Улыбнись мне, Артур Эдинброг - Антонина Крейн

облизывал его со всех сторон, заключая в трепещущую алую рамку, но не причинял видимого вреда. Щурясь от света и обещая себе устроить истерику попозже, а пока — собрать максимум информации о происходящем, я разглядывала незнакомца. Он — меня.

Он был молод, лет двадцати пяти, наверное. Стоял, скрестив руки на груди, выдвинув одну ногу чуть вперёд и подозрительно прищурившись. Высокий. Подтянутый. Темноволосый и слегка растрёпанный, хотя мой глаз, намётанный на уход за собой, видел: парень честно пытался пригладить это безобразие разными лаками, но оно так же честно вырывалось наружу.

Он был одет в шерстяной костюм английского покроя: брюки, рубашка и жилетка с твидовым галстуком, спрятанным под неё. На груди юноши поблёскивал латунный значок в форме какого-то герба, который мне никак не удавалось толком рассмотреть из-за пляшущих вокруг языков пламени.

Возможно, он студент? Аспирант? Что-то ещё в этом духе? Всё вокруг атмосферой напоминало старый добрый Оксфорд.

— Ты не похожа на тигра, ммм? — сузил глаза незнакомец, постукивая круглым мыском ботинка по мраморным плитам.

Если старики боялись меня, то он, очевидно, пребывал в глубочайшей задумчивости из-за случившегося. Но на меня всё равно априори смотрел как на врага — видимо, на всякий случай. В целом в его манере двигаться и одеваться явно прослеживался сдержанный характер, сейчас обратившийся неприятной ледяной замкнутостью.

— Мой кот тоже не был похож на тигра, пока вы его не извратили, — тряхнув головой, в тон отозвалась я. Потом соскреблась с пола, мимоходом отметив, что никаких лингвистических проблем у нас с местными жителями не возникло.

Хотя стоило мне задуматься об этом, как меня защекотало странное и неуютное ощущение того, что на самом деле я говорю на каком-то совершенно ином языке, не соответствующем ни одному из земных наречий. Просто в моём мозгу появился фильтр — шустренький и трудолюбивый, переводящий всё так быстро, что я не успевала даже замечать его работу…

Между тем пламя поднялось ещё выше, но я уже определила для себя, что оно безвредно. Поэтому, прижав руку ко лбу, я шагнула вплотную к огненной стене, в противоположную сторону от парня, желая получше рассмотреть происходящее снаружи:

— Кто вы такие?

— Дерзновенная! — хором завопила стоящая снаружи толпа старикашек, отшатываясь ещё чуть дальше и «крестясь» ещё энергичнее.

Я вдруг заметила интересный момент — у них у всех с собой были животные. Те, что поменьше — крысы, белки, ящерицы и птицы, — сидели на плечах хозяев или выглядывали у них из карманов. Те, что побольше — коты, собаки, лань (лань! ничего себе!), мангуст и что-то вроде птеродактиля на диете, — сидели рядышком на полу и честно скалили на меня зубы.

— О господи… Только не говорите, что мы в «Северном сиянии» Филипа Пулмана, — я вновь обернулась к молодому человеку: он единственный пока сохранял спокойствие.

Нехорошее, ледяное, но всё же спокойствие.

— Где? — ещё на пару градусов холоднее переспросил он, щелчком пальцев стряхивая со своего плеча совсем уж наглый огненный язычок.

— В книге про людей, чьи души спрятаны в животных. Британское фэнтези, — уже жалея, что завела эту бесперспективную тему, вздохнула я.

С парня вдруг как рукой сняло всю его недоступность. Он вполне по-человечески, живенько так застонал, расплетая руки на груди и вцепляясь ими в волосы.

— Ты что, с Земли?! — простонал он на сей раз со словами, так убито, что я устыдилась.

— Она с Земли?! — паническим эхом отозвались старикашки, уже столпившиеся где-то вдалеке, на выходе из условной библиотеки.

Только тот, которого звали Говерик, остался маячить рядом, как очень виноватый осёл. Из рукава его пиджака выглядывала озадаченная змейка.

То, что все они знали нашу планету, одновременно утешало и озадачивало.

— Ну да, — я растерянно нахмурилась. — Оттуда.

— Второй землянин в университете. — пробормотал колдун Говерик. — Мы этого просто не выдержим! Они же невыносимы!

— Кто, мать вашу, настроил телепорт на Землю?! — тут же вспылил какой-то старичок поодаль. — Мы не работаем с этими козлами!

— Я-я-я-я… — донеслось совсем издалека. — Там лучшие тигры, и я подумал, что.

— Нам конец!

— А что с ней делать-то?!

— Дайте мне валерьянку!

— Простите, ну простите!.

Шум поднялся невообразимый.

Я, в первый момент совсем растерявшаяся, теперь поджала губы:

— Может, вы всё-таки объясните мне, где мы и что происходит?

Все мгновенно замолкли и вновь уставились на меня с опаской и недоверием, но на мой вопрос никто не спешил отвечать. Прошло несколько томительных секунд, пока наконец парень, чьего имени я так и не узнала, легко шагнул вперёд и неожиданно оказался прямо передо мной.

— Объясняю, — донельзя мрачно сказал он, положив руки мне на плечи. Я, ошарашенная его внезапной близостью, попыталась спастись в языках трепещущего за спиной пламени. Стало ещё хуже: огонь, весело запрыгавший вокруг нас, лишь добавил жуткую нотку преисподней в атмосферу нашей беседы. — Если коротко, то у тебя огромные проблемы.

— Почему?! — опешила я. — Потому что я явилась вместо тигра? Так это же вы меня вызвали! Сами!

— А жизнь вообще несправедлива, — проворчал незнакомец и вдруг очень нежно провел рукой по моей шее.

Касание было настолько деликатным — будто пёрышком, — что у меня невольно перехватило дыхание.

— Dorenmi, — проговорил юноша, и я уснула, упав ему на руки.

У БОЛЬНИЦ ЕСТЬ ЗАПАХ

У больниц есть запах — и с этим согласятся не только те, кто лежал в них или навещал там кого-нибудь, но даже те, кто просто видел их в кино. Этот запах проникает сквозь экран. И сквозь миры, судя по всему, тоже.

Я поняла, где нахожусь, ещё до того, как открыла глаза.

А открыв их и увидев, что меня окружает, убедилась в правильности своего вывода: белые, туго затянутые койки, шкафчики, полные склянок с лекарствами, и хорошенькая медсестра в крахмальном наряде и чепце с полями, загнутыми, как крыша пагоды. Меня по-прежнему окружало такое же царство готики, как и в библиотеке, но здесь интерьер был выполнен в светлых тонах.

— Привет, — кивнула мне медсестра.

— Привет, — ответила я. — Жутковато, что ты стояла тут и смотрела, как я сплю.

— Это моя работа, — просто сказала девушка и присела на краешек кровати.

Вблизи стало видно, какое симпатичное у неё лицо: типаж Энн Хэтэуэй. Глазищи огромные, губы улыбчивые, и что-то вроде сострадания (что совсем не лишнее для медсестры) сквозит в общем облике.

В руках она держала фарфоровую чашечку с таблетками.

— Меня зовут Мэгги, — представилась медсестра.

— Я Вилка.

Она непонимающе нахмурилась:

— Столовый прибор?

— Нет, Виолетта.

— Фиалка?

— Хм. Ещё можно Ветка — это тоже сокращение, — но, боюсь, и