Яма - Егор Уланов

И ещё долго в громкоговоритель сыпались неуклюжие речи о демократии и всеобщем счастье. Трое остальных тем временем раздавали значки, ручки, календари и другие полезные предметы. Половина соседей уже собиралась расходиться; другая с интересом бранила шепелявого оратора за родильные дома, детские сады, школы, поликлиники, загсы и кладбища. Яма спрашивала о конкретных предложениях и инициативах кандидата в депутаты, однако её почему-то игнорировали.

– Ты нам того, этого, давай! – закричал из толпы Герасим, тряся чёрным, как у трубочиста кулаком.

– Всё… дадим, товарищи! Ей богу! Всё будет! Так ведь… скажите… мы всё…

– Ага, знаем мы!

И поднялся базарный гул, в котором каждый говорит больше с собой, чем с окружающими. Яма же тем временем удивлялась, что все жильцы собрались в одном месте, такого она на своей памяти не ведала. Ей всегда казалось, что они как-то не слишком любят друг друга. А теперь вот все стояли единым фронтом против первый раз в жизни заехавших на Крайнюю агитаторов.

Неожиданно с перекрестка выехала чёрная машина. Она скользнула по Крайней и, подъехав к толпе, извергнула тучного мужчину в синей рубахе похожей на облако. С ним вышли два охранника и женщина в деловом костюме.

– Ну, что, граждане! Решил я к вам заехать, – заявил тучный мужчина, подавая руку главе семейства Потаповых, который сначала растерялся, и только спустя несколько времени сообразил чего от него хотят, подав руку в ответ. Тем временем женщина в деловом костюме уже фотографировала рукопожатие.

– Я кандидат. Говорите какие проблемы, всё решим.

Жители отчего-то растерялись, и повисла тишина. Они окружили нового оратора, но никто не говорил ни слова.

– Ну, может быть…– послышалось робкое предложение.

Яме было не разобраться, теперь все стояли поодаль, а рядом с ней остался только агитатор с рупором, который неловко переступал с ноги на ногу.

«Да, да, точно! Нам нужно!» – раздались возгласы согласия.

– Я вас понял, – самодовольно отозвался голос депутата. – Сделаем! Я слово своё держу.

Яма крутилась, ёжилась и вытягивалась, пытаясь усвоить, что же там говорят. К ней подошла женщина в деловом костюме и зачем-то сфотографировала её.

Потом было быстрое групповое фото. А после блестящая машина стремительно скрылась за поворотом перекрестка. Жители странно переглянулись и пошли по домам. Сажная тьма обрызгала небо и наступила ночь. Пахло дымом. Уже начинали топить.

Из окон бил электрический свет, выходя на дорогу и касаясь ямы, он растворялся. В домах ужинали: каждая семья обсуждала прошедшее собрание. Все сходились на том, что обещания депутата не стоят и печной золыи. Яма разглядывала звёзды. До неё доносились пересуды стариков Васильевых, и она ухмылялась их старческой глупости. На черёмуху перед домом уселся воробей, поздоровавшись с ямой, он начал негромко чирикать. Где-то ворчал сверчок.

С утра по асфальту застучали грубые колёса грузовой машины. Стук разбудил яму, которая второпях попыталась принарядиться для нежданных гостей. Приехали рабочие в оранжевых жилетах. Машина остановилась прямо над ямой. Та в свою очередь непонимающе осмотрелась по сторонам. Тем временем из домов начали выглядывать сонные жильцы. А кто-то из них даже выбежал на улицу.

Рабочие тем временем взяли в руки свои ужасные лопаты. С безразличными лицами разогрели асфальт. И начали кидать раскалённые камни прямо в сердце ямы. Лопаты двигались монотонно, походя на руки покойников, гладящие свои надгробья в вальпургиеву ночь.

Яма кричала, звала на помощь, извивалась. А жильцы окрестных домов смотрели на это с какою-то неизъяснимой радостью. Даже пьяница Герасим криво улыбался, хотя яма, быть может, единственное существо, которое во всю жизнь сделало ему добро.

Дело было кончено. На месте ямы теперь красовался неровный чёрный бугор. А сама она задохнулась под толстым слоем горячего асфальта. Рабочие выкурили по сигарете, скидали лопаты в кузов машины и уехали. Через час приехала женщина в деловом костюме – сфотографировать результат.

На выборах в том году вся Крайняя улица и прилежащие к ней районы проголосовали за депутата, который по рассказам заделал самую старую и большую яму. История об этом невероятном явлении ещё долго рассказывалась по всему городу, меняясь в зависимости от рассказчика. Теперь старик Васильев выходил из своего двора и с какой-то тайной надеждой смотрел на неровный бугор посередине дороги. А уж семья Потаповых не петляла больше, а выезжала на улицу спокойно и уверенно. По Крайней даже стали ездить жильцы соседних районов, чего не было с незапамятных времен.

В таком благоденствии закончилась осень. Настала зима. Местные всё никак не могли надивиться новой дороге. Но к концу холодов всё-таки забыли о яме навсегда. И уже началась оттепель, растапливающая серый снег; и на деревьях появились почки. Как вдруг неровный холм асфальта неожиданно потрескался и из-под него, словно подснежник, показалась всё та же прежняя яма. Через пару недель весь асфальт выкрошился, и мученица вновь взглянула на синее небо. Снова по улице Крайняя перестали ездить машины. Снова роптали жильцы. А она так и продолжала тихо лежать посреди дороги и внимательно созерцать мир.

– Ну и ну, – возмущался старик Васильев, не находя слов.

– Опять выехать не возможно… – констатировал Потапов.

– Это х… – смеялся Герасим.

«Как же хорошо жить… – думала про себя яма, – ещё пару лет можно не беспокоиться. А там уже следующие выборы. Ну ничего, и их переживём».