Законы стаи - Полина Ром

когда возвращал шикарный стейк только потому, что мне казалась неправильной степень прожарки, я периодически обугливал отличную фермерскую свинину на допотопной двухконфорочной плите, оставшейся от родителей. И ничего, хуже мне не становилось, просто обрезал подгоревшие места и даже не помер от собственной стряпни! А потом и приноровился готовить простецкую еду.

Первое время за хлопотами я даже не замечал, как быстро угасают силы. Боли меня особо не мучали, да и запас лекарственной наркоты у меня был приличный. Я потихоньку вырубал заполонивший сад кустарник, подлатал крышу, поправил подгнившее крыльцо и спалил на заднем дворе весь накопившийся за годы мусор, обломки какой-то неопознанной мною мебели и кучу сгнившего тряпья, бывшего раньше одеждой и бельем родителей.

Самым удивительным было то, что колодец во дворе не зарос и не иссяк, и вода оттуда по-прежнему отличалась удивительным вкусом. Иногда мне казалось, что эта вода – живая. Умом я вроде бы понимал, что я ухожу из этого мира, но почему-то не было страха и боязни. Напротив, в душе царило некоторое умиротворение и смирение. Ну, ухожу и ухожу. Каждый когда-нибудь уйдет.

Было немного жаль недоделанных проектов. Вспоминал о том, что хотел завести собаку, но так и не собрался. Обидно было, что после моей смерти родительский дом снова погрузится в спячку. Вот это, пожалуй, огорчало больше всего. Жаль было и дом, и старый сад.

Соседи мной особо не интересовались, да и было их совсем немного – родительский дом стоял на окраине, довольно далеко от тех домишек, где жили последние обитатели умирающего села.

Изредка, раз в три-четыре дня навещал меня Матвей Палыч, довольно бодрый еще дедок, помнивший моих родителей. Особого внимания он не требовал, иногда соглашался выпить чашку чая и, молча посидев за столом, так же молча уходил, опираясь на трость и слегка прихрамывая.

Ближе к осени боли участились, и я даже малодушно подумал о том, чтобы воспользоваться услугами хосписа. Достал визитку, которую мне дали в клинике, покрутил в пальцах и кинул в огонь – сегодня я первый раз топил печь.

Я слабел…

Наверное, я не смог бы раскрутить свой бизнес, если бы всегда не был предусмотрительным занудой. Просчитывая варианты, я обязательно старался подстелить соломку, где только можно.

В тот день, когда я с таким трудом встал с кровати, что стало понятно – завтра уже не встану, я не стал заморачиваться работой и приготовлением еды, тем более, что в последнее время вообще ел очень мало и практически не испытывал голода. Просто заварил себе чай со смородиновым листом, сел на пороге дома просидел так почти весь день, постоянно впадая в дрёму. От лекарств сознание мутилось.

Очнулся ближе к вечеру от озноба. Еще немного посидел, любуясь последними отблесками заката…

Дом запирать я не стал, напротив, оставил входную дверь широко распахнутой. С трудом, цепляясь за стены и крепкую еще мебель, дотащился до кровати, сел, погладил проржавевший шарик и, взяв заранее приготовленную приличную горсть таблеток, запил водой прямо из кувшина. Смысла тянуть дальше просто не было.

Уходя, уходи…

Глава 2

Глава 2

МАРИНА

Я стояла у окна, с грустью смотрела на жутковатую майскую метель и вспоминала стишок с просторов инета:

мой дивный город снежножопинск

везде весна у нас метель

и в зимних месяцах по восемь

недель

Весна в этом году и в самом деле выдалась поздняя и мерзкая, каждый вечер валил снег, иногда напополам с дождем, к утру все это замерзало неровной ледяной коркой.

Люди падали и ломали руки-ноги. Машины заносило и в автомастерской «Сервис плюс» недалеко от моего дома, к радости мастеров, не иссякала очередь владельцев помятых «тазов» и сильно бэушных иномарок. Кольский полуостров – не самое уютное место для жизни.

Меня зовут Марина Васильевна Сергиенко и сегодня, шестого мая, мне исполнилось сорок пять лет. Грустный получился день рождения. С утра звонила Карина, единственная и любимая дочь. Поболтали с ней в вайбере, поздравила меня, снова зазывала в гости. Похвасталась, что они, слава богу, ипотеку за свою трешку погасили и подумывают сейчас о втором ребенке.

-- Ты же понимаешь мам, Сеньке уже пятый год пошел, а нам с Мишей хочется еще девочку.

Я смотрела на болтающую Карину, и на сердце было удивительно тепло – все же дочка у меня редкостная красавица, а если учесть, что в прошлом году она получила место начальника отдела в своей фирме, то еще и умница.

К сожалению, Арсений был в садике, и поговорить с ним не получилось, но Карина сказала, что вечерком он обязательно позвонит с поздравлениями.

-- Они с папой вчера тебе весь вечер открытку клеили! – засмеялась дочь.

После разговора я с некоторым даже раздражением оглядела облезлые стены собственной квартиры. Вот странная деталь – как поговорю с дочерью, так вроде бы и хочется навести дома шик и блеск, сделать, наконец, хороший ремонт. Обновить мебель, белье, посуду…

Однако, как представлю, сколько на это уйдет денег и нервов, так сразу мне моя двушка кажется райским местом. Это, конечно, шутка, но как и в каждой шутке, в ней есть доля истины. Внезапно появившиеся у меня деньги, я все же предпочитала тратить на другое.

Путешествия по миру – это то, куда я безжалостно сливала все доходы. Если учесть, что до тридцати пяти лет я даже на море не была ни разу, думаю, меня поймет каждый.

Я родилась и выросла здесь, в крошечном провинциальном городке Кольского полуострова. Отца помню плохо. Он хоть и не был скандальным, но пил так, что как-то выпал из поля моего внимания. У меня нет практически никаких детских воспоминаний, связанных с ним. Окончательно и бесповоротно он ушел из моей жизни, когда мне было всего одиннадцать лет. Пожалуй, его похороны – это единственное, что я более-менее запомнила.

Мама работала крановщицей на местном заводе, и первые года три после смерти отца наша жизнь стала даже лучше в материальном плане. Каждое лето меня отправляли в пионерский лагерь в Орловской области.

Однажды я вернулась из поездки и с удивлением увидела у нас в большой комнате, которую мама называла «зала», «стенку». Настоящую стенку с роскошными полированными дверцами! Обои были переклеены во всей квартире, на полу лежал новый линолеум, изображавший паркет, и даже шторы в моей комнате загадочно поблескивали люрексом.

Я помню, как визжала