Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт - Ирвинг Стоун

— Именно так, господин президент, — ответил Джон.

— Имею основания полагать, что вы не будете разочарованы, — сказал Тайлер, — хотя на вашем месте я бы после брака с мисс Джесси не поддался на уговоры уехать из Вашингтона.

— Но я намерена ждать его, господин президент, — ответила она улыбаясь.

Выражение лица президента Тайлера стало серьезным. Он сказал негромко:

— Нам нужны подробные карты всей страны, от Сент-Луиса до Скалистых гор, чтобы караваны переселенцев могли там осесть. Но берегитесь углубляться на запад от Скалистых гор, молодой человек. Мы уже имеем больше сотни американцев в Орегоне. Если большее число наших поселенцев достигнет Колумбии, появится опасность войны с Англией.

Холодным, серым утром в середине января Джесси и Джон шагали вместе с Томасом Гартом Бентоном к зданию сената. Это был день, ради которого сторонники экспансии работали двадцать лет. В сенате находился законопроект об ассигновании тридцати тысяч долларов на экспедицию, «предназначенную ознакомить правительство с характером рек и местности между границами Миссури и подножия Скалистых гор и в особенности исследовать характер и уточнить широту и долготу Южного перевала — большого прохода в этих горах на пути в Орегон».

Джесси сидела в первом ряду галереи посетителей, следя за происходившим в красном плюшевом амфитеатре внизу. Она и Джон понимали, что от принятия решения об ассигнованиях зависит их будущее, поскольку Николлет был уверен, что ему будет поручено возглавить экспедицию, а он в свою очередь назначит лейтенанта Фремонта своим заместителем. У них перехватило дыхание во время подсчета голосов. И когда последний сенатор проголосовал «за» и таким образом было выдано разрешение на экспедицию, муж и жена посмотрели друг на друга счастливыми глазами.

В этот вечер в доме Бентонов состоялся праздничный прием по случаю победы. Джесси, беседовавшая с полковником Абертом и полковником Стефаном Уоттсом Кирни о том, с какой радостью будет получена новость в Сент-Луисе и на Юго-Западе, заметила, что ее подзывает Николас Николлет.

— Надень накидку, дитя мое, — сказал он, — я хочу поговорить с тобой.

Когда они шли по садовой дорожке, Николлет прокомментировал:

— Именно здесь я увидел тебя сидящей с лейтенантом Фремонтом. Я сказал твоему отцу: «Как прекрасна молодая любовь». И из-за моего галльского романтизма Джон был выставлен из дома.

— Если бы вы не ускорили тот кризис, — засмеялась Джесси, — мы все еще оставались бы неженатыми.

Они сели рядом на садовую скамью. Николлет сказал:

— Мисс Джесси, я должен сказать вам кое-что.

На какой-то момент слова застыли у нее на языке.

— Конечно, вы берете лейтенанта Фремонта в качестве второго по старшинству?

— Нет, Джесси. Он будет руководить экспедицией. Я не поеду, я слишком болен.

— Но это невозможно! — воскликнула она, ее симпатия к бледнолицему старику возобладала над первой вспышкой радости. — Это самая важная экспедиция, посылаемая федеральным правительством со времени экспедиции Льюиса и Кларка, экспедиция, ради которой вы работали двадцать лет!

— Я старый человек, — упорно повторил Николлет, — я сделал свою работу. Завтра утром я информирую полковника Аберта, что не в состоянии командовать экспедицией и назначаю своим преемником лейтенанта Фремонта.

На следующее утро по всему Вашингтону разнеслась новость: Николас Николлет подал в отставку, и экспедицию к Южному перевалу возглавит лейтенант Джон Фремонт.

Месяцы вслед за этим были самыми радостными в жизни Джесси. Графиня Бодиско устроила в их честь пышный бал для дипломатического корпуса в своем джорджтаунском доме. Нэнси Полк собрала на обед и танцы молодежь Вашингтона. Сенаторы Линн и Кинг дали обед, на который пришла удивительно большая группа конгрессменов; явившиеся пригубили вино и после плотной еды втолковывали лейтенанту Фремонту, как составить карту Дикого Запада. Сэмюэл Морзе организовал бал-маскарад, участники которого облачились в костюмы художников или персонажей их картин. Энн Ройяль пригласила на чай феминисток Вашингтона, и Джесси была почетной гостьей. Полковник Аберт провел прием для Топографического корпуса. Стефан Кирни дал обед в отеле «Метрополитен» для высокопоставленных офицеров армии. Джеймс Бьюкенен выкупил здание Национального театра и пригласил друзей Джесси на представление «Призывник, или Обет девы». Кульминацией бурных счастливых недель стал неофициальный обед, данный президентом Джоном Тайлером в Белом доме.

Наряду с круговертью приемов была и работа. Джон должен был собрать свою экспедицию, закупить для нее снаряжение. К тому же оказалось, что пол-Америки желает помочь в составлении карты Южного перевала. В дом Бентонов приходила почта из каждой деревушки, от людей различных профессий, молодых и старых, изъявлявших желание отправиться с экспедицией. Они посещали дом на Си-стрит с рекомендательными письмами, появлялись и изобретатели с новыми инструментами и оружием, ремесленники с предметами, которые они хотели продать.

Незаметно для себя Джесси заняла место секретаря. Каждое утро она вставала в шесть часов, выпивала шоколад в своей гостиной, писала ответы на пришедшие накануне письма. В полдень она по часу беседовала с посетителями, то и дело стучавшимися в дверь. Вечером, когда Джон возвращался домой из Топографического бюро, она записывала замечания и очерки, основу которых он формулировал в течение дня. В начале марта она съездила с ним на станцию железной дороги «Балтимор энд Огайо», чтобы проводить его в Нью-Йорк, где он провел две недели, закупая снаряжение. Он вернулся, восхищенный несколькими новыми изобретениями, обнаруженными им там. Главным была разборная резиновая лодка, к мысли о создании которой был причастен Николлет.

— Лучше вынести ее на открытый портик и там распаковать, — сказал он семье. — Производитель в Нью-Йорке говорил, что химикалии могут плохо пахнуть.

Едва успели снять водонепроницаемую упаковочную бумагу, как по всему дому распространилась всепроникающая вонь. Джесси стало так плохо, что она позеленела. Когда она вновь обрела способность двигаться, Мейли сказала:

— Лейтенант хочет видеть вас в вашей гостиной, милая. По его взгляду, я думаю, он понимает.

Джошаам и Джошиим разогрели в кухонной печке два больших металлических совка, насыпали в них зерна кофе и обошли весь дом, чтобы аромат поджаренного кофе вытеснил отвратительный запах. Мейли помогла Джесси подняться с постели, подвела к двери и ободряюще похлопала по плечу. Джесси увидела мужа, сидящего на подоконнике и прислонившегося к оконной раме. Его глаза выражали удивление и озорство.

— Черт возьми, Джон, — сказала она. — Я искала, как сказать тебе поделикатнее. Но ты привез домой эту новомодную резиновую лодку. Пока ты отсутствовал, я развлекалась тем, что изобретала, как поярче подать тебе новость… Мы могли бы сесть у огня, и ты бы вдруг заметил, что я начала вязать детские вещи…

Он быстрым шагом пересек комнату, поднял Джесси и поцеловал ее. Затем, путаясь в словах, сказал о своем желании иметь сына; это было желание человека, не имевшего надежной фамилии. Он изменил фамилию своего отца с французской Фремон на звучащую по-английски Фремонт, не полагаясь на то, что эта фамилия станет его законной. Однако если он проведет жизнь, все время утверждая ее, передаст сыну, тогда процесс возымеет обратный эффект, включая и тот момент, когда он присвоил себе это семейное имя.

Множество друзей и доброжелателей пришли в дом Бентонов в полдень накануне отъезда Джона. В три часа дня Джесси подала чай и кексы сотне гостей. К пяти часам, когда обед был готов, оставалось около пятидесяти человек. После обеда зазвучал смех, посыпались различные рассказы, и сердце Джесси наполнилось счастьем. Казалось, все любят Джона, восхищаются ее мужем и уверены в его успехе.

К десяти часам вечера ушел последний гость. Джесси поднялась в спальню. Она устала, но ждала этого часа, последнего момента, чтобы побыть с мужем наедине, почувствовать последний поцелуй, услышать последние слова любви.

— Ты не хочешь, чтобы я остался, чтобы кто-нибудь иной возглавил экспедицию? — спросил он.

Она приподнялась в постели, ее слезы каким-то чудом высохли.

— Боже мой, нет. Если бы такое случилось, я кричала бы в десять раз громче и во сто раз дольше.

В темноте она скорее почувствовала, чем увидела, его улыбку.

— Ах, мой дорогой, — прошептала она, — ты был так тактичен в отношении меня. Ну, не обращай внимания, это на меня подействовало. Я всегда думала, что стану хорошей женой, во всяком случае хотела ею стать, — это в той же мере моя амбиция, как твое желание быть исследователем и топографом. Я думала о замужестве как о карьере, как мужчина думает о своей профессии. Я пролью немного слез, но они часть моей работы, связанной с проводами тебя в глушь и заменой в Вашингтоне. Раздели себя пополам: пусть одна половина будет в пути, другая останется здесь.