Последняя чаша гнева - Валерий Вотрин

— Это значит, что одним ударом наши будут убивать троих альбегинцев, — сказал Шамиссо.

— Или своих же, — прокашлял Ланглоар.

— Шахиншах Тьодольв не прибудет, — сказал сзади Энунд. — Он остался во дворце.

Никто не проронил ни слова.

Снизу прибежал запыхавшийся Торольв Еж, владетель Хайррила. Всю жизнь проведший в седле, этот гранд-разбойник на земле чувствовал себя неуверенно. Глаза его блестели: Торольв находился в предвкушении хорошей драки. Путаясь в собственном алом плаще, он подошел к Шамиссо.

— Все готовы, — прохрипел он. — Они только ждут.

Шамиссо поднял голову. Туман уползал с поля, цепляясь последними своими лоскутьями за скользкие кочки. Шамиссо посмотрел на Торольва.

— Начинайте, — сказал он.

Смуглое посеченное лицо Торольва довольно осклабилось. Он развернулся и, косолапо переступая кривыми ногами наездника, побежал вниз. Через секунду оттуда донесся писк флейты. Раздался топот.

— Я не отдавал этого приказа, — хмуро рявкнул Хаоэй.

— А я отдал, — и Шамиссо стронул с места коня, занимая более удобную для наблюдения позицию.

Начиналось самое интересное.

В лагере альбегинцев забили громадные барабаны. Вражеское войско начало втягиваться в узкое пространство поля.

Конь Шамиссо тревожно заржал. Он посмотрел направо. Оттуда выходили пешие воины Лиги. Собранные со всех ее концов, они были одеты очень причудливо. Рябило глаза от обилия различных фасонов панцирей, кольчуг и шлемов. На некоторых вместо металлических доспехов были кожаные куртки, прошитые изнутри стальными полосами. Пешие ратники строились под флажками своих сеньоров, которые в свою очередь стягивались под вымпелы сюзеренов. Визжали флейты.

Следом за пешими воинами на поле вынеслась конница, и тонкий слой почвы, под которым находилась пропитанная водой глинистая жижа, вмиг превратился в топкое месиво под ногами лошадей. Над шлемами всадников и лошадиными головами покачивались разноцветные султаны из перьев.

Шамиссо перевел взгляд на дальний конец поля. Там выстроилась длинная темная цепь вражеского войска. Даже отсюда были видны нелюдские фигуры выходцев из Альбегина.

— Число их — как песок морский, — услышал он позади себя. Там восседал на своей лошади бесстрастный пресвитер Энунд, никогда не упускавший возможности вставить подходящую цитату из Апокалипсиса.

В это время войско Лиги построилось. Некоторое время прошло в полном молчании. Потом от дальнего конца отделился всадник на рыжей лошади и, разбрызгивая грязь, поскакал к середине поля. Здесь он остановился и что-то завопил, вздев свой меч. У него были огромные лягушачьи глаза, а череп был обтянут гладкой склизкой кожей, над которой торчали длинные уши, покрытые седыми волосами.

Из гущи конных всадников Лиги вырвался на простор поля кандидат от войска Государств Порядка. Это был Торольв Еж. Низко пригнувшись к холке лошади, он понесся на противника. Завидев его, лягушкоглазый принялся размахивать своим мечом.

— Хайа! — завизжал Торольв, проносясь мимо него. Шамиссо даже не заметил, как у лягушкоглазого вдруг исчезла голова, и его тело начало медленно валиться из седла: Торольв крутил над головой отточенное лезвие на длинной веревке, которое горело на солнце сверкающим кругом.

— Хайа! — еще раз, победно, завопил Торольв, поворачивая коня к своим. И тогда войско Лиги заревело:

— Хайль, Торольв! — и грузно, но все убыстряя и убыстряя темп, пошло на противника. С той стороны тоже донесся вопль ярости и завыли трубы: войско Альбегина тоже двинулось в атаку.

Битва при Шипуше началась. Это было как раз тогда, когда Чойс и Лоу встретили повелителей Альбегина.

Воздух сотряс могучий рев. Это начали свое губительное дело пушки. Конечно, слишком рискованно было метать ядра прямо через головы своих же людей. Но это был оправданный риск. Первые же ядра перемешали с жидкой грязью многих альбегинцев, а в лагере противника начались пожары. Между огней с воплями носились те, кто не пошел со всеми в бой. Альбегинцы не ожидали такой дальнобойности от стикских пушек, которые заряжались Чойсом выделанным порохом.

К реву пушек примешался новый звук: то разом выпалили ружья Фаулера. Второго залпа не последовало: для него просто не нашлось времени. Сталь ударилась о сталь, и сражение закипело.

Два войска встретились примерно там, где лежало на земле распростертое тело лягушкоглазого неудачника. Шамиссо не переставал думать о лазере.

— И поверг Ангел серп свой на землю, — сказал сзади Энунд, — и обрезал виноград на земле, и бросил в великое точило гнева Божья.

— Много крови, — пробормотал Роаберт.

Бой кипел уже около часа. В этой мешанине мало кто мог уцелеть. Было видно, как тонут в жидкой грязи упавшие наземь раненые. «Лазер…» — мелькало в голове у Шамиссо. Энергия мощной пушки была бы сейчас очень кстати.

Справа в лесу что-то мелькнуло. Он скомандовал:

— Перенести огонь пушек направо, в лес. Там кто-то есть.

— Но все пушки заняты обстрелом альбегинского лагеря! — запротестовал Хаоэй.

Шамиссо в упор посмотрел на него.

— Мечите ядра в лес, шателен Трамбурга!

Огненные ядра полетели в лес, поджигая деревья, но все равно момент был упущен: оттуда с шумом выкатился резерв альбегинцев, с размаху врезался в ряды воинов Лиги.

— Давай, Бурис! — сказал Шамиссо, напряженно следивший за схваткой. Он вытащил свой бластер и перевел его на самую высокую мощность. «Буду сшибать их не хуже лазера… Лазер… Лазер…»

Слева из леса вынеслись всадники резерва Буриса, с хряском врубились в толпу альбегинцев, сминая левый фланг. Среди них Шамиссо заметил флажок Месмони, сына Рантра: треугольный, с изогнувшейся черной кошкой, держащей в лапе факел.

— Вот так! Вот так! — приговаривал Гутхорм в азарте.

Шамиссо произнес не оборачиваясь:

— Бургграф Стиндалет!

За спиной послышался удаляющийся топот, а через некоторое время из-за холмов на альбегинцев ударили сотни Гутхорма.

— Хойк! Хойк! Хойк!

Шамиссо знал, что это означает «бей».

В середине сражающихся наметился разрыв. Он нагнулся вперед.

— Роаберт!

В разрыв втянулись свежие силы частей Роаберта, разорвавшие альбегинцев на две половинки наподобие клина.

Огромное каменное ядро, раскаленное добела, со страшным гулом прилетело издалека, принеся с собой жар и зловоние адского пламени. Ядро ударило в самую середину конницы Лиги.

— А-а-а!

Над красным месивом возник и поднялся вверх человеческий вопль. Начала свою губительную работу вражеская артиллерия. Лошадь под Шамиссо заплясала.

— Ланглоар! — сказал Шамиссо. Тишина.

— Ланглоар! — повторил он нетерпеливее и обернулся.