Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович

На обратном пути капитан Коллинз заглянула в родные края, откуда привезла вести, что никаких особых происшествий в Англии не произошло, если не считать нарастающего недовольства деятельностью Якоба II. Привезла она Гарри Смита и Аптекаря с целой кучей склянок и томами рукописных трудов. Ещё с Аптекарем прибыла юная девушка, умеющая носить и брюки, и университетскую мантию. Оба молодых человека называли её просто «леди», не упоминая имени. Хорошо, что не «миледи».

Сумбурным выдалось это лето. Отец взял новый груз до Амстердама и снова отправился в рейс. Мэри приняла товары до Антверпена и ушла, увезя в Европу своего первого лейтенанта Ричарда Клейтона, отчего моя реципиентка взгрустнула. Здесь, в Архангельске, работники из местных собирали простенькие корытца по хорошо отработанному образцу и подобию. Лесопилка гнала километры лиственничных брусьев для использования в качестве рельсов. Кузница гвоздила гвозди и повторяла штука за штукой шестидюймовые моторы, где-то по одному в месяц.

– Говорят, будто тебе лоцманы речные потребны, – обратился к Софи средних лет дядечка. – А если со своей ватагой? И с баркой?

– Не знаю, не пробовала, – пожала плечами моя реципиентка. – Однако всё когда-нибудь случается в первый раз. Показывай ватагу и барку.

Судно и его команда нашлись у необорудованного берега чуть выше порта. Дюжие мужики и неладно скроенное, но крепко сшитое плоскодонное сооружение с высокими бортами и просторным чревом.

Софи поздоровалась с людьми и спросила, почему вдруг они решили прибиться к ней.

– Так падают цены на перевозки. Твои-то барки и везут быстрее, и берёте вы дешевле. А нам – хоть пропадай, – за всех ответил всё тот же лоцман, который явно тут верховодит.

Судя по всему, покачнули мы местный рынок транспортных услуг.

– Сколь груза вы за один раз перевозите? – спросил я, уже прикинув на глазок.

– Две тысячи пудов.

Так и есть, около тридцати тонн.

– Ждите здесь. Пришлю своего человека, он скажет, что делать.

Дело в том, что у нас имеется довольно мощный колёсный буксир, который к тасканию барок мы так и не применили. Предлагали спервоначалу таким же группам, гоняющим суда с товарами, за умеренную плату дотащить их до Вологды, но как-то в цене не сошлись. А тут отличный случай попробовать. Тем более что моторист на этом буксире опытный. Он же и рулевой изрядный: брёвна из Двины в нашу протоку таскает, а то и целые плоты, если они не чересчур велики.

Так и прибилась к нам ещё одна бурлацкая ватага, в первый раз с искусным судоводителем и знатоком реки. Потом и ещё две по похожему сценарию подтянулись: слухами земля полнится. Но и апологеты бурлацкой лямки сохранили свою независимость и традиционные приёмы труда. Зато нам удалось оставить на регулярных маршрутах по Двине – Сухоне – Вологде только одну остроносую самоходную баржу, которая теперь стала наполовину пассажирской, а тупоносую задействовать на пути через сухой волок с нашей, северной стороны.

Ажиотаж вокруг открывшейся возможности самим возить товары в Европу как-то поутих среди русского купечества, то есть возможности флейта и шхуны удовлетворили спрос на эту услугу. Сформировалась клиентура, наладились постоянные контакты, и устаканилась номенклатура товаров. Интерес, всколыхнувшись на какое-то время, успокоился. Словно болото, которое кто-то ненадолго взмутил. Люди ко всему привыкают.

Наши баржи множились и поочерёдно переходили в бассейн Волги, где возили что угодно по любым маршрутам. Место для их зимовки хотелось устроить в устье реки Белой – левого притока Камы. Построить слипы, возвести казармы. Нашим тонкостенным корытцам вмерзать в лёд противопоказано, и морозы на них действуют не благотворно. Любой, кто слышал, как трещат в лютые холода деревья, меня отлично поймёт. Структура древесины от этого повреждается, что создаёт предпосылки для образования гнили.

Как это не раз уже бывало, период уныния быстро прошёл: Софи отправилась в Соликамск искать проводника до этой реки. Припоминаю: красивейшие места. Крутые обрывы или участки низменного берега – там просто волшебные пейзажи, заслуживающие кисти лучшего художника. Нас бы устроил укромный мелководный затон в полудюжине вёрст от Камы.

– Там башкирские земли, – рассказал нам человек осведомлённый. – По договору с царём эта земля принадлежит им в обмен на службу в немирное время. Чужаков они не привечают, кроме купцов. Их пытались теснить острогами, слободами или храмы христианские возводить, так восставали те башкиры, да так сильно, что приходилось опять на уступки им идти.

Понятно, что без подготовки в подобные места соваться не следует. Поэтому выбор пал на окрестности города Мурома, что стоит на Оке. Поговаривают, будто на левом берегу там имеются просторные заводи, которые с реки не на виду. Речь ведь идёт о скрытном накоплении большого количества транспортных средств перед планируемой переброской войск к Азову.

Пока дошли от Соликамска до Мурома, сообразили, что собирать флотилию на Белой было бы чересчур далеко от места планируемых событий. Ни к чему будет эта лишняя тысяча вёрст. А потом нам с Софи пришлось серьёзно заняться комплектованием нового лодочного двора, предназначенного для зимнего хранения плавсредств и их поправления. Такие намерения мы декларировали у городского руководства, заодно показав и грамотку от царевны Софьи. Проблем не возникло.

Глава 12. Азов

«Как во славном во городе во Муроме, как во том-то селе-то Карачарове», – так начиналась сказка об Илье Муромце, которую я читал в детстве. Нынче, в конце тысяча шестьсот восемьдесят восьмого года Карачарово никакое не село. В этой деревеньке, раскинувшейся на противоположной от Мурома стороне Оки нет и десятка домов. И нет церкви.

Вместо Ильи здесь поселился Степан – плотник, когда-то показавший нам с Софи, где в сосновом бревне расположена ядрень. Прижился он на корабельном дворе и сделался авторитетом в вопросах строения наших плоскодонок. Прибыл с командой плотников сюда, к протоке, отделённой островом от Оки, для устроения на зимовку флотилии, предназначенной к перевозке потешного войска в низовья Дона.

Как и говаривал кто-то из вождей двадцатого века, кадры решают всё. Оттого-то Софи так и ценит людей инициативных и распорядительных, прощая им алчность и иные прегрешения. Исключительно потому, что справляются они с самой сложной работой – организационной.

Убедившись, что дела тут налаживаются, мы направились в Москву-реку и приток её Яузу, где пристали к берегу у Кукуя. На месте деревянного домишка, в котором когда-то оставили Лизавету, теперь высилось кирпичное строение, где было далеко не тесно и уже проживала миссис Корн с дочерью Кэти. Наша младшенькая сильно выросла, хотя маменька по-прежнему молода и красива. Она изредка устраивает приёмы, на которых бывает даже государь.

А Софи наезжает в Преображенское, где частенько проходят совещания насчёт того, как брать Азов, и, главное, что потом с ним делать. В потешные за последнее время поступило много людей, среди которых имеются и военачальники с боевым опытом, в том числе и с прошлогодней кампании.

– Из Оки рекой Упа имеется путь к Туле, – докладывает Фёкла Рубанкина результаты проведённого осмотра местности. – Потом по реке Шат есть ход в Иваново озеро, откуда и берёт своё начало Дон. Летом и Шат, и Дон – мелководные канавы, где и воробью по колено. Но наши баржи пройдут, если разгрузить их и тащить лямкой. Берега плотные, человек не увязнет. Не больше десятка вёрст посуху, а дальше уже водой.

– Мы весной выходим, когда вода стоит высоко, – отмечает один из преображенцев.

– Чем выше вода, тем меньше переть пешкодралом, – высовываюсь я. – Но промывочное судно и тележки для устроения волока будут при нас. Брусья дорожные тоже наготовлены, их доставят на место прямо к началу операции. Хочу обратить внимание присутствующих на стратегическую важность сохранения лесов в месте этого перехода. Именно деревья и кусты держат воду, питающую столь скудные водоёмы. Объявил бы ты, герр Питер те места природным заповедником и стражу приставил.