Хроники царя Давида - Штефан Хейм

По воле БОга на пятый день моего путешествия я прибыл в Аэндор — после того, как в земле Манассийской прочитал молитву на могиле Иосифа, затем проехал через Эн-Ганним в Иссахаре и пересек долину Изреель, двигаясь навстречу утреннему солнцу и оставляя Гелвуйские горы по правую руку; последнюю ночь я провел в Сунаме, откуда родом красавица Ависага, которая нежно заботилась о царе Давиде, когда он состарился и никак не мог согреться. День был ясным, на небе ни облачка, с полей взлетали жаворонки, и голуби ворковали в кустах. Женщины Аэндора болтали у колодца; капли воды на ведрах, которыми они доставали воду, ярко блестели.

Одна из женщин, ядреная толстушка с ямочками на щеках, окликнула меня:

— Что ты тут высматриваешь, незнакомец? Может, ты купец и хочешь предложить нам благовония или блошиный сок, что красит в пурпур холсты? Или заглядываешь под наши юбки, когда мы склоняемся над колодцем?

— Ни одно, ни другое, милая, — отвечал я, — я всего лишь бедный странник, что ищет мудрого совета.

— Вы все так говорите, — вмешалась другая женщина, — а сами ищете под подолом.

— Ну, под твоим-то, — парировал я, — вряд ли найдешь что-либо интересное. Я должен разыскать здесь прорицательницу, обладающую способностью ясновидения; вероятно, она уже очень стара, ежели вообще еще жива.

Тут толстушка с ямочками на щеках говорит:

— А это я и есть. Дар ясновидения я унаследовала от своей матери и от матери моей матери.

— Честно говоря, милое дитя, — отвечал я, — я не вижу у тебя ни сморщенной кожи, ни пожелтевших зубов, ни седых косм, ни бородавок на носу, как это приличествует ведьме.

— Если это не мешает духам, — дерзко вскинула она голову, — что же мешает тебе?

Она придвинула к себе ведро, наполнила свой кувшин и пошла восвояси. Остальные женщины захихикали и стали показывать на меня пальцами, так что я почувствовал себе довольно-таки глупо и задался вопросом, правильно ли я понял двуглавого ангела и не окажется ли моя поездка в Аэндор напрасным трудом.

Я все еще сидел на своем сером ослике, не зная, куда поворотить, как вдруг увидел, что ко мне приближается старик, опираясь на клюку. Представившись Шуфамом, сыном Хуфама, старейшиной Аэндора, он поинтересовался, кто я таков и какова цель моего приезда. Я назвал ему свое имя и имя своего отца, рассказал про ангела, который явился мне во сне и велел: отправляйся в Аэндор, разыщи там женщину, что владеет даром ясновидения, и расспроси ее. Но о чем расспросить — этого я ему не открыл, а еще не сказал, что ангел был о двух головах. Шуфам, сын Хуфама, пощелкал языком. В Аэндоре, сказал он, никого такого нет — с тех пор, как царь Саул изгнал всех волшебников и прорицателей. На что я заметил, что этот указ царя Саула мне известен, как и указ царя Давида; однако путь от царского дворца до хижин бедняков долог, а могущественные указы подобны пригоршням воды, упавшим в горячий песок пустыни; и разве сам царь Саул не приезжал к волшебнице за предсказанием, ибо ГОсподь не отвечал на его вопросы ни в сновидениях, ни устами оракулов урима и тумима, ни через пророков.

Шуфам, сын Хуфама, ненадолго задумался, затем лукаво взглянул на меня и молвил:

— Вижу я, что ты, Эфан, сын Гошайи, человек чрезвычайно мудрый, и значит, ты уже заметил, что наши дома обветшали, поля не обработаны, скот отощал. Тебе, видимо, известно, что мудрейший из царей Соломон призвал всех крепких молодых мужчин в войско или на строительные работы, а сборщик налогов все равно взимает с нас царскую десятину. Потому и собрались старейшины Аэндора на совет и решили: ГОсподь БОг помогает тем, кто сам умеет себе помочь; так почему же нам не сделать так, чтобы чужаки приезжали к нам и оставляли здесь свои денежки? А что может привлечь более, чем прорицательница? Мы поможем ей. Время работы от восхода луны до крика первых петухов, а платить ей должны по два шекеля за каждый вопрос, и никаких скидок.

Так стал я гостем в доме Шуфама, сына Хуфама, и разделил с ним хлеб, и пил его кислое вино; когда же пришла ночь, взял он свою клюку и похромал, ведя меня к глинобитной лачуге, где занималась своим ремеслом аэндорская ведьма. Там увидел я знакомую толстушку с ямочками; она улыбнулась мне, показав при этом прекрасные зубки, и сказала:

— Ты все-таки пришел; ну, садись вон там на подушки, сейчас я тобой займусь.

Шуфам, сын Хуфама, пристроился на корточках в уголке, положил рядом свою клюку и затих.

Ведьма подбросила в огонь овечьего помета, взметнулись клубы дыма, в глазах у меня защипало; она же стала мешать в котле какое-то густое варево, добавляя в него травы и порошки; вскоре стали подниматься пузыри и лопаться с легким треском; а ведьма бормотала какую-то абракадабру и время от времени взывала к духам. Пусть сделает со мной БОг все что захочет, подумал я, но такие глупости могут произвести впечатление только на темных крестьян, царь же Саул был достаточно умен, чтобы не принимать всерьез эдакую чушь. Ведьма все помешивала свою колдовскую смесь, а я улыбался ей, ибо для дочери Велаира она была чертовски привлекательной. Вскоре огонь почти угас, осталось лишь мерцание, отбрасывавшее на стены огромные тени. Тогда ведьма погрузила в котел черпак, положила немного варева в миску и поднесла ее мне со словами:

— На-ка, разжуй хорошенько!

Я спросил:

— А что это такое?

— Каша, — ответила она. — Моя мать ее варила, а до нее мать моей матери; называется она гашиш.

— И она вызывает духов?

— Она вызывает всех, кого хочешь, — ответила ведьма и повернулась так, что в отблесках последнего жара четко высветились округлости ее бедер. — Жуй, не заставляй меня ждать.

Я попробовал немного каши; она была странной на вкус, немного напоминала орехи, но казалась слегка подгоревшей, а запах ее был пряным. Я начал жевать, каша была очень сочная и пьянила.

— Съешь все, — приказала ведьма.

Я послушался — и вскоре почувствовал, что груз мирской спадает с моих плеч, а сила моя безгранична, и что я тоже могу приказать духам тьмы подняться из Шеола.

— Ты — ангел из моего сна, — сказал я ведьме, — но где же твоя вторая голова?

Хоть и был ее смех смехом дочери Велиара, для ушей моих звучал он приятно. Лукаво взглянув на меня, ведьма спросила:

— Так кого же вызывать?

— Царя Саула, — ответил я.

Она побледнела и проговорила:

— Я бы не хотела это делать, он ужасен, ужаснее всех других теней.

На этот раз посмеялся я:

— Ты испугалась собственного ремесла? А я вот не боюсь, я вызываю тени из Шеола каждый день, кроме субботы, и делаю это безо всякого гашиша.

Ведьма повернулась к огню, и пламя вспыхнуло, когда подняла она руки, и одежды ее упали с нее, так что осталась она стоять голой в желтоватых отсветах, а потом она громко вскрикнула.

— Что ты видишь? — спросил я.

— Я вижу богов, поднимающихся из земли, — сказала она; голос ее изменился, словно от боли.

— А видишь ли ты царя Саула? Как он выглядит?

— Он высокого роста, — хрипло произнесла она, — выше, чем любой другой человек; его окровавленное тело пробито длинными гвоздями, а голову свою он держит под мышкой.

И почудилось мне, что и я вижу, как из толпы теней выходит огромная фигура убиенного царя, чью отрубленную голову филистимляне возили по всей стране, чтобы возвестить о сим подвиге в капищах своих идолов, а тело пригвоздили к городской стене Беф-Сана. Я представил, как царь в латах входит в эту хижину пред последней своей битвой. «Вызови мне Самуила», — приказывает он ведьме. И появляется дух Самуила, тощего старика, закутанного в плащ, и спрашивает Саула: «Зачем ты потревожил меня?» И говорит Саул: «Я очень страшусь, ибо филистимляне выступают против меня, а БОг отвернулся от меня и не отвечает мне ни устами пророков, ни в сновидениях». И пророчествует Самуил глухим голосом: «ГОсподь поступит с тобой так, как говорил он моими устами; он отнимет царство из рук твоих и отдаст его Давиду, ближнему твоему; завтра ты и сыновья твои будете со мною; и отдаст ГОсподь войско Израилево в руки филистимлян».

Я крикнул ведьме:

— Вызови Самуила.

Откуда-то издалека послышался голос Шуфама, сына Хуфама:

— Это удвоит цену.

И снова взметнулось пламя, и лицо ведьмы исказилось от боли, а тело ее скорчилось и задрожало; тьма по ту сторону огня как бы раздвоилась, и старческий голос проскрипел:

— Зачем потревожил ты меня, приказав меня вызвать?

— Ты — дух Самуила? — спросил я, пытаясь различить среди колеблющихся теней облик пророка.

Но что-то, видимо, получилось не так, ибо на лице ведьмы отразился ужас, она бросилась ко мне и забилась в моих руках. Я почувствовал, что в комнате присутствует еще кто-то, и понял, что это Давид, сын Иессея, восставший из мертвых. Дух Давида сказал духу Самуила: