Молчи и танцуй - Роман Грачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб закурил. Голова у него после всех последних новостей шла кругом с огромным радиусом. Скоро объявится Лесневский со своей политической рекламой аспирина, Вадим Колесников загадывает загадки, вопрос о рейтинге «Пилота» завис, как лампочка на шнуре под потолком.
Короче, дурдом.
У Людмилы Викторовны Еремеевой было интересное хобби – она обожала лечиться. Полки ее шкафчиков, а также столик на кухне занимали довольно внушительные батареи бутылочек и флакончиков с лекарственными препаратами. В те моменты, когда мама Ларисы не смотрела телевизор и не готовила пищу, она обязательно от чего-нибудь лечилась – либо с помощью этих препаратов, либо народными средствами по советам умных книг или видеокурсов.
Как следствие, с лечебным психозом неразрывно был связан и ореол измученной и брошенной всеми женщины. Садившись с мужем ужинать, она начинала пересказывать нюансы перенесенной накануне мигрени и жаловаться, что почему-то никого не оказалось рядом, чтобы подать таблетку. Александр Никифорович привык к этим басням, поэтому лишь сочувственно кивал и быстро переключал свое внимание на телевизор. Хуже приходилось в те моменты, когда жена начинала откровенно его доставать: сходи к врачу, поставь пломбу, сдай анализы, съешь витаминку. С работы мужчина приходил уставший и довольный, но после таких врачебных рекомендаций просто свирепел.
– Люда, отстань! Я хорошо себя чувствую.
– Это ты сейчас хорошо себя чувствуешь, а потом?
– А потом мне плевать! Дочь вырастил, внука на ноги успею поставить. Все, не мешай!
– Но ведь сам жаловался, что сердце иногда…
– Я – не жаловался!
В общем, к согласию они не приходили, каждый оставался при своем: она – при флакончиках с лекарствами, он – с футбольным мячом на школьном стадионе. Но сегодня им все же пришлось поговорить.
Людмила Викторовна по обыкновению страдала на кухне, когда отец Ларисы вернулся с работы слегка навеселе. Он громко поздоровался и ушел переодеваться.
– Всё поёшь! – воскликнула жена.
– А почему сегодня не петь? Постный день?
Он появился на кухне в трико и майке. Взглянув на распечатанную упаковку витаминов, усмехнулся:
– Убиваешь микробы?
– Не язви. – Людмила Викторовна вздохнула, полезла в ящик стола. – Что-то у меня давление не то.
– Оно у тебя всегда не то. Скушай пару таблеток и иди спать.
– Пошел ты!
Александр Никифорович удивился.
– Что случилось?
– Ничего особенного. Лариску видела на улице.
– И что?
Людмила Викторовна намотала на руку жгут домашнего барометра, измерила давление. Узрев на дисплее непотребные цифры, она пришла в еще более разбитое состояние.
– Видела ее с каким-то смазливым мальчишкой. Гуляли втроем, взявшись за ручку. И Максимка с ними!
Муж расслабился.
– И вовсе он не смазливый, а очень даже подтянутый и симпатичный парень. И вежливый, кстати.
Настала очередь Людмилы Викторовны удивляться.
– Ты что, знаешь его?!
– Да не особенно. Видел один раз, он Лариску до дома провожал. Поздоровались, познакомились. И всё.
– И все?!
Александр Никифорович уставился на нее немигающим взглядом.
– Что ты вылупился, дурень старый! Твоя дочь на глазах у ребенка шашни заводит с кем ни попадя, а ты и рот раззявил!
– Чего ж ты хочешь? Чтобы она с уголовником жила?
– А что, лучше когда ни кола, ни двора и случайные связи?!
Александр Никифорович присел на табурет, достал папироску. В последние дни жена утомляла очень сильно, и просто так накрыться панцирем и время от времени высовывать нос, чтобы определить направление ветра, уже не получится. Придется уже принять удар грудью.
– Знаешь, – сказал он, – я не буду сидеть и мучиться вопросом, какие там у нее связи и с кем. То, что она рассказала нам в прошлый раз, меня очень задело, и, скорее всего, она говорила правду. Пусть разводится и налаживает свою жизнь.
– Она ее наладит, ага! Сдуру загуляет сейчас, а потом…
Людмила Викторовна чуть не заплакала, и это было уже что-то новое. Обычно она оставалась на коне до самого финала битвы, не поддаваясь на предложения перемирия, но, видимо, всему есть предел.
– Саш, я боюсь за нее, – вдруг сказала она, отодвигая подальше от себя бутылочку с успокоительным. – Ты же знаешь ее благоверного, он же непредсказуем. Помнишь, он устроил тут скандал, когда она у нас решила переночевать без его ведома?
– Помню. Это было ужасно.
– Вот-вот. Думаешь, он так просто даст ей развод?
– Не думаю. Но у нее есть мы с тобой. А насчет ее нового парня… может, он и не хахаль никакой, а просто знакомый или приятель… но даже если и хахаль? Может, хороший парень. Знаешь, я его видел всего пару минут, но мне он почему-то сразу понравился. Доверие вызывает.
Людмила Викторовна стала успокаиваться, поэтому ее муж сбавил тон и стал говорить мягче.
– Так что, Люда, не будем пока торопить события. Угу?
– Угу.
Они сели ужинать.
Информационная атака на «недоброкачественную водку», производимую предприятием Кирилла Обухова, только начиналась. Вслед за газетой «Новости» в бой вступили некоторые региональные представительства федеральной прессы. В однотипных материалах рядом с фотографиями бомжеватых тружеников села, очевидно, опрокинувших по бутылке «Степной», размещались разгромные тексты о засилье зеленого змия из-за пределов региона. Под кампанию поддержки местного производителя попал не только Обухов, досталось также и многим другим крупным заводам, с которыми этот самый местный производитель конкурировать не мог и не желал.
Кирилл держал себя в руках. На очередном совещании с участием обуховской спецбригады присутствовал и эксперт Иван Сорокин. Ему отводилась важная роль.
– Ваня, знакомься, – сказал Кирилл. – Это Федор, Николай, Сергей – служба безопасности и отряд быстрого реагирования в одном флаконе.
Крепкие ребята молча кивнули головами.
– Теперь они и в твоем распоряжении, – продолжал Кирилл. – Я знаю, на что ты способен, потому что лично наблюдал в прошлом году, как после твоего наезда председатель комитета по госимуществу блевал в туалете «Астории»… и я знаю, сколько ты стоишь…
Иван едва заметно улыбнулся.
– …но ты все равно все бросаешь и работаешь на меня, – закончил Кирилл. «Ку» или не «ку»?
– Визжу от восторга.
– Отлично. Мы подготовили иск к этим продажным рупорам перестройки, хотим заставить отвечать за пасквили. А от тебя мне нужно вот что.
Иван привычным движением выудил из кармана пиджака блокнот и ручку.
– Весь внимание.
– Подготовь ответ по водке. Выведи на Лесневского, объясни народу, что к чему. Тебе Федор поможет, он как раз только вчера закончил ковыряться, достал много интересного.
Иван кивнул, сделав пометку в блокноте.
– Второе, – сказал Кирилл. – Начинай делать биографию Фармацевта. Он сейчас баллотируется, поэтому всякую лапшу на уши вешает, и тебе эту лапшу придется снимать. Выбери печатную площадь по своему усмотрению.
– Ты собираешься использовать то, что я принесу? – поинтересовался Ваня.
– Посмотрим. Лесневский не только у меня на горизонте замаячил, поэтому я хочу поближе познакомиться. Расскажи, например, как этот хрен моржовый заработал свой первый миллион, что у них было с мэром.
Журналист, строчивший что-то в своем блокноте, поднял глаза.
– В смысле?
– В том смысле, что мэр не скинул бы ему аптечную сеть просто так. И третье…
– Где у него кнопка? – съязвил Иван.
– Ваня, соберись!
– Все, молчу!
– Третье: меня интересует, если его толкают в кресло мэра, то кто? Сам по себе он слишком слабоват, да и особой популярностью у местных никогда не пользовался. Своим ребятам я уже задачу поставил, поэтому все, что они нароют, будут сбрасывать тебе напрямую, а ты будешь докладывать мне. Вопросы есть?
– Есть. – Иван закрыл блокнот, сложил руки на груди и посмотрел на Кирилла нарочито серьезно. – Как насчет моего физического здоровья?
Кирилл как-то странно переглянулся со своими спецами, потом почесал ухо и сказал:
– Не волнуйся, трусишка, нас прикроют. У Лесневского хватает врагов.
6
Этот парень пришел что-то сказать, но почему-то молчал. Он стоял в проеме двери абсолютно пустой комнаты, где не было даже плохонькой табуретки – только дощатый, покореженный пол, серые обои на стенах и ветер. Сильный ветер. Парень стоит у двери и смотрит, как Вадим терзает свою гитару: ля-минор, ре-минор, ми-мажор.
– Заходи! – говорит Вадим, но парень никак не реагирует. Узнать его лицо почему-то не получается, оно какое-то мутное, размытое, словно спрятанное за бутылочным стеклом.
– Ну, чего тебе? – горячится Вадим. – Говори давай, не молчи!