Статьи 1995-1997 - Сергей Кара-Мурза

Я думаю, что как раз «дело Хонеккера» было тем оселком, на котором можно проверить, в чем соблазн отказа от ГДР. Что это — просто политический маневр, хотя бы и невысокого пошиба, или перескок к совсем иной морали? Я считаю, что не маневр, а полный разрыв с совестью. «Дело Хонеккера» стало, подобно бомбежкам Ирака и расстрелу Дома Советов в Москве, важным экспериментом над человеком. Было проверено, принимает ли средний человек двойную мораль.

Победа Запада в холодной войне означала, что из числа людей, защищенных нормами права и этики, были исключены побежденные. Порой даже кажется, что идеологи нарочно создают скандально странные ситуации, чтобы объединить своих подданных узами абсурда («верую, ибо абсурдно»). Вспомним: отвезли в тюрьму Моабит Хонеккера за то, что во время его правления солдат заставляли выполнять Закон о границе. Сомневался кто-нибудь в легитимности этого Закона? Нет, закон нормальный. Сомневался кто-нибудь в легитимности самого Хонеккера как руководителя государства, члена ООН? Нет, никто не сомневался — во всех столицах его принимали как суверена, воздавая установленные почести. Также никто не сомневался, что юноши, рискующие жизнью на берлинской стоне, вместо того, чтобы идти негласно уговоренным путем через Болгарию, Югославию и Австрию, делали это исключительно из политических соображений и меняли свою жизнь на идеологические выигрыши Запада.

Эти подлые выигрыши кое-кто и у нас зарабатывал. В 1989 г., когда СССР был уже открыт, поп-ансамбль «Семь Симеонов» решил «прыгнуть через границу» с большим шумом. По полгода группа проводила за рубежом и всегда могла там тихонько остаться. Но кому-то нужен был скандал, и «Симеоны» захватили самолет. Кому-то другому в Москве тоже был нужен скандал, и команда КГБ устроила перестрелку, погубив многих пассажиров.

Вытащили Хонеккера из посольства Чили в Москве (политическое убежище — только для «чистых»). Судили Хонеккера по законам другой страны (ФРГ), что никто даже не попытался объяснить. Представьте, что Клинтон изменил жене, а в Саудовской Аравии его арестовывают и отрубают голову — так там наказывают адюльтер. Но это еще не самое странное.

Главное, что говорят, будто стрелять в людей, пересекающих границу в неустановленном месте без документов, — преступление. И если это случается, то «демократия» обязана захватить руководителя такого государства, где бы он ни находился, и отправить его в тюрьму.

Ах так? И когда же поведут в тюрьму мадам Тэтчер? Во время ее мандата на границе Гибралтара застрелили сотни человек, которые хотели абсолютно того же — пересечь границу без документов. Когда начнется суд над г-ном Бушем? Ради соблюдения священных законов о границе США каждую осень вдоль Рио Гранде звучат выстрелы и, получив законную пулю, тонут «мокрые спины». Сегодня, когда рухнула либеральная реформа в Мексике и в США возникла паника перед наплывом внезапно обедневших «латинос», Клинтон оговаривает предоставление 50 млрл. долларов финансовой помощи четким условием: Мексика обещает применить на границе с США полицейские репрессии такого масштаба, что проникновение эмигрантов будет невозможно. И это — после суда над Хонеккером.

Чего желали эти марокканцы и мексиканцы, кроме как незаконно пересечь границу ради чего-то привлекательного, что было за ней? В чем разница между делом Хонеккера и делом Буша? Только в том, что сегодня сила в руках Буша. И мы вынуждены констатировать: эта демократия означает утверждение права сильного. А столько всего понакручено, чтобы прийти к этому разбитому корыту! И зачем к этому корыту лезть и коммунистам?

Что же до ГДР, то она была объектом особой ненависти, — посмотрите, с какой радостью вопреки всем договорам и даже вопреки явной пользе Германии уничтожена сегодня такая созданная там ценность, как Академия наук ГДР. Даже Институт языкознания, равного которому не было в Германии и который работал на всю нацию. У либералов и ревность оказалось какая-то подлая. Время ли сегодня осуждать ГДР — ведь еще башмаков не износили после ее похорон.

Все мы думали — просто страна. А ведь объект ненависти — совсем особое дело. Недавно в Европе прошли циклы фильмов Хичкока. Это — безупречно выраженное мироощущение западного общества. Вот один из шедевров, «Разорванный занавес». Молодой блестящий американский ученый просит политического убежища в ГДР. К нему приставляется на первых порах офицер госбезопасности — помогает снять квартиру, вводит в курс обыденной жизни и т. д. Этот офицер помогает американцу искренно, никакой враждебности — так это в фильме. Он не знает, что молодой физик приехал, чтобы выведать формулу расчета траектории ракет, которую открыл один математик в Лейпциге. В музее физик ловко отделывается от своего опекуна, берет такси и едет за город, на ферму, на явку с подпольщиками. Но немцы есть немцы — офицер «Штази» добывает какую-то мотоциклетку и тоже приезжает на ту же ферму. С глупым хохотом входит на кухню, где физик беседует со своей соратницей, но те его хватают и убивают оригинальным способом: засовывают головой в духовку, пускаю газ и держат, пока он не перестает трепыхаться. И ни тени сомнения. Никакого внутреннего конфликта из-за необходимости убить человка ради выполнения своей миссии, какой бы благородной она ни была. Никакого намека на то, что, мол, как трагичен этот мир, как абсурдна эти холодная война и т.д. Герой-ученый выполняет свою миссию, ликвидируя по пути еще сколько-то ничего не подозревающих «красных» немцев. О каком праве и о каких «общечеловеческих ценностях» можно говорить после показа этого шедевра западной культуры?

В то же время в СССР бы снят похожий фильм «Мертвый сезон». Там нашего недотепу, посланного в ФРГ для опознания врача-преступника, обводят вокруг пальца, хватают и пытают его же бывшие мучители. Наш резидент, раскрывая себя, выручает товарища — и напоследок разрешает ему дать всего одну зуботычину фашисту-ученому. Сам сдается, не пытаясь кого-либо убить. И дело не в том, работал ли КГБ более благородно, чем ЦРУ, оба фильма основаны на вымысле. Проблема в том, что принимает и что отвергает публика Если бы в фильме наш шпион убивал граждан страны, с которой мы не находимся в состоянии войны, это вызвало бы возмущение и отвращение зрителя. Зритель же Хичкока и тени сомнения не выказывал при убийстве граждан ГДР. Ладно бы вьетнамцы или русские — в фильмах их кладут пачками без всякой причины. Но ведь ГДР какая-никакая, а все же Германия. Дело было глубже, чем расизм.

Почему я об этом заговорил? Что нам душа блестящего лидера ПДС Грегора Гизи? Он не лезет за словом в карман и очаровал молодых немецких красных. Но, глядя на него, мы думаем о себе. И перед нами, у каждого на своем уровне, те же соблазны: откажись, потрафь маленько, скажи то, что от тебя ожидают — это, дескать, тактика, компромиссы. Все так, и нельзя стоять, как столб, на своем. Время идет, многое видится иначе.

И все же, все же…

Во все времена проблема соблазна и компромисса была самой сложной. Решать ее надо, ставя перед собой «конечные», по Достоевскому, вопросы. Я думаю, что сегодня наши честные политики из лучших побуждений часто идут на очень невыгодные компромиссы. Пожалуй, обмануть-то легче всего удается себя. И с врагом можно скорее о чем-то договориться, если на какой-то правде стоишь крепко. «Блаженны изгнанные за правду».

1995

Форрестол и Фатима

Два дня подряд звонил мне знакомый француз из Парижа, переводчик русской литературы. Он просто болен — войну в Чечне западная пресса использовала для разжигания такой русофобии, какой Европа не знала со времен Крымской войны. «Это невыносимо, — кричал француз. — Что-то надо делать. Только не называй моего имени». Что же тут поделаешь. Племя, которое выросло в недрах мировой прессы, уважает только деньги и силу, иных богов у него нет. А у него в подчинении целый «народ» — либеральная интеллигенция.

Ее духовная подлость достигает невероятных высот в момент кризисов. У нас она аплодирует пошлостям кровожадного Окуджавы и лезет поцеловать туфлю Сахарова, там аплодирует предателям Мюнхена, сдавшим Европу Гитлеру, но проклинает Сталина за его пакт. Славит «демократов», заливших Гватемалу кровью крестьян, и пляшет от радости при виде голода на блокадной Кубе. Просит расстрелять всех «красно-коричневых» в Москве и тайком питается от фашизма (как признался в дневнике Сартр, он добавлял духовные откровения фашизма в свою философию и литературу, «как щепотку соли в пирожное, чтобы оно казалось слаще»).

Но это лирика. Для дела я засел читать западную прессу, какая доступна, — что она пишет о Чечне.

Судя по масштабу всей кампании прессы, война в Чечне занимает в глобальной политике гораздо более важное место, чем мы думаем у себя дома. Видно, ее предполагают превратить в добивающий Россию удар. О кровавой войне в Таджикистане западная пресса почти не писала, о разгроме Бендер, в центре Европы, упомянула в паре строк, на расстрел парламента в Москве ответила вялыми аплодисментами. Чечне же с первых чисел декабря отводят по целой странице в ведущих газетах — вещь небывалая. Важный факт: демократическая пресса и телевидение в Москве умалчивают о той роли, какую придает Чечне западная пропаганда.