Штрафники на Зееловских высотах - Роман Кожухаров

Упав на землю, каска по инерции еще несколько метров катилась по склону, пока не уперлась в неестественно вывернутую, будто выломанную, руку лежавшего там мертвого немца.

Мины ложились в ряды оборонявшихся снова и снова. Раздались стоны первых раненых. Кто-то матерился во весь голос, кто-то стонал и звал на помощь.

– Баклин!.. Баклин! – позвал Андрей.

Пулеметчик откликнулся не сразу. Его сильно присыпало комьями глины, и теперь он с трудом стряхивал с себя липучие, мокрые куски.

– Гады! Пулемет запачкали! – чертыхаясь, ругался он, очищая ствол от желто-бурых ошметков грязи.

– Баклин!.. На той стороне канала видишь рощицу?.. – припадая к биноклю, спросил Аникин.

Танкист, оставив на миг процесс очищения, всмотрелся в позиции немцев.

– Кусты какие-то вроде вижу, товарищ лейтенант… – отозвался он, подтаскивая пулемет ближе к себе. – Далековато… И туман начинает припускать. Видите, как клубится…

– Да, черт его возьми… – согласился Андрей.

Действительно, чем светлее делалось в небе, тем гуще и тяжелее становился белый пар у земли. Рваные клубы тумана стелились вдоль глади канала со стороны реки, заползали на скаты берегов и белесым непроглядным занавесом закрывали обзор.

– Баклин, надо прощупать эту рощу… – быстро произнес Аникин. – Пока совсем не затянуло… Похоже, гады оттуда лупят.

– Сейчас прощупаем… – деловито ответил Слава, вытерев руки о побуревший от грязи комбинезон.

XIV

Правой рукой Баклин стянул танкистский шлем со своей головы и четким и быстрым движением подсунул его под ствол пулемета. Он сделал это после того, как в очередной раз попытался выдвинуть сошки. Но их у «дегтяря», свинченного и извлеченного из танка, заклинило намертво.

– Сейчас… – повторил он, выставляя планку прицела и припав к прикладу щекой. Бритый верх головы Баклина, до последней секунды упрятанный под шлем, теперь выделялся неестественной белизной. По лбу и щекам проходила четкая граница, разделявшая пельменно-белый верх лысой кожи черепа и запачканное копотью, сажей и грязью лицо. Баклин весь сосредоточился и сощурился, выцеливая рощицу.

– Пощупаем… – произнес он, и тут же короткая очередь ушла в сторону ельника.

Аникин, внимательно следя за стрельбой в бинокль, ясно увидел, как судорожно встряхнули своими лапками несколько елочек.

– Нормально… – прокомментировал Андрей. – Теперь пошире возьми. Всю рощицу прошерсти.

– Есть прошерстить… – отозвался Баклин и тут же нажал на спусковой крючок. Пулемет протарахтел более протяжную фразу, грамотно легшую в аккурат вдоль сектора елок.

Заунывный хор ревущих минометов тут же оборвался. Как будто поперхнулся кто-то из ведущих солистов этого чертового хорового коллектива.

Тут же с того берега на пулемет танкиста обрушился целый рой пуль. Стрельбу, точно наперегонки, повели два ручных пулемета. Один вдруг возник на самом краю ельника, а второй перенес сюда свой огонь с правого фланга обороны штрафников, напротив которого находился на том берегу канала, укрывшись у корней двух одиноко стоявших невысоких, но массивных ив.

XV

Очереди вражеских пулеметов, перехлестнувшиеся над левым флангом, заставили Аникина опять вжаться в землю. Поначалу размахнувшись широко, тут же свинцовые «мертвые» петли стали затягиваться все ближе и ближе к Баклину. Очереди со свистом свивались и разматывались, то и дело вгрызаясь в стылую землю, набрякшую ледяной сыростью. Фонтанчики грязи вскипали возле самых локтей и окоченевших ладоней.

– Слышь, Баклин… – окликнул танкиста Аникин. – Держи вот…

Он, не поднимая головы, кинул в сторону пулеметчика планшет.

– Подложи под «дегтяря»… А шлем надень обратно на голову… Христа ради… А то твой бритый купол так сияет, что – полная демаскировка, к чертовой матери… За километр видать…

– Есть – замаскировать купол, товарищ командир… – усмехнувшись, произнес танкист и тут же, подобрав планшет, ловко произвел замену и натянул шлем обратно на голову.

– Давай… теперь быстро дрейфуем вправо… – приказал Аникин. – А то мы тут уже вконец засветились. У нас, вишь, к елочкам, будь они неладны, теперь еще ивушки добавились…

Прежде чем отползти назад, Баклин умудрился еще коротенько, но звучно ответить одному из вражеских пулеметов – тому, что угнездился на самом краю ельника.

– Черт… – выругался танкист, пока они переползали. – И где обещанная огневая поддержка?.. Где наши «саушки»? Нас тут минометами в пух и прах разметают…

О том, что проводимую штрафниками разведку боем, кроме танков, должны были поддержать и самоходные установки, Андрей слышал от Шибановского еще перед началом рейда. Для этих целей с наступлением темноты на передовую с Кюстринского направления должен был прибыть взвод самоходных установок и дальше действовать по обстановке.

Об этом же, в такой же ругательной форме, еще раньше Аникину сообщил лейтенант Каданцев. Танкисты должны были по рации передать для «самоходок» координаты текущего боя. Для этого специально, еще до начала разведывательного рейда, были согласованы позывные и радиочастоты со штабом стрелкового батальона первого эшелона, через который осуществлялась координация совместных действий.

XVI

До самой последней минуты, пока радист экипажа «тридцатьчетверки» мог выходить на связь со штабом батальона, информацию о прибывших в район железнодорожной насыпи «самоходках» не подтверждали. И теперь положение штрафников, цеплявшихся за северо-западный уступ обороняемой территории фольварка, становилось совсем отчаянным.

Скудный задел вражеских боеприпасов, который взвод сумел наскрести после рукопашной схватки, неумолимо улетучивался, несмотря на все меры экономии. Связь отсутствовала и с батальоном, и с командованием штрафной роты. Оставались только гранаты и трофейные немецкие одноразовые гранатометы. Но это был НЗ, последнее, чем могли огрызнуться «шурики», и, значит, их надо было беречь для «финальной цыганочки с выходом», как говаривал воевавший с Андреем штрафник Крапивницкий, – для решающего столкновения, которое могло стать последним в жизни аникинского взвода…

От связных, которых Аникин отправил несколько часов назад в штаб роты, не было никаких вестей. Возможно, что они, заплутав в темноте, забрели на минное поле или их накрыло осколками вражеского снаряда.

В любом случае, каких-то видимых изменений в обстановке, в виде хотя бы нескольких снарядов по вражеским позициям или резервного подкрепления, не наблюдалось. Никакой огневой поддержки со стороны своих на протяжении долгих часов этой бесконечной, страшной ночи.

Может быть, командование ожидало, когда рассветет, боясь накрыть своих огнем артподдержки? Но вот уже совсем рассвело, так какого же черта они медлят? Ждут, пока туман совсем затянет пойму, чтобы иметь очередное оправдание для своей трижды проклятой несогласованности?..

XVII

Густые клубы тумана совсем затянули протяженную ложбину канала, окончательно скрыв от обзора бревенчатые переправы фашистов. Теперь они наверняка воспользуются этой естественной туманной завесой и попытаются опять перебраться на этот берег.

Словно бы в подтверждение опасений Андрея, с той стороны, из непроглядного клубящегося молока, донесся резкий окрик. Похоже, что какая-то вражеская офицерская шишка командует. Гонит своих подчиненных фрицев на переправу.

– Баклин… – окликнул Андрей пулеметчика. Тот, ежась в своем комбинезоне, устанавливал пулемет на новом месте, с подкладкой в виде аникинского планшета.

– Ух и пробирает, товарищ старший лейтенант… – ответил Слава, сметая со ствола налипшие комки грязи.

– Слава… ты запомнил, где у них мосты через канал были наведены? – спросил Андрей.

– Так я ж их уже раз нащупал. Теперь – хоть с закрытыми глазами можем… – уверенно отозвался танкист. – Щас мы их рассчитаем… На прежней точке ближние к нам бревнышки были десять градусов влево. А мы метров на десять взяли вправо. Значит, теперь примерно градусов сорок надо брать…

Свои вслух произносимые выкладки Баклин сопровождал методичными манипуляциями с пулеметом. В завершение он повернул «дегтярева» стволом в левую сторону.

– Так, чуток берем вертикаль… Ну, держись, падлы… Это вам за Васю и за Прошку…

Кучные порции пуль ушли в непроглядное молоко тумана. Тут же со стороны канала донеслись нечленораздельные крики и стоны, затем раздалась громкая, отчетливая немецкая брань, плеск и шум тяжелого предмета, упавшего в воду.

– Попал… попал!.. Так их… – вдруг, растеряв всю деловитость, радостно вскрикнул Баклин.

– Похоже на то… – одобрительно отозвались голоса штрафников по цепи.

В этот момент откуда-то сбоку, из клубящейся грязно-белой густоты, раздался грохот. Потом вдоль канала, над склоном пронзительно просвистело и громыхнуло далеко за границей правого фланга цепи штрафников. Туман становился все гуще, но стелился низко к земле, на метр-полтора.