Перипетии судьбы - Наталия Грачева

Приглашенные американцем на Урал староверы из заокеанского штата Орегон – Сильвестр и жена его Настасья – говорили на непривычном для современного русского уха старинном наречии. Одна пожилая сотрудница музея вспоминала, что так говаривали старые бабки в их деревне. В отрыве от корней язык будто законсервировался, остановился в развитии, правда, при этом он был перенасыщен огромным количеством американизмов, вернее сказать, английских слов и выражений.

В отличие от наших староверцев, сложивших свои исторические костюмы в окованные железом сундуки и комоды, американские одноверцы повсеместно одевались в народные костюмы. Сильвестр носил косоворотки невероятных цветов, например, василькового или лимонного, а Настасьин сарафан был скроен из современного розового шёлка красивого узорчатого тиснения. Но главное было не это. У обоих (в начале девяностых-то!) имелись мобильные телефоны, а у Сильвестра был даже ноутбук. И вообще, несмотря на необычный для современного российского человека вид, оба вели себя крайне раскрепощённо.

И никак не могла понять Настасья, почему это в одном из московских бутиков продавцы не пожелали показать ей приглянувшийся платок, мол, всё равно не купите. Сотрудницам музея пришлось объяснять русской американке, что, скорее всего, из-за необычного для начала девяностых наряда её приняли за деревенскую жительницу – в нашей стране в то время, как правило, безденежную. Иностранку это очень удивило и оскорбило.

В свою очередь советские староверы лишь подивились электронным игрушкам, не более того. Для них они являлись, как и телевизор, «порождением бесовских сил». А вот их американских единоверцев, несмотря на принадлежность к строгой вере, трудно было заподозрить, как впрочем, и других их соотечественников, в излишней скромности. Даже высокие бизнесчины, кои в большом количестве хлынули в Россию в годы перестройки, вели себя довольно бесцеремонно.

– Какой у вас красивый свитер, – порадовал комплиментом свою переводчицу заокеанский гость.

– Только свитер? – решила пококетничать девушка.

– А я ещё не видел, что там у вас под ним, – будто раздевание являлось само собой разумеющимся делом, отвечал американец.

Работавшая на одном из предприятий военно-промышленного комплекса, которых на Урале всегда было в избытке, переводчица рассказывала, как однажды ей вместе с представителями госбезопасности пришлось буквально отлавливать «из всех щелей» членов американской делегации, прибывшей на завод в составе комиссии по разоружению. Стоило девушке отвлечься на минуточку, как кто-нибудь обязательно утягивался куда не следует.

Про американские ноги на столе все слышали, наверное… А теперь присовокупите к ним размер обуви не меньше сорок шестого, нашу любимую осенне-весеннюю грязь на ней и всё это удовольствие прямо перед вашим носом. И это без каких-либо, даже минимальных, преувеличений.

Свободные люди, проживавшие в свободном обществе, запретов знать не желали. Советские люди смущались, удивлялись и одновременно восхищались непосредственностью заграничных гостей.

Наш этнограф отличался вполне себе пристойным поведением с точки зрения советской морали. Но и он не «парился», ежели опаздывал, например, к поезду. Чтобы было проще найтись в толпе, профессор становился на крышу собственного автомобиля с радиотелефоном в руке и преспокойненько дожидался, когда его заметят. А то, что его увидят, сомнений быть не могло – мужчину весом килограммов в сто тридцать и ростом под сто девяносто не заприметить было сложно. Американец не стеснялся «отлить» в кустах, коли приспичило, потому что в городские туалеты того времени даже наши, привычные ко всему, люди заходили, зажав нос, а уж иностранцы предпочитали терпеть до гостиницы, нежели посещать заведения с «очком».

Со временем Роберт Причардс окончательно обосновался в Москве вместе со своею возлюбленной Надеждой Васильевной и приезжал на Урал всё реже, в основном, по значимым для города поводам, всегда с подарками, конечно же. Рассказывал, что вплотную занялся проблемами мигрантов из бывших советских республик, в которых в отличие от уральских староверов, люди не желали мириться с жизненными трудностями.

Музейщики и другие друзья «Душки» не переставали восхвалять его «огромное сердце», не забывая при этом перевести в денежный эквивалент усилия профессора по спасению согнанных с насиженных мест граждан. У всех округлялись глаза даже от приблизительных подсчетов его затрат. Ну, никак не вязались эти цифры с зарплатными возможностями людей интеллигентских профессий тогдашней России.

Но вот однажды по городу прошёл слушок, что Роберта Причардса выслали из страны в двадцать четыре часа как американского шпиона. Общественность была не просто взволнована, она была ранена в самое своё сердце и, несомненно, крайне возмущена: как выслан?! за что?! Он столько сделал и делает для людей! И чего им там не хватает в этой их КЭГЭБЭ? Разве перестройка – время для репрессий?

Кто-то проведал и о том, что бывшая заведующая реставрационными мастерскими при краеведческом музее собралась последовать за своим возлюбленным в далекую Америку. И будто бы даже они поженились вскоре. Позднее неведомым образом из-за океана стали приходить весточки, из которых явствовало, что живет Надежда Васильевна в том самом доме, о котором все были наслышаны от хозяина оного, будто питается только в ресторанах и путешествует по всему белу свету вместе со своим супругом. Думаю, не одна наша соотечественница позавидовала ей тогда.

А через шесть лет Надежда Васильевна Причардс – бывшая заведующая реставрационными мастерскими – неожиданно объявилась в родном музее, яркая, ухоженная, но одна, без супруга, что поначалу привело в уныние весь музейный штат. Но и новоиспечённая американская гражданка, увы, не выглядела счастливой.

К неудовольствию бывших коллег она рассказывала какие-то небылицы про свою «половину»: будто бы лишившись работы и вынужденно уйдя в отставку, их «Душка», Роберт Причардс, стал скрягой каких свет не видывал, что стал нервным, суетливым, часто просто злым. Не давал жене выбрасывать мусор в собственный бак, заставляя её выносить отбросы в соседский ящик, по причине того, что вывоз бытовых отходов надо было оплачивать. Супруга почти каждый день рисковала не просто репутацией, но и свободой, потому что в любое время могла быть задержана полицией и посажена за решётку за столь недружественный акт.

В доме Роберт тоже установил режим жёсткой экономии. Он выкрутил все, как ему показалось, лишние лампочки, чтобы экономить электричество. Супруге его пришлось трудиться в малоосвещенном помещении, что со временем начало сказываться на ее зрении. Отказал он и уборщице в работе. Теперь у него была русская жена, привычная к домашнему труду, поэтому не было нужды тратиться на прислугу. И, несмотря на то, что Надежда Васильевна аки пчела трудилась на дому, восстанавливая сантиметр за сантиметром дорогущие натуральные, иногда очень древние, иранские или туркменские ковры, за что получала немалые деньги, в сложившихся обстоятельствах она вынуждена была делать уборку в четырнадцати комнатах самолично. Восстановление десяти квадратных сантиметров артефактного полотна американскими реставраторами обходилось заказчику в три тысячи долларов, а эмигрантка из России выполняла тот же объем работы за тысячу, но все равно это был серьезный вклад в бюджет семьи.

Про рестораны к тому времени супруги забыли напрочь. Обедали либо дома, либо в системе быстрого питания, при этом Роберт не жалел ни сил, ни времени на поиски самых дешёвых бургеров. Иногда бензин съедал всю разницу в цене, но раз за разом профессор без устали гонял по округе на своем автомобиле в поисках скидок, лишь бы сэкономить доллар-другой.

Надежда Васильевна поначалу очень любила своего супруга. В буквальном смысле смотрела ему в рот, ловила каждое слово, искренне смеялась шуткам. Она не замечала ни разницы в возрасте, ни особенностей американского менталитета. И вообще, никаких недостатков в своем избраннике она не видела.

Любящая женщина поддержала мужа и тогда, когда в один прекрасный момент его обвинили чуть ли не в измене Америке за то, что тот за долгие годы работы в Союзе полюбил его гостеприимный многонациональный народ, восхищался тем, что на обширной территории такие разные внешне люди говорили на одном языке, понимали друг друга и жили понятиями любви, уважения и дружбы, невзирая на национальную принадлежность. Роберт Причардс открыто заявлял на своих лекциях и в частных беседах, что никакой угрозы миру Советский Союз не представляет, что единственным желанием его правителей и простых людей является спокойная жизнь и развитие экономики страны. Бытуя в весьма скромных условиях, люди мечтали о великом: о космосе и приручении атома, об океанских глубинах и освоении Арктики.