Окрик памяти. Книга вторая - Виктор Ефимович Копылов

установки Теслы; во время наводнения в 1924 году в Ленинграде потерялись телевизионные приборы В.А. Гурова; сгорели при пожаре в Берлине телепередатчик и приемники Арденне. Аппаратура Грабовского также была разбита при железнодорожной перевозке. Одновременно потерялись рукописи «Энциклопедии телефота» – многолетний труд Б.П. Грабовского, его любовь и утешение. Какому ученому не знакомы горечь такой утраты, после которой опускаются руки? Не каждому дано такое пережить, найти силы для восстановления утраченного. Грабовский долго болел и, оторванный от научных центров, полностью лишенный поддержки, после 1930 года прекратил всякие работы по телевидению.

Сравнительно быстрый переход общественного мнения от восхищения перед механическим телевидением до полного разочарования наступил в начале тридцатых годов, когда, наконец, ограниченные возможности механического телевидения были поняты, а запреты на исследования в области электронного телевидения сняты. Работы получили достаточный и надежный размах, обеспечивающий сравнительно быстрый успех.

Неудача Б.П. Грабовского была вызвана и рядом субъективных причин. Ко времени работы над «телефотом» Б.П. Грабовский не имел высшего образования. Это тем более поразительно, что Грабовский – радиолюбитель – телевизионщик, построивший своими силами передающий малый телецентр (массовое увлечение ими наступило много позже, спустя два десятилетия), заставил работать свою установку в те годы, когда массовый радиослушатель только овладевал техникой настройки своего детекторного приемника с помощью стальной пружины и кристалла, а ламповые неуклюжие приемники типа БЧ («батарейный, четырехламповый») только-только входили в моду и казались чудом электронно-вакуумной техники.

Диплом о высшем образовании он получил только в 1945 году, закончив физико-математическое отделение Киргизского педагогического института во Фрунзе. Без высшего образования тогда, как и теперь, доступ в академические круги был очень труден. Научные снобы, которые всегда находятся, во все времена отвергали крамольную мысль о возможности решения какой-либо проблемы, над которой бьется наука, человеком без образования. Достаточно вспомнить «неостепененного» К.Э. Циолковского, заложившего основы фундаментальных наук об освоении космоса, которого также много лет не признавала Российская академия, чтобы понять, в каком трудном положении постоянно оказывался Грабовский. Его и в наше время не стесняются называть «изобретателем-самоучкой».

Так, после 1961 года в печати появилось множество публикаций о Б.П. Грабовском и его «телефоте». Печатались книги, в которых, увы, между строк нет-нет да и слышались определенные нотки, за которыми, при внимательном и настороженном слухе, можно было уловить язвительный смысл отдельных слов и выражений...

Оппоненты Б.П. Грабовского охотно объясняли неудачу изобретателя обреченной попыткой решения глобальной задачи в одиночку, забывая, что в любом, самом многочисленном по составу сотрудников институте или в проектном бюро оригинальные и новаторские идеи поначалу всегда рождаются в голове одного человека. Лишь после кристаллизации идеи коллектив способен развить ее до возможно высокого уровня и только тогда проявляется влияние коллективного разума, хорошо организованного, специального и целенаправленного. Некорректность такого подхода легко подтверждается и тем значительным фактом, что великие изобретатели А.С. Попов или Б.Л. Розинг также работали «в одиночку», если не считать одного–двух лаборантов-помощников. Обвинение «в одиночестве» выгодно тем учреждениям и лицам, которые демонстрируют из года в год свою бесплодность. Разве они в состоянии признать, что «одиночка» вдруг сумел сделать больше, чем целый институт?

Несостоятельна критика работ Б.П. Грабовского и в другом отношении. Ее авторы говорят, что созданная им телевизионная аппаратура не могла быть работоспособной из-за малой чувствительности электронной оптики, а трубка не имела тех более поздних усовершенствований, благодаря которым телевидение приблизилось к современному уровню. Если следовать такой логике, то надо отвергнуть имена таких пионеров авиации или космоса как Можайского, Циолковского, Кондратюка и др., поскольку их первоначальные работы по научному и особенно техническому уровню не идут ни в какое сравнение с существующей в наши дни авиационной и космической техникой.

У Б.П. Грабовского был откровенно запальчивый характер, о котором прямо говорят, что он плохой, скандальный, болезненно-подозрительный, а в общении с сильными мира сего – резкий и желчный. Между тем дома, в семейной обстановке, трудно было бы назвать другого человека, более жизнерадостного, общительного и душевного, сердечного и внимательного, остроумного и занимательного рассказчика веселых историй из жизни изобретателей-неудачников.

Знаток человеческой психологии Зигмунд Фрейд говорил, что гений и послушание – две вещи несовместимые. Думается, что в равной степени такое тонкое наблюдение относится и к просто талантливым людям. Более того, послушание чаще всего свидетельствует о приспособленческих чертах характера человека, о его хитрости, коварстве, но не таланте. За трудный характер рано или поздно люди расплачиваются недругами в жизни, отсутствием понимания у тех, кто по должности и службе обязан быть более терпимым, внимательным и снисходительным.

Драма Б.П. Грабовского – драма творческой личности, наделенной талантом и неуживчивостью, сочетания, которое большинство людей воспринимает чаще всего с раздражением. Отсюда – непонимание такого человека окружающими его людьми и, как следствие, – работа в одиночку, без поддержки. К сожалению, современники часто путают или, что еще хуже, отождествляют черты характера человека с его недостатками. При всей сложности характера Б.П. Грабовского (природа часто отказывает талантливым людям в хорошем характере) он обладал завидной работоспособностью, был предан науке и смог бы, не случись особых обстоятельств, много сделать для телевидения в будущем.

История техники показывает, что инженеры и ученые с плохими чертами характера мало чего добивались в жизни. Свое признание, как правило, они получали после кончины, когда человеческие слабости, охотно или нет, прощались современниками.

Научные работники любого поколения могут насчитать десятки примеров из своей жизни, когда люди оказывались не готовыми к восприятию идей, выдвинутых потребностями общества. На нашей памяти кибернетика, генная инженерия, моральные проблемы пересадки сердца и многое другое. Даже в такой науке, как астрономия, где, кажется, с наблюдаемыми фактами не поспоришь, борьба идей, неприятие новых направлений – вещь обычная. Так, астроном С.К. Всехсвятский еще в тридцатые годы выдвинул гипотезу о рождении отдельных комет со спутников планет-гигантов. Гипотеза предполагала вулканическую деятельность на их поверхности. В это невозможно поверить, но вот недавно человечество получило фотографическое подтверждение извержения вулканов на Ио, спутнике Юпитера. Другая давняя гипотеза ученого о кольцах Юпитера, казавшаяся совершенно неприемлемой еще совсем недавно многими из упорных оппонентов Всехсвятского, также подтверждена автоматическими межпланетными станциями. Таких примеров можно приводить без числа. Выстраданная закономерность: подтверждение спорных гипотез приходит только тогда, когда ученому удается сочетать глубину мысли и научное мужество на протяжении всех лет нелегкой борьбы за справедливость высказываемых идей.

Исследование причин неудач научного работника; потеря