От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941-1945 - Петр Боград

Когда все было готово, я прибыл к разведчикам и попросил показать мне, как это будет. Я сел на пригорке, и Голев показал мне направление, где должны были действовать наши разведчики. Я пошел и стал ждать. Когда прошло примерно минут сорок или пятьдесят, я спросил Голева: в чем дело, почему разведчики тянут и не начинают действовать? Я смотрю на Голева, а его глаза смеются. В это время два парня схватили и обняли меня сзади. Смотрю, да это же Чембаров и Левенок! Так искусно они проползли на открытом участке местности, что я ничего не заметил, даже шевеления травы.

Все готово. Все в исходном положении, утро. Конец мая или начало июня. Ребята пошли, более часа длился период переползания. Вдруг взрыв — все замерли. А через десять минут бегут: Чембаров и Левенок, Кайзер и еще несколько разведчиков и тащат громадного солдата. Прибыли на мой КП в роте. Я всех срочно, вместе с пленным, отправил на командный пункт полка, а спустя минут 30–40 финны опомнились и открыли вдруг огонь по нашим позициям. Но разведчики были уже вне их досягаемости.

Это был очень важный пленный, он дал ценные показания. Пленный был солдатом финской армии, но по национальности швед, ростом примерно 185–190 сантиметров. Я всегда удивлялся, как могли старший сержант Чембаров, ростом примерно 170 сантиметров, и младший сержант Левенок, ростом менее 160 сантиметров, тащить на себе этого тяжелого шведа больше полукилометра ползком и довольно быстро.

Все мои разведчики были награждены орденами, в том числе и мой помощник по разведке младший лейтенант Голев — орденом Красной Звезды. Я награжден не был. Причина — я начал разведку, но не доложил своему командиру полка, в то время подполковнику Чураеву (или Чугаеву). Он мне этого не простил.

Кстати, взрыв в ходе разведки произошел уже на обратном пути при преодолении проволочного и минного заграждения. В результате Левенок получил легкое ранение шеи, но остался в строю.

Разведчики наши стали знаменитыми во всей армии.

Отгремел 1942 год, дни этого года вошли в историю страницами, написанными кровью наших людей, и, если бы меня спросили, каким цветом отпечатать тома по истории нашей страны 1942 года, я бы сказал — красным.

Новый, 1943 год встретили в землянке командира 2-го стрелкового батальона майора Кондрашова — слушали по радио выступление Михаила Ивановича Калинина, отметили фронтовыми ста граммами. Ночь была безлунная, но стоял крепкий мороз, и много-много звезд мерцало. Для меня Новый год принес радость: мне из Бугуруслана (были розыски) прислали впервые после августа 1941 года адрес моих родителей.

Ранней весной около недели в полку жил член военного совета 7-й отдельной армии генерал-майор Васильев[15]. Не могу говорить о нем вообще, запомнился как очень красивый мужчина.

Сменился командующий армией. Вместо генерал-лейтенанта Трофименко командармом стал бывший начальник штаба армии генерал-майор Крутиков[16], а начальником штаба армии стал генерал-майор Орлеанский[17].

В мае или в июне я ему докладывал обстановку и решение — он остался доволен.

С нового года мы стали носить погоны. Отменили старые звания политработников. Был введен в действие новый Боевой устав 1942 года и Полевой устав 1943 года. Еще раньше командира полка подполковника Кострова сменил бывший старший офицер разведотдела армии подполковник Чугаев. До войны он был командиром батальона в Ленинградском пехотном училище. Вояка он был неважный, а первое серьезное дело показало всю его командирскую никчемность (здорово щелкал каблуками — вот все, что я о нем запомнил).

В конце весны 1943 года полк был выведен во второй эшелон, оставив на правом фланге в обороне 2-й стрелковый батальон, оперативно подчиненный командиру 326-го стрелкового полка. Однако спрос за этот батальон был с нас в полной мере, и мне часто приходилось там бывать. Много и с большим старанием трудился командир 2-го стрелкового батальона майор Кондрашов.

Все окопы и траншеи были забраны жердями, было отрыто много ходов сообщения, тоже забранных жердями. Землянки же солдат и офицеров были прочными — в 3–4 наката — и обеспечивали безопасность от огня артиллерии.

Так как батальон оборонялся на фланге дивизии, потребовалось уточнить группировку противника.

Был выбран участок проведения поиска и установлено круглосуточное наблюдение за противником. Разведчики тренировались в тылу. Наблюдение показало, что противник более бдительно несет службу днем и менее — ночью, правда, периодически освещает местность. Участок для проведения поиска был полузакрытого типа. Кустарник на болоте, затем высокая сухая трава и редколесье. В этой связи мною было принято решение проводить поиск ночью, а вернее, в полночь, когда противник нес службу менее бдительно, чем обычно.

Август ушел на разведку района, наблюдение за противником. Кроме того, для введения противника в заблуждение мы несколько раз имитировали разведку днем, невдалеке от избранного места поиска. Помню, что в конце августа были очень тихие дни и ночи. Пришлось выжидать.

В начале сентября я доложил командиру полка, что выезжаю во 2-й стрелковый батальон и буду вести поиск при благоприятной погоде (ветерок и темень). К концу дня я прибыл верхом в район НП командира правофланговой роты. Вызвал своего помощника, уже лейтенанта Голева, и командира взвода, уже младшего лейтенанта Яна Кайзера, а также командира группы захвата старшего сержанта Чембарова, командира артиллерийской батареи, моего хорошего старого знакомого капитана Председателева и командира батальона майора Кондрашова. Заслушал всех о готовности и приказал занять исходное положение. Сам со своим помощником Голевым убыл в окоп командира взвода, туда были поданы линии связи.

В полночь все началось. Около трех часов ползли наши из группы захвата, и такая осторожность обеспечила полную внезапность. Один раз, когда группа обеспечения занимала удобную позицию для установки пулемета, задела проволоку от сигнализации противника, финны всполошились, начали бросать ракеты в этом направлении, но, так как был ветер, они скоро угомонились. Группа Чембарова бесшумно проникла в окоп и буквально на цыпочках приблизилась к наблюдателю противника в тот момент, когда он бросил осветительную ракету. Этого мига было достаточно, чтобы Чембаров воткнул ему в рот кляп и быстро с братьями-казахами Нурмагомбетовыми связал и вытащил его из окопа. Все остальное было делом техники. При подходе уже к нашему переднему краю противник вдруг открыл сильный пулеметный огонь. Предполагаю, что пришедшая для смены наблюдателя группа противника не обнаружила его и открыла огонь. Я дал команду Председателеву, и 10–15 снарядов точно легли в этот окоп. Пленный на сей раз оказался разговорчивым финном.