Черная роза Анастасии - Галина Яхонтова

— Что-что?

— Через полчаса! Никуда не уходите!

На этот раз Настя расслышала все.

— Я жду вас.

— До скорого!

В телекомнату стекались зрители. Наверное, скоро должны были начаться мультики или урок аэробики — что-то из общежитских „хитов“.

— О, Настя! — окликнул ее Володька Старых.

Настя поразилась его виду, потому что властелин „Сибири“ преобразился до неузнаваемости. Он был в хорошем костюме, рубашке в нежную полоску и даже при галстуке, со вкусом подобранном к его воловьей шее.

— Куда это ты принарядился?

— Секрет, — улыбнулся Володька, и она впервые отметила, что у него ровные и крепкие зубы. Эффект „новизны“, очевидно, возник потому, что Настя никогда не видела Старых чисто выбритым.

— Ни пуха ни пера, — на всякий случай пожелала она.

— К черту, — обрадовался Володька и добавил: — Кстати, сегодня обсуждение творчества твоего… Ну, Ростислава. Так что вечером будем либо славить, либо поминать…

Настя никак не отреагировала на это сообщение, хотя отсутствие реакции стойло ей больших усилий.

Клетчатая юбка на шотландский манер, новый, совсем недавно связанный свитер в тон к основной клетке. Что еще? Беретик — контрастный свитеру. Настасья Филипповна стояла перед зеркалом и любовалась собой. Черно-горчичная гамма очень шла к ее каштановым волосам. Она взяла на руки Геру, и мохнатое черное пятно на горчичного цвета свитере придало ее облику мистический оттенок. Ну вылитая выпускница школы ведьм! Гера подмигнула Настиному отражению зеленым глазом. Уж она-то понимала, что хозяйке очень хочется превратить все оглушительные поражения в ослепительные победы.

Красная иномарка подъехала вовремя. Настя сделала по направлению к машине изящный шаг, ожидая, что изнутри откроется дверца. Но Пирожников вышел из „вольво“, поцеловал ей ручку, а уж потом открыл дверцу. Снаружи.

В это время из дверей общаги вышло несколько поэтов-семинаристов. Настя, стоя к ним спиной, чувствовала каким-то звериным чутьем, что среди них есть и Ростислав.

Евгений галантно захлопнул дверцу, сел за руль, и „вольво“ мягко вырулил на улицу Руставели.

„Они сменили замки. Слава Богу!“ — Это была первая мысль, которая пришла ей в голову, пока Евгений открывал дверь многострадальной квартиры.

— Пойдемте, мисс!

Настя вошла и… не узнала мир, в котором просуществовала целых двадцать два года. Все было белым-бело и светлым-светло, как чистая страница.

— Поразительно, — выдохнула она.

— Нравится? — спросил Пирожников тоном делового человека. — Если что-то не по вашему вкусу, то мы исправим.

„Не по моему вкусу? Да какой у меня может быть вкус в сравнении с соображениями их дизайнера, подобравшего по цвету и фактуре все эти отделочные материалы?“

Светлые тисненые обои в комнате, соединяющейся с коридором раздвижными дверями, прекрасно сочетались с „зебровым“ ковровым покрытием на полу. А пол в коридоре был выложен не то плиткой, не то линолеумом — Настя плохо разбиралась в современных материалах. Благородному серому цвету пола соответствовал цвет стен — чуть менее насыщенный.

— Посмотрите кухню, Настя.

Пол на кухне был покрыт — уж точно — линолеумом, но ярко-красным, как „вольво“. А стены облицованы белой плиткой, но не блестящей, а матовой, крупной, не похожей ни на кафель, ни на мрамор, очень уютной на вид — напоминающей, пожалуй, кожу, но невероятно ровную.

Настя потрогала пол, а потом стену руками.

— Что это, Женя?

— Это финские материалы. Прекрасно моются и не подвергаются воздействию вредных веществ, которых на кухне бывает предостаточно.

— Очень красиво. Но это, наверно, страшно дорого? Как я с вами рассчитаюсь?

Он смотрел на нее чуть насмешливо и покровительственно.

— Наша фирма называется „Феникс“, и я благодарен судьбе, Настя, что она дала нам повод оправдать это название.

— Восстать из пепла и стать еще прекраснее. — Она перешла на высокий штиль. — И причем меньше чем за десять дней!

— Да. Вот ключи. — Евгений снова погрузился в дела, далекие от сантиментов. — Я решил поменять замки, потому что ребята, которые здесь работали, вроде бы слышали, как кто-то пытался открыть дверь своим ключом, но потом испугался и убежал.

Настю охватила дрожь, и она явственно представила „тракторные“ следы на нежилом балконе.

— Пойдемте?

— Завтра-послезавтра привезут мебель. Ну, там, угловой диванчик, стеночку, стол. А еще что-нибудь мягкое я подарю вам на новоселье. Ладно?

Анастасия молчала, не зная, как реагировать на щедрые хлопья невесть откуда падающей манны небесной. И Пирожников логично принял ее молчание за знак согласия.

Машина ждала, как верный конь, у подъезда. Ее правые колеса покоились на нешироком тротуаре: Евгений так поставил „вольво“ умышленно — чтобы не мешать движению других машин, потому что двум автомобилям на узкой дорожке не разминуться.

Он открыл дверцу, и Настя вынужденно отступила чуть в сторону от вытоптанной тропинки. На нетронутом снегу она увидела несколько четких „тракторных“ следов. Она узнала бы этот рисунок из тысячи. Наследивший прошел только что, всего несколько минут тому назад, в спешке вынужденно обходя нестандартно припаркованный автомобиль.

Настя оглянулась по сторонам.

Никого…

Но ей показалось, что она явственно чувствовала чей-то прицельный взгляд.

Лист бумаги, лежащий перед Анастасией, немного страшил ее. Он казался таким чистым и таким могущественным! И в то же время он, как известно, все мог стерпеть. „Даже твою неумелую писанину, Настасья Филипповна“, — думала она.

Где-то звенит золотого кольцаТихое брачное счастье…

Еще глоток кофе, еще затяжка дыма, и дальше:

Прядь убираю ладонью с лица…

Гера прыгнула на стол и начала лапкой поддевать авторучку. Насте — прилив вдохновения, а ей — забава. Злясь на бедную, ничего не понимающую в поэзии кошку, Настасья выставила зверя из комнаты: пускай побегает, мышей половит. Уже не однажды она видела свою микропантеру с серым длиннохвостым клубочком в зубах. Гера рычала тогда на хозяйку, словно та могла позариться на ее в тяжких охотничьих трудах пойманную добычу.

Настя снова села за стол и закурила.

„Прядь убираю ладонью с лица…“ Она убрала с лица прядь, но дальше стихи не шли. „Вот подлая кошка, — мысленно обругала она Геру, — чтоб ты пропала!“

Где-то в коридорах не унимался обычный шум и гам. Марина ушла раздавать „половую милостыню“. Хотелось есть. И Настя отправилась на кухню — варить суп из концентрата. Благо, назло юдофобам, Марина купила несколько пакетиков чудесного израильского грибного бульона. Подруги очень любили потреблять это блюдо прямо из чайных чашек вприкуску с черным хлебом.