она вновь пугается, когда через полчаса в кашо вваливаются ее дочери с целой ватагой девчонок и просят, чтобы она разрешила Бернадетте отвести их всех к Массабьелю поглядеть на распрекрасную даму.
— Вы что, совсем рехнулись? — злобно взрывается Луиза. — Бернадетта никуда не пойдет…