Звезды-свидетели - Анна Данилова

— Но я живу один не потому, что мне не с кем жить, а потому, что мне нужно работать… я не смогу заниматься своими делами… Вы же знаете…

— Да все я знаю, — устало проговорила она и мгновенно словно бы стала старше. — Вы же Герман Родионов, верно? Это же вы написали музыку к фильмам «Моя мать — кукушка» и «Чужая кровь», так? И еще многое другое… К спектаклю «Маргарита никогда не вернется» и «Один страх на двоих»…

Я не удивился. Многие меня знают — даже в лицо. Хотя обычно композиторов узнают по их музыке. Но я же не проигрыватель, чтобы от меня постоянно исходила музыка! Словом, я не знал, как мне отреагировать на то, что в мою машину, пока я беседовал на парковке возле супермаркета с приятелем, забралась незнакомая девушка с какой-то проблемой. Быть может, будь я помоложе, я бы не растерялся так сильно. Или же я продолжал разыгрывать уже не только перед собой, но и перед незнакомкой свою чрезмерную занятость, словно присутствие в моем доме постороннего человека может помешать мне рождать каждый день по гениальной мелодии? Как бы то ни было, но воспитание не позволило мне открыть дверцу машины и вытряхнуть мою неожиданную пассажирку в сугроб.

— Хорошо, поедем ко мне, а там видно будет, — сказал он уныло, с трудом представляя себе, как будет строить отношения с этой девицей. И в какой роли выступит — обвинителя или защитника?

— Вот спасибо!

Больше она до самого дома не проронила ни слова. Герман посматривал на нее в зеркало — она сидела, с задумчивым видом уставившись в окно, и видно было, что она страдает. А он пытался представить себе, что же могло ее заставить залезть именно в его машину? Словно это не он, а она живет в глухом лесу, без друзей и родственников, у кого можно было бы перекантоваться, переждать тяжелое для себя время. А если она все это выдумала, чтобы забраться в его берлогу и стрясти с него деньги? Но наличных у него в доме совсем мало, в городе, как правило, он расплачивается карточками. Золота и драгоценностей у него тоже нет.

— Я не воровка, — вдруг произнесла она, словно услышав его мысли.

Он промолчал. Даже не выказал ей своего удивления. Постепенно он находил способ общения с ней — как можно больше молчать и ничем не выдавать ни своего любопытства, ни удивления, ни тем более сочувствия. И еще — общаться с нею только на «вы». Так будет проще.

— Я помогу? — спросила она, когда Герман, проехав во двор и заперев за собой тяжелые массивные ворота, открыл багажник, чтобы достать оттуда многочисленные пакеты с едой.

— Давайте, — проговорил он неуверенно.

— А у вас скромный домик… ну просто совсем скромный. Я думала, что у миллионеров не такие дома. — Она говорила с какой-то грустью, словно жалела его. — Хотя для одного вполне достаточно…

Они поднялись на крыльцо, и Герман показал, куда нести пакеты.

— О! Уютненько! Чистенько! — сказала она и опустила тяжелые пакеты на пол. — И тепло. Еще раз извините меня за то, что я напросилась к вам.

Он продолжал молчать, ожидая, что она сама не выдержит и все-таки признается ему, почему села именно в его машину. И еще он загадал. Если эта девица в его отсутствие, то есть пока он будет загонять машину в гараж, начнет хозяйничать в его доме, раскладывать продукты, открывать шкафы и холодильник, то он выпроводит ее уже сегодня. Он не любил таких самоуверенных девиц, которые повсюду чувствуют себя как дома.

— Вы уж простите, — крикнула она ему вдогонку, когда он собрался выйти из кухни, — но я не стану разбирать ваши сумки! А курить у вас можно?

— Нет, нельзя, — бросил он резко. Он действительно не любил, когда в доме курили. Он мог покурить сам, там, где ему нравится, но посторонние не должны были отравлять чистый лесной воздух.

— Тогда я покурю на крыльце, — сказала девушка и последовала за ним. Устроилась на крыльце и, нервно сбивая носком ботинка снег со ступенек, запалила сигарету.

Она, похоже, продолжала читать его мысли!

Тогда он подумал: «А может, мне переспать с ней?»

И она тотчас ответила:

— Вообще-то я выбрала вас совсем не потому, что я такая уж меломанка, просто обстоятельства моей жизни сложились таким образом, что мне потребовалось скрыться, а под рукой как раз оказалась газета с вашим интервью, где вы пишете, что снимаете дом в киселевском лесу. Дело в том, что эта местность мне очень хорошо знакома, неподалеку отсюда находится один поселок. Думаю, вы там бывали много раз. Так вот, у меня там жила подруга, и я часто приезжала к ней в гости. Вот откуда мне известен этот лес. Словом, так уж все сложилось, что я подумала — именно в этом лесу-то мне и надо спрятаться.

«Нет, слава богу, мысли она не читает», — подумал Герман. А вслух сказал:

— Почему же вы не попросились к этой подруге?

— Я знала, что вы так скажете! Но она там уже давно не живет. У нее… Словом, мне туда теперь нельзя.

— А ко мне, к совершенно незнакомому мужчине, можно? — мягко упрекнул он ее.

— Понимаете, есть такие люди, с которыми ты чувствуешь себя в безопасности… Такие, как вы, например. Вы — известный человек, к тому же у вас светлая душа… Об этом говорят ваши чудесные мелодии. Словом, я выбрала вас.

— А если я все же не соглашусь?

— Тогда я переночую в вашем сарае. Думаю, старый плед у вас найдется, — сказала она и отвернулась.

2

Утверждать, что мне не было любопытно, что же случилось с этой девушкой, означало бы солгать самому себе. Хотя предположений у меня возникло великое множество. Одна только личная жизнь молодой особы может дать обильную пищу для размышлений: бросил парень, бросила парня, изменил парень, изменила парню… Звучит просто, а как сильно все эти дела могут травмировать психику? Или просто-напросто разрушить жизнь! Может, и она, эта девушка, пришла ко мне, прижимая к груди свою разрушенную жизнь, а я и не заметил? Но разве мне не достаточно было того взгляда, каким она смотрела в окно? Взгляда, от которого у меня мороз шел по коже и хотелось взять ее за руку и спасти…

Между тем Герман, разложив продукты, принялся готовить обед. Конечно, будь он один, он и по кухне двигался бы проворнее, и, нарезая салат, постоянно хватал бы кусочки сочных овощей и заталкивал их в рот. Сейчас же, под пристальным взглядом незнакомки (они все еще не познакомились!), он просто старательно все нарезал и складывал в большую прозрачную салатницу.

— Как волшебно пахнет укроп, — наконец сказала она. — Да, кстати, меня зовут Нина. Правда, ужасное имя? Когда кто-то хочет со мной познакомиться, я всегда представляюсь самыми разными именами. В зависимости от настроения. Или от того парня, который ко мне клеится.

Она была очень красива. Вот что было самым главным и что давало ей право так нахально вторгаться в чужие жизни. Она знала, что ей все простят потому, что она красива. Что любой мужчина, к которому она пристанет со своими проблемами, не сможет отказать ей сразу — уже хотя бы потому, что ему захочется рассмотреть ее хорошенько: ее нежное лицо, блестящий, словно чисто вымытый и насухо вытертый розовый носик, огромные синие раскосые глаза, белые зубки, такие белые и ровные, что ими тоже хочется любоваться, не говоря уже о полненьких аккуратных губках. Спутанные, но чистые волосы до плеч — они мешают ей, и она постоянно закидывает их за спину, путая пряди еще больше. Под курточкой у нее оказалось стройное, какое-то узкое тело. Серый пушистый свитер, черные брючки, сапожки. Все такое простое и в то же самое время отлично сидевшее на ней и уютное, как и она сама. Удивительно, что природа наградила женщину неким особым свойством — даже в чужом доме чувствовать себя комфортно и как-то очень уж по-женски. С одной стороны, в мой день она ворвалась нагло — просто забралась в открытую машину. С другой — сидела смирненько за столом и просто наблюдала, как я режу салат. Никаких хозяйских выпадов, которые так раздражают меня, вроде: «Господи, да давайте я нарежу салат!» — не было. Она ясно понимала, где находится, что ей можно, а что нельзя.

— У меня есть суп, очень вкусный, с грибами, — сказал Герман. — Будете?

Она как-то неопределенно пожала плечами. Конечно, она была голодна. Мало того что на улице зима и почти все время хочется есть (Герман судил по себе), к тому же надо учесть: чтобы создать себе проблему и испытать всю положенную в этой ситуации душевную боль — тоже требуется время, плюс — неизвестно, где она поджидала его: может, торчала у супермаркета, зная, что он по пятницам приезжает туда за продуктами… неужели она за ним следила?!

— Вообще-то я за вами следила, — она кивнула головой, снова прочитав его мысли. — Даже такси нанимала. Но просто взять и приехать в лес я не посмела.

— Может, вы все-таки расскажете, что с вами случилось?

— Да так… неприятности.

— И что же, во всей Москве не нашлось ни одного человека, который пустил бы вас под свою крышу и оказал вам помощь? Это как же надо прожить жизнь, чтобы не обрасти друзьями? Знаете, у меня существует своя философия на этот счет. Если человек никому не делает добра, то и ему тоже никто и ничего не сделает. Может, это покажется смешным, но я придерживаюсь… теории пожара.