Затерянный мир (сборник) - Артур Конан-Дойл

Роберт продолжал рисовать в альбоме, будто ничего не слыша, но Лаура подняла глаза от работы.

— К сожалению, папа, в доме нет ни капли коньяку, — сказала она сухо.

— Ах, Лаура, Лаура!.. — Старик покачал головой, как бы не столько рассерженный, сколько огорченный. — Ты уже не дитя, Лаура, ты взрослая девушка, хозяйка дома. Мы тебе доверяем, полагаемся на тебя. А ты оставляешь своего бедного брата, не говоря уж обо мне, твоем отце, без капли коньяку. Бог ты мой, что бы сказала твоя мать! Ты только представь себе: вдруг несчастный случай, внезапная болезнь, апоплексический удар! Ты берешь на себя огромную ответственность, Лаура, ты подвергаешь риску наше здоровье!

— Я почти не прикасаюсь к коньяку, — отрезал Роберт. — Для меня Лаура может его не запасать.

— Как лекарство коньяк незаменим. Употребляй, но не злоупотребляй ты меня понимаешь, Роберт? В этом все дело. Ну, тогда я, пожалуй, загляну на полчасика в «Три голубка».

— Отец! — не выдержал молодой человек. — Неужели ты выйдешь из дому в такую погоду? Если уж тебе необходим коньяк, я пошлю Сару. Или схожу сам, или…

Хлоп! На лежавший перед ним альбом упала свернутая в шарик бумажка. Роберт развернул ее. «Бога ради, не удерживай его, пусть уходит!» — было нацарапано на ней карандашом.

— Во всяком случае, оденься потеплее, — продолжал Роберт, круто меняя позицию с чисто мужской неловкостью, от которой Лауру передернуло. — Может быть, на улице не так уж холодно, как кажется, и с пути тут у нас, слава богу, не собьешься, всего-то пройти сотню шагов.

Не переставая ворчать и бормотать что-то по адресу незаботливой дочери, старик Макинтайр натянул на себя пальто и окутал шарфом длинную, тощую шею. Едва он открыл дверь прихожей, как от резкого порыва холодного ветра замигали лампы. Пока старик брел по извилистой дорожке сада, сын и дочь молча прислушивались к его постепенно удаляющимся тяжелым шагам.

— С отцом становится все труднее, он просто невыносим, — проговорил наконец Роберт. — Не следовало его отпускать. Он там, чего доброго, выставит себя на посмешище.

— Но Гектор придет сегодня в последний раз, он ведь уезжает, жалобно оправдывалась Лаура. — Вдруг бы они встретились? Гектор, конечно, сразу понял бы все. Поэтому мне и хотелось, чтобы отец ушел.

— В таком случае он ушел как нельзя более вовремя, — ответил брат. Кажется, скрипнула калитка… слышишь?

Не успел он договорить, как снаружи послышался веселый возглас и тут же раздался громкий стук в окно. Роберт вышел в переднюю и, отворив наружную дверь, впустил высокого молодого человека; черная суконная куртка его была вся усыпана сверкающими снежинками. Прежде чем войти в маленькую, ярко освещенную гостиную, он, громко смеясь, отряхнулся, как большой пес, и счистил снег с сапог.

По лицу Гектора, по каждой его черточке, сразу видно было, что он моряк. Гладко выбритые верхняя губа и подбородок, небольшие бачки, прямой, решительный рот, твердые обветренные щеки — все говорило, что перед вами офицер английского флота. Ежедневно за обеденным столом во флотской столовой в Портсмуте можно увидеть с полсотни таких лиц, больше похожих одно на другое, чем лица родных братьев. Все эти моряки как будто отлиты по одному образцу, все они продукт определенной системы, которая учит смолоду полагаться на самого себя, закаляет стойкость и мужество. В общем, отличные экземпляры человеческой породы: быть может, не столь тонко отточенного интеллекта, как их собратья на суше, но люди честные, деятельные, готовые к подвигу. Гектор был отлично сложен, высок и строен. Зоркий взгляд серых глаз и энергичные, решительные манеры ясно говорили, что человек этот привык и приказывать и повиноваться.

— Получила мою записку? — обратился он к Лауре, едва войдя в комнату. — Что ж, приходится сниматься с якоря. Вот досада, а? Старику Смизерсу позарез нужны люди; он требует, чтобы я немедленно возвращался.

Сев рядом с Лаурой, Гектор положил загорелую руку на белую ручку девушки.

— Но на этот раз ненадолго, — продолжал он. — Рейс короткий: Мадейра, Гибралтар, Лиссабон — и восвояси. К марту, пожалуй, вернемся.

— Кажется, будто ты только вчера приехал домой…

— Бедная моя! Но теперь ждать немного. Смотри, Роберт, береги ее тут без меня. А когда я вернусь, то на этот раз уж окончательно, слышишь, Лаура? Бог с ними, с деньгами. Тысячи людей живут на меньшее. Совершенно не обязательно иметь целый дом. Зачем он нам? В Саутси можно снять отличные комнаты за два фунта в неделю. Макдугл, наш казначей, только что женился, а он получает всего тридцать шиллингов. Ты не побоишься, Лаура?

— Разумеется, нет.

— Почтенный мой старикан чересчур осторожен. «Подождать, подождать», других у него и слов нет. Но сегодня у меня с ним будет серьезный разговор. Я его уговорю, вот увидишь. А ты, Лаура, побеседуй на этот счет с твоим родителем. Роберт тебя поддержит. И вот тебе список портов и даты, когда мы будем туда заходить. Смотри, я надеюсь, что в каждом порту меня будет ждать письмо!

Гектор вытащил из бокового кармана кителя листок бумаги, но вместо того, чтобы передать девушке, уставился на него с величайшем изумлением.

— Ничего не понимаю!.. — проговорил он. — Посмотри-ка, Роберт, что это такое.

— Поднеси к свету. Ну что ж, банковый билет стоимостью в пятьдесят фунтов. Не вижу здесь ничего особо примечательного.

— Напротив, это более чем странно. Решительно отказываюсь понять, что все это значит.

— Постой-ка, Гектор, — сказала мисс Макинтайр, и в глазах у нее мелькнули озорные искорки. — И со мной сегодня тоже произошло кое-что странное. Держу пари на пару перчаток, что мое приключение интереснее твоего, хотя оно и не принесло столь приятных плодов, как твой банковый билет.

— Прекрасно! Принимаю вызов. Роберт будет судьей.

— Изложите ваше дело. — Молодой человек закрыл альбом и, подперев голову руками, принял шутливо-торжественный вид. — Даме — первое слово. Начинай, Лаура. Впрочем, я, кажется, уже догадываюсь, о чем ты хочешь рассказать.

— Случилось это сегодня утром, — сказала она. — Да, Гектор, ты еще, пожалуй, приревнуешь, я об этом и не подумала. Но тебе волноваться нечего, бедняга просто-напросто помешан.

— Да скажи, ради бога, что с тобой произошло? — спросил молодой офицер, переводя взгляд с банкового билета на невесту.

— Случай сам по себе безобидный, но, согласитесь, очень странный. Я вышла погулять, но тут пошел снег, и я укрылась под навесом, его поставили рабочие вблизи нового дома. Рабочих уже нет, постройка закончена, а владелец, говорят, приезжает завтра, но навес еще не успели разобрать. Я села там на какой-то ящик, как вдруг на дороге появляется человек, подходит ближе и останавливается под тем же навесом. Очень высокий, худой, лицо бледное, спокойное, на вид лет немногим больше тридцати, одет бедно, но выглядит джентльменом. Он что-то спросил о деревне, ее обитателях, я, конечно, ответила, и неожиданно мы с ним принялись оживленно болтать на самые разнообразные темы. Время летело так незаметно, я и забыла про метель, а незнакомец вдруг говорит мне, что снег перестал. И тут, когда я уже собралась уходить, знаете, что он сделал? Подошел ближе, грустно и задумчиво поглядел мне прямо в лицо и сказал: «Хотел бы я знать, полюбили бы вы меня, если бы у меня не было ни гроша за душой?» Как странно, правда? Я перепугалась и выбежала из-под навеса на дорогу — он не успел больше сказать ни слова. Но, право же, Гектор, тебе нечего принимать такой грозный вид. Теперь, когда я все это вспоминаю, мне ясно, что ни в манерах, ни в тоне моего незнакомца не было ничего предосудительного. Он просто размышлял вслух и не имел ни малейшего намерения оскорбить меня. Я убеждена, что он немного не в своем уме.