Лучезарный - Елена Бычкова

Рядом раздались быстрые шаги. Прошелестел подол юбки. Головы коснулась теплая рука, погладила робко, готовая в любую минут отдернуться. Он поднял взгляд и увидел женщину в сером платье. Грудь, стянутая простым корсажем, вздымалась часто, взволнованно, как будто крестьянка с трудом душила в себе слезы.

— Эмил, — голос нежный, дрожащий все теми же не пролитыми слезами. — Поешь, пожалуйста. Тебе надо поесть.

Перед носом оказалась глубокая глиняная миска. Из нее остро пахло мясом. Сочные куски плавали в густой подливке. Пасть наполнилась голодной слюной, но он отвернулся от угощения.

— Ты должен есть!

— Нельга, не надо, — послышался юношеский голос.

— Он ничего не ест уже третий день! Я не знаю, как заставить. Как уговорить!

Девушка замолчала, потому что Эмил поднялся. Вышел на середину комнаты. Осмотрелся. Закопченая печь, лавки, дверь. На стене — обломок мутного зеркала. Полудемон посмотрел себе в глаза и почувствовал, как раздваивается. Одна его половина висела, беспомощная, в Хаосе, другая стояла на дощатом полу в теле огромного, косматого волка.

«Я должен это запомнить. Это важно».

Женщина со слезами на ресницах держала миску с едой. Волк знал ее. При виде этих золотистых длинных кос и натруженных рук сердце начинало колотиться, и наваливалась такая тоска, что хотелось выть.

Колдун медленно повернулся. Надо было уходить. Немедленно. Он не знал, почему хочет уйти. Что-то гнало прочь.

Зверь пошел к выходу, но женщина подбежала к двери первой, загородила ее.

— Нет! Не уходи! Ты не можешь уйти! Я не пущу тебя!

Он посмотрел ей в лицо, и она, закусив губы, отошла.

Волк выпрыгнул в темноту и побежал. А вместе с ним Эмил. Пока он не мог осознать себя до конца зверем, полностью слиться с его памятью. Получалось только наблюдать. Следить издали и время от времени переживать чужие чувства. Он следовал за прошлым и ждал, когда все вспомнит.

Ночь пахла холодом. Черной зубчатой стеной стоял лес. Пожухшая трава никла к земле. Было тихо. Никто не шуршал, не шелестел, не пробегал мимо на мягких лапах. Пусто. Мыши забрались в норы, змеи уснули, свившись клубками, птицы улетели. Крупные звери ушли в глубь чащи.

Эмил бежал вперед, прислушиваясь к себе. Магических сил почти не было, лишь где-то в глубине тлела искорка, которая поддерживала человеческий разум в волчьем теле, не давая скатиться до звериной тупости.

«Надо найти источник. Любой. Надо вернуть силу», — это была первая связная мысль, которая четко прозвучала в голове. Остальные — невнятный, глухой шум…

Несколько ночей он шел лесными тропами, полагаясь только на звериное чутье и голод, разливающийся в душе. Обнюхивал черные валуны, лежащие под деревьями. И, узнавая знакомые запахи, вспоминал дорогу.

На пятые сутки впереди показались развалины. Гигантские камни валялись на развороченной земле. Под ними лежали сломанные в щепки деревья. Из горла волка вырвалось тихое рычание. Он подошел ближе. Принюхался. Раньше здесь был мощный источник темной силы, но он иссяк. Уничтожен. Ничего не осталось…

Эмил снова почувствовал тоску, сожаление, почти физическую боль. Скорее догадался, что это его дом, чем узнал его. Всю ночь он бродил по руинам. Обнюхивал камни, переворачивал некоторые из них. Но гранит и земля под ним были мертвыми.

А рано утром волк услышал крадущиеся шаги и человеческие голоса. Затаившись в кустах, зверь глядел сквозь ветви.

Два крестьянина, вооруженные вилами, поминутно оглядываясь, подбирались к его логову. Испуганно-любопытные лица, крепкие загривки, настороженно шарящие по сторонам взгляды.

— Слышь, зря мы сюда, — бормотал один, поминутно оглядываясь через плечо. — Вдруг он здесь где.

— Да нет его, говорят тебе, — отвечал второй, явно гордясь собственным мужеством. — Помер колдун.

— Не надо бы, — продолжал ныть боязливый. — Вдруг душа его еще тут бродит. Да и не осталось ничего. Одни камни.

— У него золота полные подвалы были. Может, чего высыпалось. — На туповатой физиономии храбреца появилось выражение неудержимой жадности. — Иди-пошевеливайся! Богатством разживемся, спасибо еще скажешь, что тебя привел.

Черная ярость зашевелилась в душе Эмила. Двое оборванцев собрались грабить его дом, копошась в поисках несуществующих сокровищ. Осквернять своим гнусным любопытством то немногое, что осталось от его прошлого… Грозный, низкий рык вырвался из его глотки. Крестьяне, цепенея от ужаса, медленно повернулись и увидели огромного зверя с оскаленной пастью.

Вилы выпали из ослабевшей руки храбреца. Он завопил и бросился бежать. А его приятель застыл на месте, глядя на зверя пустыми остекленевшими глазами.

Легкая добыча. Эмил опрокинул его на землю, вцепился в шею. Из разорванного горла брызнула кровь. Минуту тело дергалось и билось, потом затихло. Волк облизнулся и бросился за вторым. Догнал на краю поляны. Этого не стал убивать быстро. Притащил визжащую и почти не сопротивляющуюся жертву к развалинам, бросил на камни.

Парень увидев своего соседа, валяющегося в луже крови, не придумал ничего лучшего как грохнуться на колени перед полудемоном и заскулить:

— Господин, колдун! Не убивайте! Больше никогда… Никогда больше…

Он пытался выговорить, что больше никогда не придет сюда. И Эмил верил — действительно не придет.

Демоны тянут силу из человеческой боли и ужаса. Он тоже был демон, пусть всего лишь наполовину. Тонкая ниточка тепла и жизни. Совсем немного, но лучше, чем ничего.

Спустя час, Эмил сидел, осматривая себя. Уже не лапы, но еще и не руки. Шерсть. Волчья морда слегка изменилась, однако способность говорить, по-прежнему, была утеряна. Одной смерти, путь и мучительной, мало. Он поднялся, равнодушно обошел то, что осталось от крестьянина, послужившего энергетическим источником, и побежал в лес.

За три дня колдун убил еще двоих — старуху, собиравшую травы, и оборванного пьяницу, храпящего под кустом.

На четвертый день блуждания в чаще Эмил наткнулся на поляну, по краю которой росли искривленные больные деревья с бледно-зелеными поганками у корней. В центре ее виднелась проплешина. Люди называли такие места ведьмиными кольцами и старались держаться от них подальше.

Колдун вышел в круг и принялся рыть землю. Затем лег в неглубокую яму, вжался в почву. Снизу сочилась слабенькая аура темной силы, и он терпеливо собирал ее капли, не двигаясь с места целые сутки…

Как он и ожидал, тело стало меняться. Однако вместе с изменениями пришла боль. Она выкручивала суставы. Сводила челюсти. Скручивала удлиняющиеся пальцы. Вонзалась в распрямляющийся позвоночник. Эмил катался по траве и стонал сквозь зубы уже совсем по-человечески.