Ошибка Риллена Ли - Юрий Нестеренко

Толпы людей осаждали институты, требуя включить их в состав хроноэкспедиций. Ни сперва отказывали, потом стали разгонять. Демонстранты лезли с плакатами на дубинки и пластиковые щиты. Демократические партии включали в свои программы пункты об отмене государственной монополии на хронопередвижения, а затем и о праве человека на выбор времени проживания. Правительства отвечали репрессиями. Обстановка накалялась до тех пор, пока дивизия генерала Дролла, над головой которого сгущались тучи, не взяла штурмом один из центров хроноисследований. Пока выставленные на окраинах городка части дрались с правительственными войсками, генерал, весь высший, 90% низшего офицерского состава, а также 60% рядовых бежали в будущее. Волна побегов прокатилась по развитым странам. Бежали те, кто имел доступ к машинам — сотрудники институтов и лабораторий. Их место занимали новые, занимали с единственной целью — бежать вслед за своими предшественниками. Перед Лямезом в целом встала проблема массового бегства в иное время. Тогда-то и был оформлен юридически статус хронодезертирства, или перебежничества. Законы против перебежчиков ужесточались с каждым годом, но технический прогресс делал побеги все доступнее, и число перебежчиков росло. Борьба с хронодезертирством явилась беспрецедентным случаем в мировой юридической практике. Это было единственное преступление, за которое невозможно покаратьпосле его совершения. Нельзя же было всерьез надеяться, что будущие правительства в течении сотен лет будут выполнять какие бы то ни было решения нынешних властей, а даже если бы это было и так, для перебежчиков осталось бы открытым прошлое, лишенные удобств технической цивилизации, но манящее отсутствием экологического кризиса, мафии, ядерной угрозы, СИДА, а также возможностью испытать себя в опасном, но доходном амплуа предсказателя. И правосудие всего мира — сперва тоталитарных, а потом и демократических государств — нашло выход: перебежничество должно караться до совершения. И, хотя населению Соединенных Республик не привыкать было к обыскам, доносам и допросам, теперь они особенно участились. Кройлес Ди, как работник госбезопасности, не мог не знать всей трудности и опасности попыток к побегу… но он решился… или?!

Видимо, уловив мелькнувшее в моем взгляде презрение, Ди вскочил.

— Как ты мог подумать! Я никогда не был провокатором! Да и к тому же… если тебя арестуют, ты сможешь рассказать обо мне столько…

— Ты можешь ответить, что испытывал меня подобными разговорами.

— Да пойми ты, что цель государства не в том, чтобы избавиться от колеблющихся, толкнув их на побег, а в том, чтобы всеми силами отвратить колеблющихся от побега! Потому что сейчас, может, вся страна колеблется!

— Хорошо. Извини.

— Да мне грех обижаться… Нас все страна ненавидит.

— И боится.

— А что мне в этом? Власть? Эта власть призрачна! Завтра же начальник напишет на меня рапорт или подчиненный — донос, и я отправлюсь вслед за нашими «клиентами»! Я пошел в это проклятое учреждение потому, что мне казалось, будто только служа в государственной безопасности, можно быть в безопасности от государства! Боже, боже, как я ошибался! Именно здесь опаснее всего! Но уйти я не могу, пытаться уйти…

— …значит расписаться в собственной нелояльности. Ты говорил это уже сотню раз.

Кройлес смолк, как-то весь съежился, отвернулся к окну. Затем сказал, не оборачиваясь:

— Мне не звони — могут прослушивать телефон. Завтра я сам позвоню тебе, спрошу, как насчет пикника. Если ты надумаешь, я назову тебе место встречи.

— Почему не сейчас?

— Ты извини, но мы тоже не можем безоговорочно верить тебе.

Ди собрался уходить.

— Подожди, — остановить я его, — насколько я понимаю, ты предложил мне это не просто из дружеских побуждений.

— Разумеется. Даже если бы я захотел принять тебя бескорыстно, другие не позволили бы мне. Ты должен будешь достать нам некоторые микросхемы.

— Я не имею никакого отношения к хронотехнике.

— Зато ты имеешь отношение к кибернетике. Ты бы удивился, узнав, сколько разработок твоей отрасли применяется в хронотехнике.

— Но ведь это разработки военного профиля! Ты знаешь, что будет, если меня поймают?

— Тебе еще не поздно отказаться. Подумай как следует и завтра дашь мне ответ. А теперь прощай.

2

Трудно описать, как я провел ту ночь. Мысль о возможности вырваться из лап полиции, госбезопасности, из тисков Проклятого Века не давала мне покоя. Но, с другой стороны, что ждало меня в случае провала? Арест, пытки, наркотики, психотропные средства… Восемь лет лагерей, это в лучшем случае. Если не припаяют расстрел за кражу микросхем, подведя это под шпионаж. Однако, чтобы избежать этого, просто отказаться от побега недостаточно. Я должен был немедленно позвонить по одному из работающих круглосуточно телефонов, которые в народе окрестили «телефонами доверия», и сообщить все о своем разговоре с Кройлесом. Этого я сделать не мог.

К утру я так и не решил, согласиться или отказаться. Я сидел перед телефоном, обмотав голову мокрым полотенцем, и ждал звонка. И звонок раздался. Я медленно поднес трубку к уху.

— Вы еще не приобрели часы нашей марки? — раздался в трубке мягкий женский голос. Я швырнул трубку на рычаг. Проклятая реклама! И тут телефон зазвонил вновь.

— Салют, Риллен! Ну что ты решил насчет пикника?

В моем сознании всплыл обрывок одной из речей Генерала-Президента. «Недоносительство, — вещал он, — есть большее преступление, чем простое соучастие. Соучастник скрывает правду от властей потому, что в случае раскрытия преступления будет наказан, то есть он прямо заинтересован в нераскрытии преступления. Недоноситель же знает, что в случае информирования властей его ждет не наказание, а награда, он прямо заинтересован в раскрытии преступления, но не способствует ему. Ясно, что так может поступать только сознательный враг государства. Соучастник может быть просто уголовником; недоноситель же всегда политический преступник.»

— Ты меня слышишь? Я спрашиваю насчет пикника!

— Я приму в нем участие, Кройлес.

— Тогда я жду тебя за углом третьего от твоего дома, налево.

Кройлес удачно выбрал место: даже если разговор прослушивался и вызвал чьи-либо подозрения, агенты не успели бы добраться до места раньше меня. Когда я свернул за угол, из переулка выехал Ди и распахнул дверцу автомобиля. Я сел внутрь, и машина на большой скорости выехала на магистраль.