Фаза ингибиторов - Рейнольдс Аластер

– «Коса» тебя убьет.

– Но ты уже не увидишь этого и не сможешь порадоваться. А если я смогу тебя убить, остаться в живых и развернуть корабль – порадуюсь сам. И запомни: думать об этом я буду каждую минуту.

– Что ж… теперь я спокойна. Если бы тот, кого я выбрала, не дал мне такого обещания, я бы забеспокоилась: а будет ли от него какая-то польза? – Она взяла меня за подбородок и развернула к себе, чтобы наши взгляды встретились. Ее пальцы напоминали клещи, ногти с силой вонзились в кожу. – Ты ведь не врешь? Я вижу ненависть в твоих глазах. Столько ненависти…

– А чего ты ожидала?

– Ненависть помогает. Ненависть полезна. – Она щелкнула пальцами, будто отгоняя повисшую между нами тьму. – Впрочем… может, хотя бы сделаем вид, будто обсуждаем нечто более приземленное? Идем, покажу тебе рубку управления.

Мы прошли вперед – или вверх, в зависимости от меняющейся перспективы. Насколько я мог судить, «Коса» сперва висела над Михайловым Днем брюхом вниз, а затем начала удаляться от планеты, сохраняя ту же ориентацию. Но теперь расположенные в задней части корабля двигатели толкали его вдоль продольной оси и местная сила тяжести сместилась на девяносто градусов. Полы и стены без особой суеты меняли свое предназначение, коридоры сжимались и расширялись, люки открывались и закрывались в соответствии с меняющейся геометрией.

Рубка управления представляла собой сферическое помещение, главное место в котором занимали два чудовищных противоперегрузочных кресла, снабженные целым арсеналом систем жизнеобеспечения, так что человек мог просуществовать в этом устройстве не одну неделю. Оба кресла были установлены на громоздких карданах и поршнях, позволявших быстро менять ориентацию, компенсируя любые головоломные маневры, которые потребовалось бы совершать «Косе». Подлокотники и подголовники были усеяны дисплеями, в то время как остальные расположились на сферических стенах, сгруппированные в соответствии со своими функциями в консоли, и к ним можно было направить кресло. Имелись здесь также большие экраны, складные панели управления и расположенные по кругу узкой лентой иллюминаторы.

Иллюминаторы открывали вполне убедительный вид на уменьшающийся диск Михайлова Дня, но он почти наверняка был фальшивым, передававшимся сквозь десятки метров толщины корпуса. Если Сидра действительно приложила все усилия, чтобы сделать корабль невидимым, иллюминаторы – последнее, в чем он нуждался.

– Садись, – сказала она.

Я опустился в левое кресло, оказавшееся куда более удобным, чем противоперегрузочные койки на наших шаттлах. Оболочка кресла бесшумно изменила конфигурацию, подстроившись под мое тело. Я провел пальцами по встроенным органам управления, надеясь, что все опасное заблокировано на системном уровне. Ожили диаграммы и меню на экранах – как закрепленных на кресле, так и расположенных на стенах в поле моего зрения; все с надписями на каназиане.

Я едва успел заметить, как каназиан сменился рунглишем – не каким-то случайным вариантом рунглиша, но хорошо знакомым мне диалектом.

– Как он это проделал?

Сидра обустраивалась в своем кресле. Она пользовалась лишь сенсорными органами управления – делала руками отрывистые, похожие на танцевальные движения, но ни к чему не прикасалась.

– Корабль читает визуальные саккады, непроизвольные движения глаз. Он следил за тем, как твой взгляд перескакивал через одни символы и задерживался на других, а после, используя прогнозную модель, он определил, что рунглиш – твой предпочтительный язык. Все верно?

Ложь она заметила бы мгновенно.

– Да. Но вряд ли кто-то в Солнечном Доле пользуется рунглишем. Я уже почти забыл, что мне на нем легче говорить, чем на каназиане.

– Может, ты и забыл, но твой мозг – нет. Старую прошивку трудно научить новым трюкам.

Она снова щелкнула пальцами, и я услышал серию быстрых, глухих ударов где-то в направлении кормы. В расположенных по дуге иллюминаторах я заметил несколько десятков небольших объектов, которые удалялись от нас – черные пятнышки на фоне диска Михайлова Дня. Несколько секунд они дрейфовали по естественным траекториям, становясь все меньше, а затем разогнались, устремившись ко всем четвертям горизонта, будто рассеялся при появлении хищника косяк рыбы.

– Что это?

– Первый из моих прощальных подарков. Считай это усовершенствованием ваших защитных систем, которым – если можно так выразиться – кое-чего недостает. Они заменят вашу сеть сейсмофонов и рельсотронов. У вас будут более качественные глаза, уши и зубы. Мои системы скрытно подключатся к проложенным на поверхности кабелям, снабдив их самовосстанавливающейся оболочкой, а потом переработают ваши нынешние датчики и пушки на сырье.

– Ты говорила, ничто на этом корабле не способно остановить волков.

– Да, и все эти усовершенствования тоже их не остановят. Но хорошо послужат Солнечному Долу в других отношениях: они надежнее, чувствительнее и точнее. Если в вашу систему залетит еще какой-нибудь корабль или – не хочется даже думать – незваный гость вроде меня, вы будете намного лучше к этому готовы.

Я не мог представить, с чего бы Сидра стала преувеличивать пользу своих подарков или тратить силы на их изготовление, если они не могли всерьез улучшить наше положение.

– Мне нужно связаться с Солнечным Долом и сообщить, что происходит.

– Нет необходимости. В Святилище всегда будет присутствовать частичка меня, которая позаботится о вашей безопасности.

– Только позаботится? Или возьмет власть в свои руки?

– Где же твоя благодарность? – проворчала Сидра. – Не беспокойся, ко мне быстро привыкнут. А со временем поймут, что я на их стороне. Я хочу, чтобы Солнечный Дол выжил. Вы не одни, есть и другие островки жизни, бесстрашные группки уцелевших, которые прячутся в ночи. Но в любой момент какая-то из этих групп может погибнуть сама или ее отыщут волки. Так что каждую из них следует считать незаменимой.

– Странный у тебя способ проявлять любовь к другим.

– Любовь? Интересное слово ты выбрал. Не подумал ли заодно о вере и надежде? Но это вовсе не то, Мигель. Это гарантия защиты вида как такового. И мои дары на этом не заканчиваются. Пока «Коса» летела сюда, чтобы меня забрать, я велела ей послать беспилотники навстречу вашим апостолам. Это помогло мне слегка вас ослепить, но уверяю тебя, лишь временно. В апостолов внедрены системы самовосстановления – вроде тех, что я отправила на поверхность планеты. Когда апостолы вновь оживут, они станут намного совершеннее. Опять-таки это никак не остановит волков. Но если вы сумеете заранее получить сигнал об их появлении, у вас будет больше времени, чтобы отключить все ваши шумные процессы и затаиться.

– Ты многое знаешь о волках. Или мне так только кажется?

– Это стало делом моей жизни. Кто-то ведь должен. – Она указала на иллюминаторы, за которыми продолжал уменьшаться диск моей планеты. – Попрощайся с Михайловым Днем, Мигель; когда ты увидишь его в следующий раз, он будет похож на крошечный камешек.

Несколько секунд я смотрел на родной дом, но в конце концов стала невыносима мысль, что Николя и Викторина сейчас где-то там, что они ничего не знают о происходящем со мной и что я никогда не узнаю, как сложится их судьба.

Я отвел глаза, охваченный тоской и отчаянием.

Сидра ошибалась. Я знал, что следующего раза не будет.

Глава 6

В другой части корабля был накрыт обеденный стол. Между двумя креслами с пухлыми спинками расположились тарелки, приборы, бокалы, бутылки и кувшины. В создаваемых «Косой» воздушных потоках покачивалось пламя свечей.

– Если хочешь, чтобы я поел, просто дай что-нибудь, что можно унести в каюту.

– Нет, я настаиваю. А когда я говорю «настаиваю»… – Сидра указала на кресло напротив иллюминатора. – Садись. Говорят, считается вежливым предоставлять гостям место с лучшим обзором.

Почувствовав, что спорить с ней бесполезно, я сел в кресло. Сидра расположилась в другом, спиной к иллюминаторам. От Михайлова Дня не осталось и следа – лишь рыжеватое пятно пылевого диска, на фоне которого виднелось несколько ярких звезд. Вероятно, имел место некий фокус с контрастом, поскольку хватало даже света свечей, чтобы звезды расплывались у меня в глазах.