Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу! - Дмитрий Черкасов

В кабинете дознавателя сидел сильно побитый Мартышкин, прикованный наручниками к батарее, и молоденький лейтенант милиции, еще три месяца назад бывший гинекологом в сельской больнице под Волгоградом.

— Что он натворил? — Подполковник прервал приветствие лейтенанта на полуслове и в упор посмотрел на несчастного Сысоя.

— Нападение на гражданина и нанесение побоев, — отрапортовал лейтенант. — Есть свидетели.

— Кто?

— Сам потерпевший и охранники из его конторы. Издательство «Фагот-пресс»

— Кто терпила?

— Генеральный директор «Фагот-пресс». Гражданин Дамский Ираклий Вазисубанович. Сейчас в травмпункте, фиксирует синяки и ушибы, — скороговоркой доложил дознаватель, с почтением взирая на погоны с двумя просветами и двумя звездами на каждом.

— Туфта, — безапелляционно выдал Петренко.

— Почему? — обиделся лейтенант.

— Свидетели — подчиненные этого вашего потерпевшего.

— И что?

— А то, что они будут сознательно клеветать на моего сотрудника. Терпила — директор, свидетели — его работники. Ну, включи мозги, лейтенант. — Проработавший в МВД почти четверть века Мухомор безошибочно угадал звание дознавателя, несмотря на то что тот был в штатском.

Лейтенант смутился и виновато посмотрел на Сысоя:

— Думаете, подстава?

— А у тебя есть другое мнение? — Петренко по-хозяйски уселся за стол дознавателя, достал очки и прочел первую строчку из протокола опроса свидетеля: — «Настоящим подтверждаю, что, когда я зашел в кабинет, гость г-на Дамского…» «Г-на» — это что?

— Господина, — ответил лейтенант.

— А я другое подумал, — оскалился Мухомор.

Мартышкин клекочуще засмеялся шутке начальника РУВД.

Спустя секунду к нему присоединился и дознаватель.

— Так что делать будем, товарищ подполковник?

— Это, — Петренко бросил на стол листы протокола, — в корзину. А когда явятся потерпевший и свидетели, отправь их ко мне. Своего человека я забираю. — Начальник РУВД мотнул головой в сторону стажера. — Нечего ему здесь париться. У нас два убийства в районе, а людей не хватает. Пусть потрудится на благо отчизны, свидетелей расспросит, если силу девать некуда.

Лейтенант расстегнул наручники на запястье Сысоя и в нерешительности замялся.

— А как же я объясню, что подозреваемого отпустил?

— Под мою ответственность, — гордо заявил Мухомор и выплыл из кабинета, подталкивая в спину младшего лейтенанта. — Скажешь руководству, что приезжал Андрей Викторович Баклушко, — подполковник представился славящимся своим идиотизмом прокурором Приморского района, — и забрал невинно оклеветанного сотрудника с собой. Ты им фамилию свою называл? — прошипел Петренко на ухо Мартышкину.

— Называл, Николай Александрович. Гиббонов, — радостно зашептал стажер, наученный коллегами-операми, что в щекотливых ситуациях следует использовать чужое имя, и вдруг начал трястись в приступе захлебывающегося хохота.

— Вот тут ты молодец, — похвалил Мухомор, продвигаясь к выходу из линейного отдела милиции и пытаясь успокоить младшего лейтенанта.

В два часа ночи майор Соловец вышел из лифта, достал ключи от своей квартиры и тут заметил, что из мусоропровода идет дым.

Соловец подумал, что какой-то идиот бросил туда окурок, от которого загорелся мусор, и, будучи примерным гражданином, сходил домой, тихо, чтобы не разбудить жену и детей, набрал там ведро воды и вылил ее в мусороприемник.

Дым вроде прекратился.

Но, только Соловец собрался уходить с лестничной площадки, опять потянуло паленым.

Майор сбегал домой, еще раз набрал воды и вернулся к мусоропроводу

Вылил полведра — дымить перестало.

Покурил минут пять — дым снова пошел.

Так Соловец провел возле мусоропровода почти три часа, заливая начинавший тлеть мусор и бегая домой пополнять запасы воды. Потом ему это надоело, он плюнул на всё, вылил из ведра остатки воды в темное жерло мусороприемника и ушел спать.

Наутро у подъезда его остановил дворник, знавший, что примерный гражданин Соловец служит в милиции.

— Прикинь, Георгич, — сказал дворник, дыша перегаром. — Ночью к нам сварщик приезжал, рассекатели в мусоропроводе ставить. Ну, бутылки чтоб бились, банки… Короче, чтоб не застревали. Только он приступил к работе, какой-то идиот вылил ему на голову ведро воды. Мужик озверел, но немного подождал и снова за электрод взялся. Только начал варить — ему опять вода на башку льется. Остановился — прекратилось. Опять включит аппарат — снова полведра, как, блин, специально. До пяти утра мучался. Уехал злой, мокрый, грязный, как свинья. Теперь в соседние подъезды идти отказывается. Говорит, у нас в доме чертовщина какая-то творится. Георгич, ты эту сволочь, что с водой развлекается, случаем, не знаешь?

— Не знаю, дом большой, — холодно ответил невыспавшийся майор и, скромно потупив взор, устремился к остановке автобуса.

ГЛАВА 11

ГОЛЫЙ ЗАД — ЕЖУ ОТРАДА…

Для инспектора по делам несовершеннолетних лейтенанта Волкова и его приятеля, дознавателя Чукова, эта ночь тоже была полна приключений.

Хорошо выпив после осмотра места происшествия на рынке и не найдя оружия, из которого завалили двоих армян, коллеги пошли по домам, благо жили неподалеку. Но, по совершенно несчастливому стечению абсолютно случайных обстоятельств, путь в родные гнезда неадекватных "скворцов[38]" проходил мимо парка, где возвышалась древняя карусель. С деревянными скамеечками, подвешенными на цепях, и раскрашенной лошадкой на куполе.

Чукова прошибла ностальгия по тем временам, когда он, одиннадцатилетний ученик первого класса начальной школы, наряженный в костюм матроса, катался на этой карусели вместе с мамочкой. И дознаватель предложил Волкову вспомнить детство золотое.

Приятели зашли в парк, нашли рычаг, который эту самую карусель заводит, и стали спорить, кому первому начинать кататься. Спорили они, спорили, пока наконец Волков не родил рационализаторское предложение, как это осуществить на пару.

— Давай, — сказал покачивающийся от порывов ветра лейтенант, — найдем веревку, привяжем к рычагу, сядем на карусель, дернем и поедем. И никому не обидно!

На свою беду, веревку они нашли…

Пришедший к восьми утра на работу механик, занимавшийся профилактикой оборудования в зимний период, снимал их с помощью вызванного из ближайшего строительно-монтажного управления крана.

Измученных, трезвых, покрытых инеем, не способных самостоятельно ни ходить, ни стоять.

Да еще к тому же без ботинок и пистолетов, коими они пытались, в очередной раз пролетая мимо будочки карусельщика, попасть в этот проклятый рычаг.

Еще они громко кричали, но глухой ночью их никто не услышал.

Майор Чердынцев сидел в своей каморке, прихлебывал утренний вермут и смотрел телевизор.

Выпуск питерских новостей был посвящен демонстрации прокоммунистически настроенных граждан, прошедшей накануне вечером в Василеостровском районе.

Сначала минут пять показывали колонны митингующих, целенаправленно бредущих по Большому проспекту к памятнику Ленину, что стоит напротив здания бывшего райкома комсомола, потом дали организатору мероприятия сказать пару слов в микрофон и на середине недосказанной фразы микрофон убрали, затем опять камера заскользила по лицам собравшихся — медленно, под большим углом, чтобы зритель не понял, сколько на самом деле народу собралось на очередной «марш трудящихся». Корреспондент взахлеб вещал о двух тысячах демонстрантов, но, по оценке опытного Чердынцева, их было человек сто.

Репортаж закончился фразой ведущего, способной согреть душу любого мало-мальски здравомыслящего человека с минимальным чувством юмора:

— И вот, когда демонстрация завершилась, на проспекте остались только милиция и мусороуборочные машины…

Майору немного мешало повизгивание трех задержанных — некоего «издателя Дамского», его «адвоката» и «начальника охраны», но он стоически не обращал на них внимание.

Эта троица заявилась в отдел к четырем утра, пыталась скандалить, требовала выдать им для расправы стажера Мартышкина и не угомонилась даже после третьего предупреждения Чердынцева. Тогда рассвирепевший майор кликнул пэпээсников и поместил троих наглецов в пустующие клетки «обезьянника». Сержанты, разумеется, предварительно провели с нахалами «разъяснительную» работу…

В окошечко дежурки просунулась голова дознавателя Гекова.

— Что у нас сегодня? — спросил Геков и обвел мутным взглядом стены каморки.

— Продолжаем работать над вчерашней мокрухой, — спокойно ответил Чердынцев, не имевший никакого касательства к оперативной работе и которому была по барабану любая раскрываемость. — Скоро Мухомор явится и определит вам фронт работ.

— Стакашок не нальешь?

— Нет.

— Историю расскажу. Смешную, — пообещал Геков.