Прыжок в ледяное отчаяние - Анна Шахова

— И эта трагедия могла стать причиной самоубийства Михайловой?

— Ой, да нет… Уж если тогда они все это пережили как-то. Мы-то не лезли с участием. Вика с Толей вообще не общались ни с кем. А уж теперь-то — все выровнялось, жизнь вроде только наладилась. И работа у нее, и внучка, как вторая дочка, подрастает и… не представляю… — Карзанова расплакалась в голос. В этот момент в квартиру вошли двое: высокий рыжеватый мужчина с безумным, затравленным взглядом вел под руку обмякшего, едва передвигающего ноги мужа Михайловой. Увидев на кухне следователя, рыжий крикнул:

— Это все Аникеев! Это мерзавец Аникеев виноват в смерти Вики! Я… я уничтожу гада! — Мужчина приткнул на пуфик у входа, будто тряпичную куклу, Сверчкова, и, преодолев пространство коридора в два спринтерских шага, предстал перед следователем, подергивая кривым ртом.

— Да вы присаживайтесь… Вы кто будете-то? — Епифанов попытался миролюбивой интонацией успокоить взвинченного мужчину.

— Я-то брат родной! А вы должны первым делом проверить телефон Вики. Все там! Все увидите своими глазами — все эти мерзкие угрозы, что довели… — «Брат родной», впившись руками в волосы, будто собираясь драть их, рухнул на кресло, с которого вскочила Карзанова. Соседка бросилась к чайнику — налить воды.

— На, Валюш, попей. — Женщина пыталась всунуть в руку мужчины чашку, но он оттолкнул ее, и вода выплеснулась на плиточный пол.

— И почту! Почту ее проверьте! Там тоже, я уверен, масса компромата на этого убийцу, который довел, довел Викчу… — Мужчина вдруг громко, лающе зарыдал на высокой ноте.

— А где врач со «скорой»?! — крикнул в коридор то ли оглушенному горем вдовцу, то ли оперативнику, топчущемуся на пороге, следователь.

— Да все уже… — махнул рукой Сверчков. — И так полдня со мной провозились. Отпустил я их. При чем тут лекарства? Кончилась жизнь! От смерти лекарств нет. — Анатолий Сергеевич попытался встать, его под руку подхватил оперативник — крепыш Ерохин. — Я в комнате лягу. Можно?

— Конечно, Анатолий Сергеич. Чуть позже я с вами побеседую. И врач вам все-таки еще нужен, как ни крути… — Следователь сострадал мужчине, но совершенно не умел выразить это ни словами, ни жестами.

Карзанова отыскала в холодильнике валокордин, накапала лекарство в стакан, и брат покойной, Валентин, выпил его залпом, запрокинув голову.

— Может быть, врача? — спросил у него следователь, недоверчиво глядя на покрытый испариной лоб страдальца.

— Нет! Я в порядке. Я хочу говорить. Да… Вот мой паспорт. — Мужчина полез во внутренний карман пуховика и достал «корочку».

— Мы с Викой близнецы. Викча и Вальча. Как клоуны — Бим и Бом… — Теперь он заплакал тихо, обиженно, как ребенок.

— Примите мои искренние соболезнования, Валентин Владимирович, — как можно сердечнее сказал следователь и, удрученно покачивая головой, переписал данные Михайлова в протокол. Покончив с этим, он приступил к расспросам:

— Кто вам сообщил о случившемся?

— Да в том-то и дело, что никто не сообщал! В том-то и дело, что я, наверное, мог предотвратить этот кошмар, это… — Валентин снова схватился за волосы, но, сделав усилие, овладел собой:

— Викча позвонила мне в каком-то несвойственном ей, просто ненормальном возбуждении. Это было часа два назад. Я был с женой в супермаркете. Ну, и сестра выкрикнула, что, мол, немедленно приезжай, тут ситуация неуправляемая и… жуткая, что ли, она сказала, или… роковая. Какое-то необычное, «не наше» слово. Вика ТАК никогда не говорила. Она с юмором, умница великая, а здесь шекспировские просто определения… А я не мог, ну не мог вот так бросить жену с сумками, я ведь не знал, что все чудовищно настолько, и потому загрузил машину всякой никчемной курятиной и йогуртами, черт бы все это побрал! — И мужчина снова лающе зарыдал.

Следователь угрюмо выжидал, уже зная, что Михайлов справится с собой.

— Пока отвез жену, пока по пробкам-заносам дополз — вот к «скорой» и приехал…

— Вы считаете, что вашу сестру кто-то довел до самоубийства?

— Так это я вам и толкую! — мужчина вскочил со стула и, сбрасывая на ходу куртку, закричал: — Где Викин мобильный, Толя?! Она все эти угрозы сохраняла — копила компромат на ублюдков. И компьютер, Толь, немедленно включи! — Последние слова он выкрикивал уже в комнате.

Следователь пошел за мечущимся Валентином. Компьютер оказался включен: в кабинете Михайловой на огромном письменном столе были разложены бумаги — кипа договоров. Майор Епифанов взял верхние, скрепленные степлером листки. Договор с рекламным агентством. В приложении прописывалась сумма договора. С пятью нулями.

— Вот! Телефон ее, кстати, тут, на столе! — Валентин потрясал перед лицом Алексея Алексеевича аппаратом.

— Так… Тринадцать тридцать одна! Вот когда она мне звонила! Полтора часа назад! А теперь ищите сообщения от Аникеева!

Следователь взял у Михайлова аппарат, неловко потыкал в него толстыми пальцами, прочел эсэмэску, сдвинув натужно брови: — И в чем вы видите угрозу?

— Как?! Что значит, в чем? — Валентин обескураженно шлепнулся в кресло, «подкованное» колесиками, откатился на нем, будто отшатнувшись от туповатого дознавателя: — Вы не понимаете, что речь идет о войне?! Завотделом кинопоказа во всеуслышание объявляет войну новому коммерческому директору, которая стала бороться не на жизнь, а на смерть с чудовищными откатами, правящими бал в нашей редакции. Впрочем, как и во всей стране… Я, между прочим, тоже работаю на «Метеорит-ТВ»! Режиссером на эфире. И уж я-то всю подноготную финансовых афер, как мне представляла их Викча… Виктория Владимировна, готов поведать в любой, подчеркиваю — в любой инстанции! Я выведу этих убийц и казнокрадов на чистую… — И близнец яростно замахнулся.

— Валентин Владимирович, я уважаю, понимаю вашу боль, но… по-моему, абонент как раз выступает против войны: «Я не позволю подбрасывать червивое яблоко раздора и развязывать Троянскую войну!!!» Три восклицательных знака, между прочим. И потом… Это вряд ли можно вообще счесть угрозой жизни или здоровью. Да вообще непонятно, о чем речь! — Алексей Алексеевич уже порядком вспотел и грубо скинул куртку на диванчик, застеленный пестрым шелковистым покрывалом. Сам уселся рядом, будто провалился в гнездо, выстланное атласом, и изучал сообщения в телефоне, отведя руку от себя, как человек дальнозоркий.

— Так. Она пишет позавчера абоненту «Аникеев»: «В ваших ав… авгиевых конюшнях слишком смердит — одному Гераклу не справиться». И еще, позже: «Бойся данайцев, дары приносящих». Так. Что он ей отвечает? Смотрим входящие. Вот. Аникеев: «Икар, крылышки из воска тают быстро и непоправимо»

— Видите?! Прямая угроза! Чик-чик мы тебе крылышки, мол…

— Ну, не знаю. Какие-то упражнения в эрудиции. Это что-то из древней истории?

— Из древнегреческих мифов! — Михайлов будто плюнул в следователя фразой. И отвернулся. Что, мол, с неучем разговаривать…

— Хорошо, мы приобщим телефон к делу, как, впрочем, и компьютер. Сельванов! Коля! Если ты там закончил, то давай сюда! — заорал следователь эксперту, работающему в большой комнате. Компьютер, телефон, деловые бумаги Михайловой изъяли, и следователь решил, что пора поговорить с вдовцом.

Когда Епифанов вошел в спальню, где поверх покрывала на массивной кровати орехового дерева лежал Сверчков, то на мгновение оцепенел: «Господи, неужели еще один труп?» Анатолий Сергеевич лежал на спине, странно закинув голову и открыв рот. Но нет, мужчина повернулся к следователю, привстал.

— Ничего… Сердце немного прихватывает, но я прыснул нитроглицерин. Нормально сейчас. — Мужчина беспомощно откинулся на подушку.

— Лежите, не беспокойтесь. Если нет сил, то отложим разговор, Анатолий Сергеич.

— Нет-нет. Лучше сейчас. Спрашивайте. — Сверчков махнул рукой, чтоб Епифанов садился у туалетного столика с вычурными кривыми ножками. Следователь неуклюже бухнулся на пуфик.

— Что предшествовало… беде?

— Ничего особенного. Это и страшно, что ничего не предвещало… Я только сейчас понимаю, какой ад творился в душе у Вики. Она ВСЕ скрывала. Она все держала в себе, не хотела меня мучить.

— А что именно скрывала?

— Все! Еще боль не утихла после гибели дочери. Да это и не может утихнуть, но как-то мы преодолевали… — Анатолий Сергеевич прижал руки ко лбу, отрывисто задышал. Дознаватель только сейчас заметил на столике фотографию красивой рыжеволосой девушки, которая хохотала, закинув руки за голову. «Дочка. Похожа на мать. А глаза лучистые, в отца…»

— Вика находила смысл жизни во внучке, в работе. Но новая работа стала для нее просто каторгой. Это все долго объяснять, и, может, лучше вам расскажет кто-то из сослуживцев. Если это вообще нужно.

— Какую должность занимала ваша жена и на каком канале?