Человек после человека - Дугал Диксон

Пока мы не смогли заглянуть в прошлое, пока прошлое не стало рассматриваться как история непрерывного развития или изменения, с изменчивостью видов, которую это подразумевало, будущее оставалось чистой страницей. У него не было никакого правдоподобного отражения. Мы можем увидеть это, если прочтём романы о будущем, написанные до того, как теория эволюции стала реальностью в человеческом сознании. Будущее походило на настоящее, не более того.

Действие романа «Последний человек» Мэри Шелли (1826 год), например, происходит в конце двадцать первого века. Это смелый ход, и действие оживляют путешествие на воздушном шаре и революция в Англии; но турки всё ещё причиняют ущерб на восточной оконечности Европы. Когда чума начинает стирать с лица Земли всё человечество, не делается никакой попытки обезвредить болезнь или сделать прививку, хотя это было бы разумным суждением в 1820-ых годах. Роман полон интересных отражений; однако здесь нет движущей силы, которой могла бы снабдить эволюция.

Только в 1895 году читатели смогли получить первый роман, который несёт оттиск эволюционной идеи, как вафля получает свою форму от рисунка вафельницы. «Машина Времени» была написана учеником Томаса Гексли, активным сторонником Дарвина, Г. Дж. Уэллсом. В этом превосходном повествовании Уэллс обрисовывает облик эпох будущего. Частью его замысла — в отличие от эпох в «Сокровищнице знаний» — было то, что все события имели дату. Дата, которой в конечном счёте достигает путешественник во времени — 802701-й год: в действительности, не самая вероятная дата для окончания истории Земли по нынешним стандартам, но хорошо проработанная, чтобы казаться разумной первым читателям книги, которым хватало и других чудес для осмысления. Действительно, сейчас трудно понять, насколько подрывной для многих должна была казаться в то время эта книга из-за действительно мрачной картины, изображающей разделение общества на морлоков и элоев, заголовком для которого было избрано викторианское общество. Эволюция показана работающей не на пользу человечеству, как тогда обычно представлялось.

И, конечно, наш вид показан как изменчивый, как преходящий.

Когда путешественник во времени путешествует по времени в отдалённое будущее, он наблюдает, как «вся поверхность земли виделась изменяющейся — тающей и текущей перед моими глазами». Это человек, который читал «Основы геологии» сэра Чарльза Лайеля. «Я видел величественные и роскошные строения, возникающие вокруг меня, более массивные, чем любые здания нашего собственного времени, и всё же они казались построенными из мерцания и тумана». Это не только достижения человека, но человечество само по себе, которое оказывается преходящим, вещью, построенной из мерцания и тумана.

Без нового понимания прошлого, без его дешифровки «Машина времени» не могла быть написана; или, будучи написанной, не могла бы быть расшифрованной.

Следуя за Уэллсом, мы видели много картин будущего. Механические ли они, тривиальные, или глубокие, они все опираются на достижения девятнадцатого столетия; всё работает как отражение нашего понимания предшествующих миллионов лет.

Это столь же справедливо для книги Дугала Диксона. Но всё же она впечатляет меня, поскольку является потрясающе оригинальной, возможным прародителем нового направления, «научной фантастики». Она избегает атрибутов беллетристики, которой увлечён Уэллс. Она представляет собой как бы непосредственную историю будущего, будущего, охватывающего следующие 5 миллионов лет. Это Дарвин, Лайель и Уэллс, сложенные вместе. Им бы понравилась эта книга, и она испугала бы их: поскольку мы, в конце концов, прошли долгий путь, считая от их дней, и ужинали на ужасах, которые были выше их понимания. Мы прожили век (ну, хорошо, люди чувствовали почти то же самое в 1000 году н. э., хотя совсем по иной причине), когда почти ежедневно ожидали, что мир придёт к своему концу.

Вот она, изменчивость, с человеческой плотью как вещью из мерцания и тумана. «Человек после человека» — это драма непрерывного давления времени на живую ткань. Диксон не рассказывает нам о вещах, о которых думают и в которые верят существа из его караван-сарая; достаточно и того, что мы знаем о том, чем они питаются. Одним из откровений, данных нам в соответствии с теорией эволюции, является то, что мы являемся частью пищевой цепи, наряду со свиньями, цыплятами-бройлерами и вкусной саранчой.

Конечно, такая перспектива настолько же меланхолична, насколько захватывающа. Это одна из основных черт футурологии. В конце концов, мы рассматриваем период, действие в котором происходит намного позднее наших собственных незначительных индивидуальных смертей. Всё, о чём мы задаём здесь вопросы, лишь подкрепляет тот факт, что наш мир и всё то в нём, о чём мы печёмся, ушло. Мы — единое целое с Тутанхамоном и архиепископом Ушером. На нашем поле играют другие существа.

Посмотрите на Кнюта, который, как говорит нам Диксон, живёт через 500 лет после нашего времени. Жизнь Кнюта кажется одинокой. Он живет среди дикой тундры. Его рацион состоит изо мхов, лишайников, вереска и жёсткой травы. Его приспособили к этому, потому он считает свой рацион приемлемым и питательным. Но в нашем сознании возникает вопрос: разве мы не находим немного пугающим и чуждым этого наследника нашего мира — и куда делись все тосты и мармелад?

Мы сами любим — и требуем — грубую пищу для ума. Мы можем сойти за людей, но, возможно, лишь среди соплеменников. Часть из нас находится в здравом уме, но в кризисные времена, да и не только тогда, включается инстинктивный движитель. Мы стремимся отдалить от себя человеческую сторону при помощи спиртных напитков, наркотиков и других средств ухода от реальности, словно быть человеком — это для нас всё ещё слишком тяжело. Как показывает история двадцатого века, в нас сильна тяга к апокалипсису.

С этой тягой приходит навязчивая идея будущего. Будущее, которое мы изображаем для себя, в общем выглядит мрачно. Мнение Диксона основывается на научных взглядах, но оказывается очевидно не-человеческим. Мрачным, я бы сказал. И мрачными были также слова, которые пришли на ум Томасу Харди, когда он оценил смену в интересах нашего нынешнего времени. Харди нёс гроб на похоронах Дарвина; и его произведения погружены в размышления об эволюции, от “A Pair of Blue Eyes” до “The Dynasts”, великой сверхъестественной драмы, которую он написал в первые годы этого столетия [речь идёт о XX веке, книга Диксона издана в 1990 году — В. П.]. В “The Return of the Native” («Возвращении на родину») он размышляет над такими вопросами:

Люди гораздо больнее страдают от насмешки слишком весёлого для их мыслей окружения, чем от гнета чрезмерно унылых окрестностей. Мрачный Эгдон обращался к более тонкому и реже встречающемуся чутью, к эмоциям, усвоенным позже, чем те, которые откликаются на общепризнанные виды красоты, на то, что называют очаровательным и прелестным.

Да и кто знает, не идет ли уже к закату безраздельное господство этого традиционного вида красоты?… Мы все чаще находим нечто родственное себе в картинах природы, отмеченных угрюмостью, которая отталкивала людей, когда род человеческий был юным. И, может быть, близко время, если оно еще не наступило, когда только сдержанное величие степи, моря или горного кряжа будет вполне гармонировать с душевным строем наиболее мыслящих из нас[[2] ].

Здесь Харди демонстрирует своё пророческое чутьё. Мы могли бы продолжать говорить о том, что хроника изменений, которые накладывают на нас бремя преходящей природы наших жизней и нашей цивилизации, также находится в тесной связи с настроениями наших дней. Текущие навязчивые мысли о будущем также могут в своё время кануть в прошлое; но пока — и только пока! — сама идея Дугала Диксона верна.

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ПЕРЕВОДУ

Эта книга — третья из числа работ, написанных шотландским палеонтологом Дугалом Диксоном, которая посвящена истории вымышленных и никогда не существовавших видов. Две первых книги такого рода («После человека: Зоология будущего» и «Новые динозавры. Альтернативная эволюция») не издавались на русском языке в бумажном виде, и их русский вариант существует лишь на вольных просторах Интернета. Мне выпала честь перевести их. Теперь же к ним прибавилась и третья книга, «Человек после человека. Антропология будущего». В первый раз она вышла на английском языке в 1990-м году. Не думаю, что она выйдет у нас в ближайшее время на бумаге — такие книги пока не ценятся в России. Тем не менее, я надеюсь, что эта книга понравится тем читателям, кому повезёт найти её во время блужданий по просторам Всемирной Паутины.

Эта книга никоим образом не может считаться началом его «После человека…», хотя по хронологии описанных событий стоит впереди неё. Это лишь один из возможных вариантов будущего. Описание прошлого практически всегда одновариантно, поскольку события уже произошли, и чаще всего их можно лишь толковать в том или ином свете. Можно, конечно, расписать некое альтернативное прошлое, но тогда и настоящее должно стать совершенно иным — так происходит в книге «Новые динозавры». А будущее тем и заманчиво, что его пока не было, и можно рассмотреть хоть сотню вариантов дальнейшего развития сюжета при одинаковых исходных данных. В книге «После человека…» люди исчезли сравнительно тихо. В данном же случае человек оставил после себя такие следы, которые никак не могли привести к тому состоянию, которое описано в «После человека…». Впрочем, читатель уже мог это увидеть по ходу сюжета.