Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Роос присвистнул.

– Свинья весом восемьсот фунтов – это фантастика!

С саженью оказалось сложнее. Сошлись, что длина вепря чуть больше роста высокого мужчины, такого, как Терлецкий.

– А еще у него клыки в три вершка, – продолжил Веригин. Показать три вершка оказалось проще простого: находчивый Угаров вытянул ладонь – вот они, искомые, и есть.

– А вот и мы! – В столовую вошли Михаил Ильич и Гришка, будто и не расставались со вчерашнего вечера. – А где Настенька?

Генерал пожал плечами. Зачем люди пьют, коли не умеют? Рожа помятая, жилетка не на те пуговицы застегнута!

– И Тучина нет! И Шулявского! – не переставал удивляться Михаил Ильич. – И их сиятельств!

– Его сиятельство будить пора! К охоте все готово! – Никто не заметил, как через буфетную в столовую зашел Никодим, егерь князя. – Как бы кабан не скрылся!

Никодим среди челяди, видно, считался большим начальником. Седой дворецкий, распоряжавшийся за завтраком, тут же почтительно согнулся:

– Сию минуту, Никодим Терентьевич! Мы бы давно, но Гришка не пойми где шлялся.

– А ты пойми! – Гришка с завистью смотрел на рюмочку в руках доктора Глазьева. В лице Рухнова тот наконец обрел собутыльника, и они торопливо чокнулись. – Барин мне Михаила Ильича велел уложить. Я и уложил!

– А где тебя потом носило, окаянный? – Дворецкий и Гришка явно друг друга не любили.

– Рядом прилег! Устал!

Никодим оборвал перепалку:

– Хватит препираться!

– Князь покои на ключ запер, а где запасной ключ, только Гришка знает! – пожаловался дворецкий.

– В буфетной, за шкапом! – икнул Гришка.

Через секунду дворецкий выскочил из буфетной, на ходу показывая Никодиму ключ.

– Коллега! – обратился Тоннер к сидящему рядом Глазьеву. – Княгиня Елизавета Петровна просила меня осмотреть вашу подопечную. Однако я хотел бы сперва побеседовать с вами. Чем больна Анна Михайловна?

Глазьев покрутил пальцем у виска:

– Старость, знаете, ли! И общая одряхлелость организьма!

– Стучал из кабинета! Не ответили! Тихо в спальне! Спят-с! – докладывал вернувшийся дворецкий Никодиму.

– Почему не вошел?

– Так барыня там, неудобно.

– Неудобно ему! Ладно, сам сейчас разбужу.

– А поконкретней? – настаивал Тоннер. – Вы же Анну Михайловну давно наблюдаете! Опишите, пожалуйста, симптомы!

– У нее целый букет заболеваний! Сейчас покушаем, вместе и осмотрим!

– Она сегодня хорошо себя чувствует?

– Не навещал еще. Только проснулся. Вчера и не помню, как в кровати очутился. Вроде в трофейной заснул, а проснулся у себя в комнате…

Договорить Глазьев не успел.

– Не просыпается его сиятельство! – ворвался в столовую с подсвечником в руках Никодим.

– Как не просыпается? – не понял дворецкий.

– Холодный весь, синий.

– Что ты сказал, братец? Повтори! – Веригин повернулся к Никодиму.

Киросиров с Терлецким среагировали быстрее. Вскочив с мест, бросились в покои князя. За ними, даже не выдернув из-под воротника салфетку, рванул Тоннер.

– Василий Васильевич не просыпается, – повторил Никодим.

– Помер? – первым произнес страшное слово дворецкий.

До Веригина наконец дошел смысл сказанного. Вскочив, он с грохотом опрокинул стул и побежал вслед за доктором. Путаясь, по своему обыкновению, ногами в шпаге, за ним поспешил Николай. Митенька, закрыв лицо руками, по-детски заплакал.

– Ужас какой! – промолвил доктор Глазьев. Трагическое известие застало его с очередной рюмочкой в руках. Он счел за лучшее отправить ее в рот вслед за остальными.

– Почему вы сидите? – вскочил Угаров. – Вдруг понадобится ваша помощь?

– Так столичный доктор побежал! Где нам со свиным рылом-то… – Он не успел договорить: опомнившийся Никодим подскочил к нему, выдернул за шкирку из-за стола и потащил к покоям князя. Следом поспешили Угаров с Митей.

– Куда все уходят? – недоуменно спросил американец у Рухнова.

– Говорят, хозяин дома скончался.

– Какое несчастье! – расстроился Роос. – Безобразие, мой переводчик побежал туда, а мне даже не сообщил.

"Хм, нашел переводчика, – подумал Рухнов. – За версту Тайным приказом или, как он сейчас называется, Третьим отделением от него разит. Вывески меняют, суть остается. Этих господ ни с кем не спутаешь".

– Пойдемте, мистер Рухнов, я хочу посмотреть, – начал упрашивать долговязый Роос. Свадьбы, смерти – все было ему интересно. – Переведете мне, вдруг что-то непонятно будет.

– Туда доктора пошли. Мешать будем.

– Пожалуйста! – Роос умоляюще сложил руки.

– Ну, хорошо, пойдемте.

Глава девятая

В трофейной Денис на секунду остановился. Что-то здесь изменилось со вчерашнего вечера. Митя на обстановку внимания не обратил, распахнул дверь в покои князя и тотчас повернул направо. У приоткрытой из кабинета двери толпились генерал с денщиком и Никодим с Глазьевым, через их головы заглянуть в спальню было затруднительно. Митя развернулся, Угаров за ним. Пробегая мимо бюро, Митя махнул рукой входившим из "трофейной" Рухнову и этнографу:

– Зайдем через гардеробную.

Дверь туда находилась в другом конце кабинета. В узенькой гардеробной было очень тепло. И неудивительно! Общую со спальней стенку занимала печка. Здорово придумано! Дениса почему-то всегда раздражали дрова в спальне. Нет, конечно, против камина он не возражал! Сесть с книжкой и вытянуть ноги к огню – что может быть лучше? Но камином комнату не обогреть. Печка за стенкой, в гардеробной, – отличная идея. Опять же и вещи под рукой.

Оба помещения соединялись дверью, ее-то Митя и открыл, тут же услышав окрик Тоннера:

– Не входить!

Князь лежал на кровати в полутора шагах от Дениса. Тоннер, склонившись над ним, левой рукой искал пульс, правой держал маленькое зеркальце у носа Северского. Киросиров и Терлецкий стояли рядом.

– Князя бы прикрыть, а то голым лежит, люди глазеют, – предложил урядник.

– Мертвые сраму не имут, – отодвинув зеркало, произнес Тоннер.

– Князь умер? – спросил Терлецкий, нагибаясь, чтобы поднять с пола бокал.

– Да!

– Царствие небесное, – перекрестились стоящие в дверях.

– Пока не трогайте ничего, Федор Максимович. Надо внимательно все осмотреть. А вдруг убийство?

– Убийств без ран не бывает, Илья Андреевич. А здесь ни крови, ни отверстий, – резонно заметил Терлецкий.

– Еще как бывают, Федор Максимович! У меня опыт – будь здоров, всяко видал. Я ведь по специальности – судебный медик.

– Вот как! – удивился Терлецкий. – То-то я удивлялся, откуда вы так хорошо полицейские порядки знаете? Входить нельзя, трогать нельзя…

Тоннер, повернувшись к Киросирову, спросил:

– Угорают часто?

– Да! Очень! Прошлой зимой каждую неделю кто-нибудь обязательно угорал. А в Больших Углах в сочельник – целая семья!

– Целая семья?! – взмахнул руками Федор Максимович.

– Да! Отец, мать, трое ребятишек, коза…

– Козу в доме держали? – удивился Терлецкий.

– Нет, в хлеву. Но тоже угорела. Волшебным, понимаете, образом. Вместе с коровой и тремя свиньями. Сам не видел, снега намело – ужас, только на вторые сутки туда добрался. Староста доложил. И главное, никаких следов от скотины не осталось. Угорели подчистую.

– Мда… – Терлецкий, покачав головой, с сомнением посмотрел на урядника.

– И здесь угар, всенепременно, угар! – безапелляционно заявил Киросиров, голос его внезапно стал грозен: – И кто тут печку топит?

– Я, – раздался голос за спиной Дениса. Гришка подошел тихонько вместе с остальными слугами и выглядывал из-за господских спин. – Барин рюматизьмой страдал, любил, когда тепленько.

Митя кивнул в сторону печки:

– А когда вьюшку задвинул?

– Вообще не закрывал. Василий Васильевич угара боялись, как в воду глядели. – Гришка всхлипнул и утер слезу. – Закрывать только в лютые морозы разрешал. И то под его присмотром.

– Убивец!

Никодим, выпустив Глазьева, рванул через спальню. Стоявшие на пути Киросиров с Терлецким не успели и бровью повести, как могучий егерь в два прыжка пересек комнату.

– Пьяница! – Он схватил несчастного Григория за грудки, уже засвистел в замахе кулак, но ударить не смог. На руке егеря повисла рыжая Катерина:

– Не бей его. Отпусти, антихрист. Я ночью еду приносила. Князь велел мне дров в печку подкинуть. Так вьюшка открыта была! Святой истинный крест!

Егерь нехотя отпустил Гришку. Катерина была девушкой ответственной – все это знали.

– А где княгиня? – Веригин, решив, что формальности закончены, вошел в спальню, следом за ним протиснулся выпущенный Никодимом Глазьев.

Кашлянув, ответил егерь:

– Утром велела лошадь запрячь и ускакала.

– Вот как! – поднял брови Терлецкий. – Сам видел?

– Старший конюх сказывал, – ответил Никодим.

– Интересный угар! Князь, получается, умер, а княгиня нет? – Веригин обернулся к Тоннеру. – Давно он мертв?