СурроСестры «Сигма» - Дж. Т. Лоуренс

— Чего-чего?

— Потому что ты берешь кровь клиента, вращаешь ее в центрифуге, чтобы отделить тромбоциты, а затем вкалываешь им в лицо.

— Срань господня.

— И это только начало. Удивительно, что только люди не готовы вколоть себе в лицо. И они практически швыряются в тебя деньгами, чтобы ты это сделала. Может, я действительно займусь этой работой.

— Ну, если кто и может сделать из кого секси вампирш, так это ты.

Глава 19

Снимок шока

— Алло?

На линии тишина. Кирстен видит номер звонящего.

Мама.

Она слышит, как Джеймс закрывает входную дверь и идет к ней. Шелест его носков по сосновому полу едва слышен, но Кирстен все равно замечает этот звук, похожий на момент, когда лампочка только тухнет. Она моргает, чтобы прояснить зрение.

— Какая ирония, — говорит он, нахально улыбаясь.

— Ты о чем?

Он передает ей посылку, которую только что получил. Увесистую коробку с полосками тестов на беременность.

— Ха-ха, — произносит Кирстен, сопротивляясь желанию сделать «покерфейс»

— Мне не смешно, — говорит Джеймс и игриво тискает ее за попу.

Поверь, мне тоже.

— Кто звонил?

— Моя мама.

Кирстен пытается ей перезвонить, но никто не берет трубку.

У нее появляется дурное предчувствие. В животе образуется штормовая туча.

— Что-то не так. Я это чувствую. Я поеду к ней.

— Я поеду с тобой.

— Нет, не надо. Тебе нужно заняться делами.

Сеть знает, как ей хочется, чтобы он составил компанию: ей всегда сложно видеться с родителями, особенно теперь, когда у мамы начался ранний Альцгеймер, но впервые она решает не быть эгоисткой. Деткам с проблемами с сердцем Мармелад нужен больше, чем ей.

***

Когда Кирстен прибывает на место, серая туча в ее животе становится все темнее и начинает полыхать молниями. Что-то определенно не так. Она идет по подъездной дороге, и цвет стен напоминает ей о долгих, тяжелых днях (Старая Печаль), которые на вкус как пепел. Она никогда не была близка с родителями. Или, скорее, они никогда не были близки с ней. Она пыталась сформировать между ними эмоциональную связь, но, казалось, что они живут своими жизнями за холодной стеклянной стеной.

— Мама? — зовет она, когда они не открывают дверь после звонка в дверь. Замок сломан? Его выломали? Она не может понять.

Она подталкивает входную дверь снизу носком кроссовки, и та со скрипом отворяется.

— Мама? Папа?

Кирстен открывает дверь достаточно, чтобы скользнуть внутрь, она готовится отправиться на кухню, но останавливается на ходу, когда попадает в гостиную.

Она чувствует, как земля уходит из-под ног. Все цвета пузырятся и взрываются перед глазами, смешиваются вместе, пока все, что она знает, не заливает ужасной огненной цветастой лавой.

— Нет, — говорит она. — Нет, нет, нет.

Ее тело превращается в снимок шока.

Комнату перевернули вверх-дном. Опрокинули мебель, вырвали ящики и бросили на пол. Сервировочный столик стоит с распахнутыми дверцами, похожими на широко открытый рот, словно он тоже в шоке. На ковре перед ней лежат ее мать и отец, бледные, словно восковые.

Кадмиевый желтый курсирует по телу Кирстен. Она слышит, что у нее гипервентиляция легких, но чувствует себя слишком отделенной от тела, чтобы хоть как-то ее контролировать. Это действительно происходит? Она не спит, потому как сны ощущаются другими на вкус.

Она делает шаг назад и вскрикивает, чуть не упав. Резко выбрасывает руки и цепляется за стул, чтобы не упасть. Ноги немеют. В пересохшем рту ощущается кислый вкус.

Ее мать, никогда не бывшая набожной, сложила руки, перевязанные черной кабельной стяжкой, в жесте молитвы. На ее лбу виднеется небольшая дыра, а на месте сердца отца большое красное пятно.

Бах, бах. Пуля в голову, другая в сердце. Одна, чтобы остановить мысли, вторая, чтобы прекратить чувства.

Они оба лежат на боку, уткнувшись мертвыми лицами в ковер, бежевый и полинявший за исключением пятен от крови (Малиновые кометы).

Пузырящаяся лава поднимается изнутри Кирстен, она больше не может ее сдерживать. Она выбегает из дома и блюет в засохшем саду.

Глава 20

Призрачный ребенок

Присутствие на похоронах ее родителей кажется ей сюрреалистичным до невозможности. Кеке держит Кирстен за правую руку, а Джеймс за левую. Неуклюжая толпа из тридцати или около того людей собирается вокруг двух гробов. Супербиоразлагаемых, заверил ее директор похоронного бюро, как будто ей есть до этого дело. Как будто ей хоть до чего-то теперь есть дело, когда ее жизнь стала такой же пустой, как опорожненный мочевой пузырь. Что в ней есть такого, что никак не сочетается с жизнью? Она будто бездонная яма, размагнитившийся магнит, темный вакуум.

Словно ее Черная дыра ожила и поглотила ее целиком, и поглотила людей, которых она любит тоже. Есть лишь ничто, и Кирстен не уверена, что сможет это вынести. Сегодня, ее цвета исчезли.

Ее родители не хотели бы консервативную церемонию, в конце концов, они оба были учеными. Кроме того, никто больше не проводит религиозные церемонии, за исключением нищих и евангелических культистов. Джеймс нашел это место и организовал похороны в рекордные сроки. Он все сделал, пока Кирстен лежала в прострации на постели, не желая разговоров и прикосновений.

Это называется погребением «Биокупол или капсула с деревом», хоть Кирстен и не заметила никаких куполов или капсул. Наверное, просто вымогательство денег, думает она, и горечь проникает в ее мысли, как загрязнение в воздух. Они, скорее всего, просто выкинут тела на какую-нибудь помойку или продадут их на запчасти, все это время прячась за яркими суперзелеными 4D-HD анимациями. А доверчивые люди уйдут, веря, что их любимых положили рядом с деревом в каком-нибудь гигантском биокуполе с удобрением, когда на самом деле они лежат в кладовой мясника, дожидаясь очереди на расчленение.

― Ты должна поплакать, ― сказал ей Джеймс. ― Лучше не держать это в себе.

«Пошел ты», ― хотелось сказать ей, но она промолчала.

― Это отравит тебя», ― сказал он.

«Он не понимает, что меня не отравить. Он не понимает, что я и есть яд».

Круглый постамент, на котором стоят гробы, начинает опускаться, под ним открывается большая круглая дыра, и земля поглощает то, что ей дарят. И вот так просто, ее родители исчезают из комнаты. Как будто их никогда и не было. Мужчина в гавайской рубашке промокает глаза.

― Ты должна поплакать, ― сказал Мармелад.

Он не понимает, что одна из причин, почему ее это так бесит, это то, что она даже не чувствует горя. Едва и не так, как полагается. Не такое горе, которое ты должна