Поход Русов на Константинополь в 860 году и начало Руси - Сергей Цветков

В-шестых, золотые браслеты, которые носят русы — не менее любимое украшение кельтов, известное как по многочисленным археологическим находкам, так и из античных источников.

Интересны и способы захоронения русов. «С наследием русов, на мой взгляд, можно связать дружинные курганы со срубными, камерными гробницами второй половины (или конца) IX–X вв. Одно время их считали исключительно шведскими, теперь же пришли к заключению, что даже в Бирке они не являются местными. Нахождение схожих сооружений в Западной и Северной Европе лишь усиливает интерес к их древнерусским параллелям и загадке их появления»{140}.

Вместе с тем, давно отмечены схожие славянские и кельтские параллели, связанные с захоронениями — обычай ломать или сгибать оружие при похоронах и многое другое, в частности использование курганов как ритуальных площадок. К тому же многие подобные захоронения, как уже писалось выше, имеют котлы — а это один из отличительных признаков кельтских захоронений. Данные археологии подтверждают и восточные источники, в частности описание похорон знатного руса, сделанное Ибн Руста в «Книге драгоценностей»{141}. Надо сказать, что подобный обычай, как уже отмечал ряд исследователей, зафиксирован и в русском фольклоре — в былине о Михайле Потоке.

Добровольная смерть жены во время похорон мужа является также кельтским обычаем. Но самое интересное другое. Эти дружинные захоронения русов очень похожи на кельтские «княжеские» курганы. Эти курганы гальштадтского времени встречаются в верховьях Дуная и Рейна, в Южной Германии, Чехии. Их диаметр составляет около 60 м и высоту 6 м и содержат погребальную камеру, сделанную, как правило, из бревен, с богатейшим инвентарем: гривнами, фибулами, браслетами, рогами для питья, оружием, котлами и посудой{142}. Неоднократно отмечалось, что камерные погребения имеют сходство со скифским погребальным обрядом{143}.

«Кельтское влияние, как показала польская исследовательница Я. Розен-Пшеворска, проявляется не только в материальной культуре, но и в духовной жизни славян. Оно было настолько мощным, что следы этого воздействия обнаруживаются даже в языческих культовых сооружениях раннего средневековья. Так, исследованные на славянском поселении в Гросс-Радене в округе Шверина языческая культовая постройка IX–X вв. и храмовое здание VII–VIII вв. в Фельдберге в округе Нейбранденбург находят аналогии в кельтском культовом строительстве. Деревянные стилизованные фигуры, обнаруженные в Гросс-Радене, находят параллели в кельтском искусстве. С храмами кельтов сопоставимо также славянское святилище в Арконе на острове Рюген, известное по описанию Саксона Грамматика. Вполне очевидно, что культовые языческие постройки северо-западных славян раннего Средневековья восходят к храмовому строительству кельтов Средней Европы»{144}.

Необходимо отметить, что и в Старой Ладоге было раскопано храмовое сооружение, имеющее западно-славянские, а значит и кельтские аналоги.

А.Г. Кузьмин отмечал интересные параллели между уникальным новгородским институтом: «300 золотых поясов» в качестве главного органа республики и кельтской Галатией в Малой Азии, управляемой советом из трехсот членов, собиравшихся в дубовой роще. «Территориально ближе другая параллель: на острове Рюген верховная власть принадлежала жрецу, в распоряжении которого было триста всадников — с их помощью жрец осуществлял фактическое управление…»{145}

Сложная, многоярусная система власти в Древней Ирландии больше всего напоминает нашу удельно-вечевую систему{146}. Так же как в Древней Руси, объединению кельтских королевств очень мешала система наследования не по прямой линии от отца к сыну, а старшему в роду. Система наследования великокняжеского трона не по прямой линии, а старшему в роду чисто кельтская традиция, известная в той же Шотландии до середины XII в.{147}

Интересны моменты, связанные с денежными системами. Древнерусское обозначение мехов и монет «куна», имеет кельтские параллели — галльские монеты в Паннонии назывались cunos. Нелишним будет заметить, что Норик долго был одним из центров чеканки кельтских монет. До сих пор идут споры о возможном славянстве нориков, хотя та же ПВЛ напрямую говорит о происхождении и славян и славянского языка именно от нориков. Еще одно из обозначений денег на Руси как «скот» также имеет кельтские параллели{148}. Кстати сказать, в Ирландии скот, так же как и на Руси выполнял функцию денег.

«Следов кельтских религиозных представлений в Древней Руси, возможно, еще больше, чем элементов государственной традиции (на юге, по всей вероятности, большее значение имели традиции, уходящие в Черняховскую и даже скифскую древность). С кельтским влиянием, видимо, связано наличие многоликих божеств у балтийских славян. Кельтские черты проявляются в поклонении русов дубу на острове Хортица, описанном Константином Багрянородным… Не исключено, что боги Перун и Велес, которыми клялись дружинники Олега и Игоря, были общими для славян и славянизированных кельтов. Во всяком случае, поклонение Перуну было широко распространено именно в Прибалтике (Поморье, Литва), причем везде культ его был связан с дубом…»{149}

В связи с этим особый интерес вызывает племя венетов в Арморике, которое было разгромлено войсками Юлия Цезаря. Остатки этого народа, видимо, частично переселились в Уэльс и Ирландию. Не исключено, что какая-то группа ушла к венетам балтийским, на территорию современной Польши, где в то время получила развитие сильно кельтизированная пшеворская археологическая культура, на базе которой впоследствии образовались собственно западнославянские племена.

Интересно, что родичами англо-саксов, захвативших в раннее средневековье власть над Британией Беда Достопочтенный считает ругинов (ругов){150}. Вместе с тем, этот народ принимал участие и в завоеваниях этого острова{151}. А, как уже не вызывает сомнения, лугии, ругии, руги, руяне названия одного и того же славянского племени. «Опираясь на археологические данные, мы можем считать лугиев такими же предками славян, как и венедов…»{152} Вместе с тем в III в. н.э. в центре Ирландии проживали племена со схожими названиями — лагины и лугины, а на юге племя вениев. Все это говорит о древнейших связях славян не только с континентальными кельтами, но и островными, в частности, с Ирландией.

Кстати сказать, эстонцы и финны до сих пор называют русских vene, что также наводит на мысль о кельтских параллелях.

А.А. Шахматов указал на ряд сохраненных славянскими языками кельтских (или общих для славян и кельтов) терминов, которые связаны с формированием классового общества и государственности: бояре, влат, слуга, тать, отец; с военным делом: щит, вал…{153} К этому можно добавить слова: конь, шлем, тын, град, гость, волхв.

Где бы мы ни сталкивались с этнонимом русь, идет ли речь о Франции, Британии, западнославянских землях, Волге, Дунае, мы неминуемо видим более древний кельтский след. Вместе с тем, никакой Руси на территории Швеции так обнаружено и не было. Зато можно говорить о кельтских колониях или поселениях в Центральной Швеции и на острове Готланд.

Данная тема, конечно, требует отдельного исследования, но этот краткий исторический экскурс показывает, насколько тесными в период раннего средневековья, задолго до эпохи викингов, были связи западных и, впоследствии, восточных славян с традициями островных кельтов и, более того, существовало единое культурное пространство, охватывающее Ирландию, Уэльс, Бретань и славянские земли, особенно прилежащие к Балтийскому морю и пути «из варяг в греки» и Великому волжскому пути. Создатели этих торговых путей ирландцы, валлийцы, бретонцы, фризы, русы и славяне не только обменивались товарами, но и духовными и культурными достижениями.

«Общая судьба варягов-кельтов и поморских славян, — писал А.Г. Кузьмин, — способствовала быстрому взаимопроникновению культур еще на южном побережье Балтики. Теснимые с материка германцами, они уходят на восток уже как относительно цельная этническая группа, в которой преобладают кельтские имена, а средством общения является славянский язык. Именно поэтому носители “варяжских” имен, первые заморские князья, обосновавшиеся на северо-западе Руси, строят чисто славянские города Новгород, Изборск, Белозеро, а на огромной территории от Новгорода до Мурома, куда простирается “варяжская”» государственность, быстро распространяется славянский, “русский” язык. Несколько иным, видимо, было положение на юге Руси. Сюда в меньшей степени докатывалась волна естественного прилива населения с южного берега Балтики. Здесь далее зашел процесс классового расслоения, а при оформлении государственности сохранялись традиции Черняховского и скифо-сарматского времени. Не исключено, что пришельцы с севера и здесь нашли славянский язык как общепризнанное средство общения разных этнических групп, издревле населявших Приднепровье и Причерноморье, но и реликты кельтских же по своему конечному происхождению традиций»{154}. (Рас. 30)