Черная кровь - Лорел Гамильтон

— Перди осталась из-за тебя, — заметил Натаниэль.

Джейсон кивнул.

— Она хотела, чтобы я был ее. Она очень ревнива, собственница. А я не такой.

— То есть у тебя есть женщина, которая так же рада тебе, как Анита мне, только она не работает.

— Нет, Натаниэль. Она встречала меня немного иначе, в течение многих недель она спрашивала, где я был, с кем? «Ты снова трахался с Мастером Города, не так ли? Ты трахался с Ашером, да? Ты снова был с Анитой?»

— Я поставила тебя в своей пищевой цепочке на второе место, — заметила я, — мне казалось, что Пердита не хотела тебя делить настолько, но я понятия не имела, что она считала, будто у тебя есть что-то большее с вампирами, чем простое донорство.

— Она до потери разума ревнива и она не поверит мне, если я скажу, что не был ни с кем другим. Это причина, по которой я просил Жан-Клода вообще исключить меня из твоего списка некоторое время назад. Я считал, что если я прекращу заниматься сексом с тем единственным человеком, с которым он у меня действительно был, Перди успокоится.

Мы с Натаниэлем обменялись взглядами через стол. Он пожал плечами. Я решилась спросить.

— И это сработало?

— Нет, — ответил Джейсон. Он сделал еще глоток кофе и, видимо, это был последний, потому что он встал и направился к кофеварке возле раковины. Он взял кофейник, потом поставил его, но кофе так и не налил. Он сел, оставив чашу в раковине.

— Я не люблю много кофе.

— Слишком много кофе не бывает, — заметила я.

Он повернулся ко мне и улыбнулся.

— Это ты так думаешь, но большая часть из нас отбросила бы коньки даже от крошечной части твоей обычной дозы кофеина.

— Что случилось, Джейсон? — спросила я.

Его улыбка начала медленно гаснуть. Когда он к нам повернулся, вид у него был очень торжественный. Он оперся спинкой стула о тумбу, сложил руки на груди и снова поднял на нас глаза.

— Она хотела, чтобы я женился на ней. Смерть заставляет нас задумываться о таком. Она русалка, она переживет меня. Она может жить сотни лет, не бессмертна, как вампир, но очень близко к этому.

— Ты не хочешь жениться на ней, — сказала я мягко.

Он покачал головой.

— Она зациклена на мне. Она говорит, что любит меня, но я не чувствую этой любви. Я чувствую, как она меня душит.

— Тогда она не права.

Он усмехнулся, и это почти отразилось в его глазах.

— Посмотрите, кто заговорил о правильности. Ты тоже не можешь выбрать кого-то одного.

— Это другое.

— Да, только потому, что ты — живой вампир, кормящийся от секса, у тебя должна быть коллекция любовников? Ardeur служит прекрасным оправданием, но ты никогда не сможешь сказать, что жалеешь обо всем этом.

— Я изменила бы это, если бы могла, ты же знаешь.

Он подвинулся ко мне, обнял меня за плечи и потерся щекой о мою макушку.

— Я не хотел тебя расстраивать, Анита. Бог свидетель, не хотел. Пожалуйста, не говори мне, что ты изменила бы все, если бы могла. Ты любишь Натаниэля и Мику. Они любят тебя. Ты любишь Жан-Клода и Ашера, а они любят тебя. Ты все еще немного в замешательстве с тем, что делать с Дамианом, но и там ты разберешься.

Я покачала головой и встала, отодвигаясь от него.

— Не забывай о Реквиеме, Лондоне и еще о Ричарде. О, подожди, еще Царь Лебедей заглядывает время от времени без предупреждения. — Это звучало сердито и горько, и я была этому рада.

— Я не хотел сказать ничего такого. Я не хотел заставлять тебя почувствовать себя неуютно, никого не хотел. Анита, не своди меня с ума. Я расстроен. Ты понятия не имеешь, как я расстроен. Пожалуйста, пожалуйста, я ублюдок, но я не безумец.

Он протянул свою руку ко мне. Его лицо умоляло не меньше слов. Я никогда еще не видела его глаза настолько полными боли. Его взгляд более чем отпускал его подружку, которую он больше не хотел.

Я протянула ему руку, но заставила его сделать шаг, чтобы он смог дотянуться до моих пальцев. В его глазах блестели огоньки.

Я взяла его за руку, удерживая. Его дыхание стало слегка задушенным, и я подумала, что он сейчас заплачет, но он только смотрел на меня. Его глаза, которые за мгновение до этого блестели, были почти мертвы, будто независимо от того, что он чувствовал, он был не здесь. Вообще где угодно, было лучше, чем со мной. Я пошла к нему, и он обнял меня, будто мы стояли на самом краю утеса, и я была единственной его надеждой удержаться. Это тихое объятие было таким… мужским. Женщина бы рыдала или больше бы говорила, но мужчина, с определенного момента их боль становится их личным делом.

Я держала его в объятиях, готовая пообещать, что все будет в порядке. Я шептала это ему в волосы за ухом.

— Все в порядке, Джейсон. Это хорошо. — Это Натаниэль подошел сзади и обнял нас обоих. Он придвинулся к другой щеке Джейсна и так же зашептал:

— Мы здесь, Джейсон. Мы здесь ради тебя.

Джейсон просто молча стоял, неподвижный, сила в его плечах, руках, обнимавших меня, не имела ничего общего с сексом. Меня еще никто никогда так тесно не обнимал, и я подумала, Боже, это неправильно. Либо он любит Пердиту и не может позволить ей уйти, либо второй сапог еще не долетел. И что же тут не так?

Закончилось все тем, что мы сидели на полу на кухне, прислонившись спинами к подиуму. Он все еще не объяснил, что не так, или же он отчаянно любит Пердиту или это все большая ошибка? Я терпеливо ждала, пока он расскажет. Если бы он был моей подругой, я бы уже начала его расспрашивать, но с друзьями-мужчинами все иначе. Иногда к ним надо подкрадываться, как к дикому зверю, никакой игры слов, все мужчины подозрительны, чувства пугают их, и они замыкаются в себе. Если вы будете осторожными, тихими, не слишком нетерпеливыми, то у вас есть шанс узнать немного больше. Конечно, вы можете закидать их вопросами, чтобы добиться хоть чего-то, но они предпочитают более мягкий подход.

У Джейсона голова лежала на плече Натаниэля, а рука на моей ноге. По крайней мере он, как большинство мужчин в моей жизни, был мне приятен. Я ценила это.

Голос Джейсона звучал приглушенно, пусто, будто он старался заставить себя ничего им не выдать:

— Мой отец умирает от рака. Моя мама звонила сегодня сразу после того, как мы с Перди расстались.

Я обменялась взглядами с Натаниэлем. Его широко распахнутые глаза сказали мне, что для него это тоже было новостью.

— Иисус, Джесон, мне очень жаль, — сказала я.

— Мы ненавидели друг друга, и теперь этот окоченевший ублюдок умрет раньше, чем я смогу простить его.

— Что мы можем сделать? — спросил мягко Натаниэль.

Он улыбнулся, немного ослабленный и слегка потерянный, но уже более адекватный. Мне показалось это хорошим знаком. Я очень надеялась, что это так.