Улучшатель - Григорий Неделько

Современной медициной доказано, что улучшательство не заразно. Побочных эффектов, связанных с этой т. н. пси-способностью, пока не выявлено».

– А тебе обязательно смотреть на бумаги? – спросила Ирочка, худая и высокая секретарша. Она жевала жвачку и беспрестанно чавкала.

– Раньше я всегда смотрел на то, что улучшаю.

Ирочка поджала губы.

– Вообще, вам не стоило бы их видеть. Пришли неизвестно откуда, сами неизвестно кто… А вдруг вы как раз из налоговой?

Я не стал с ней спорить. С двумя типами людей никогда не вступаю в дискуссию: с полицейскими и секретаршами. С первыми – из инстинкта самосохранения, со вторыми – чтобы поберечь мозг.

Находились мы в подвале, где, как горы, возвышалась документация.

Я нагнулся и взял первый попавшийся листок.

– Эй!..

– Спокойно. Я буду смотреть только на него.

– Вам ни к чему его разглядывать.

– Должен же я как-то узнать, получилось или нет.

– Я могу сказать вам.

– А вы что-нибудь понимаете в бухгалтерии?

– Не-а. Я здесь за красивые глазки.

Меня всегда удивляла, даже восхищала искренность некоторых людей. Особенно с ногами от ушей и жвачкой во рту.

– Вот поэтому мне и придётся на него посмотреть. А сейчас тихо, пожалуйста.

Вздохнув, Ирочка отвела взгляд, но чавкать перестала.

Я всматривался в цифры и слова на бумаге. Долго, упорно. Я вглядывался и вглядывался, и вглядывался, пока на лбу не выступила испарина. Прошло, наверное, часа два, прежде чем я отбросил листок в сторону.

– Пока не получается.

– Я знала, что вы обманщик. Хотели втереться в доверие к Васечке. Вы, наверное, гипнотизёр. Внушили ему, будто что-то там улучшили, он вам и поверил. А я нет, на мне ваши фокусы не сработают. Я всё о вас расскажу…

– Вот и отлично. Заодно скажите шефу, что мне требуется отдых. Видимо, у моей способности есть ограничения: я могу улучшать не чаще, чем раз в несколько часов.

– Во сколько?

– Если б я знал.

Ирочка опять зачавкала.

– Я всё расскажу Васечке, – повторила она и вышла из подвала.

А я, озаряемый светом тусклой лампочки, остался внутри, наедине с мыслями.

Машка заканчивает свою речь. По выражениям лиц судей сложно понять, какое впечатление произвели её слова. Она садится на лавку и ободряюще треплет меня по плечу. Судьи о чём-то совещаются.

– Сейчас тебе дадут слово.

– Угу.

Едва ступив на порог подвала, Василий Сергеевич покачал головой и сказал:

– Андрюша, Андрюша… что же ты меня подводишь?

– Я? Подвожу? Да я только что вот эти вот бумажные Гималаи улучшил! – негодующе возразил я.

– Улучшил? Правда?

– Проверьте сами.

Василий Сергеевич обернулся к Ирочке, заглядывавшей ему через плечо, и та тут же скрылась. Почуяла, видать, чем дело пахнет.

Покряхтывая, Василий Сергеевич подошёл к ближайшей «горе» и взял верхний листок. По мере того как он читал, глаза его набирали в объёме, грозя вывалиться из орбит. Неужели это заразно?

Шеф поднял взгляд на меня и потряс документом:

– Это что?

– Улучшенная документация. Теперь ни одна собака не подкопается.

– Какая ещё собака? – Василий Сергеевич весь покраснел. – Я спрашиваю, что это такое?! – повысив голос, потребовал он ответа.

Я понял: случилось что-то не то.

– Э-э… разрешите взглянуть?

Я взял из пухлых дрожащих рук листок. Вчитался в него. Я год проработал бухгалтером в одной маленькой компании, а потому представлял себе, что должен был увидеть. И не обманулся в своих ожиданиях.

Василий Сергеевич между тем с остервенением рылся в грудах документов.

– Не вижу проблем, – сказал я, созерцая его толстую спину. – Всё чётко, ясно и понятно. Прибыль указана, расход указан. Дебет с кре́дитом сходятся. Всё как положено.

– Положить мне на это «положено»! – повернувшись ко мне, заорал Василий Сергеевич. – Это «белые» сведения! А где «чёрные»?! Где миллионы, которые я заработал?!..

– Э-э…

– Где они, где?!.. Ох, мне плохо…

Василий Сергеевич схватился за сердце. Тут же подбежала Ирочка и, стрельнув в меня гневным, убийственным взглядом, увела Васечку из подвала. Я вновь остался один.

В тот же день меня уволили. Что было странно, ведь проблем с налоговой у Василия Сергеевича не возникло.

А меньше, чем через неделю, его фирма обанкротилась.

– Слово предоставляется подсудимому. Подсудимый, вам есть что сказать?

Я встаю, мельком глянув на часы. Остаётся пять минут. Всего пять! Надо как-то потянуть время.

– Граждане судьи, – откашлявшись, начинаю я, – родился я в семье малообеспеченной да к тому же многодетной. Четвёртным ребёнком, самым младшим. И, естественно…

Я сидел на диване и смотрел по телевизору новости, когда раздался властный оклик:

– Откройте, полиция!

На цыпочках прокравшись в коридор, я заглянул в глазок. Трое дюжих парней в форме, с дубинками наперевес. Я догадывался, кто их на меня натравил, – Васечка Сергеевич, кто же ещё…

– Откройте, или мы выломаем дверь!

Я не знал, что предпринять. Ну, не кричать же им, что меня нет дома?

Жил я на седьмом этаже, а потому ни о каком побеге не могло быть и речи.

«Вот бы они передумали и ушли!», – мелькнула мысль.

Выбора у меня, похоже, не оставалось, так что я решил вернуться в комнату и смотреть новости до упора. Однако ситуация сложилась иначе: из коридора раздались спокойные голоса полицейских.

– А с чего мы взяли, что он здесь? – говорил один.

– И правда, его ведь может не быть дома, – отвечал второй.

– Давайте проверим информацию, полученную от Василия Сергеевича, – предложил третий.

– Да и его самого: какой-то он подозрительный тип.

– Точно.

– Верно.

– Пошли.

Я снова прильнул к глазку. Моя челюсть отвисла до пола: трое полицейских развернулись и вышли из коридора.

Я осторожно отпер дверь. Прокравшись, выглянул на лестничную площадку и никого там не увидел. Они ушли. Вежливые, спокойные и ответственные служители правопорядка. Получается, я только что улучшил полицию…

Часы отсчитывают время мучительно медленно. Прошло всего три минуты, а мне кажется, три дня. Но я продолжаю говорить. Сейчас, вот сейчас судьи могут прервать меня, объявить виновным, и тогда всё. Кончено. Улучшить правосудие не удастся, и оставшиеся годы я проведу в тюрьме.

– …В школе я давал отпор хулиганам и задирам, потому что…

Две минуты.

Судьи странно на меня смотрят. А я, стараясь не обращать на них внимания, болтаю без умолку.

Ещё минута, ещё всего лишь минута…

На следующий день я провёл эксперимент. Улучшил апельсин до состояния «Юпи». А после, с периодичностью в десять минут, старался изменить календарь на стене. Я хотел выяснить, через какое время восстанавливается моя способность.

Я не уходил с кухни и продолжал пялиться на календарь, даже когда ел.

Ровно через десять часов бумажные листы с цифрами исчезли, превратившись в небольшую записную книжку. Она упала на пол, и я вздрогнул от этого звука.

А в следующую секунду за пределами квартиры раздался громкий шум.

Я поднялся и направился было к двери, чтобы посмотреть в глазок, но остановился. Прислушался. Сквозь яростное матюкание я расслышал приказ разойтись.

И дверь слетела с петель!

Я не успел сориентироваться. Хотя что можно противопоставить полку ОМОНа? Сверхспособность-то вернётся ко мне только через десять часов!..

– Вот он! – донеслось сквозь гомон и грохот. – Держи его! Волнов, стоять, мать твою за ногу!..

Что было дальше, я помню плохо. В памяти остались только люди в масках да подпрыгивающая на неровной дороге спецмашина.

Пришёл в себя я уже в полицейском участке. Сначала меня долго допрашивали, причём омоновцы, так как все полицейские вдруг разучились быть жёсткими и требовательными. А когда словесная пытка закончилась, препроводили в КПЗ. О, этот незабываемый аромат немытых тел!

Компанию в камере мне составляли такие же неблагонадёжные элементы общества, как я. Уже прошло десять часов, и я на всякий случай улучшил своих «соседей». Поэтому время до суда мы провели в светских беседах.

За мной пришли, когда до восстановления способности оставалось часов пять.

– Волнов, на выход!

Меня провели в зал суда.

Все уже сидели на своих местах. Илюха – позади, со скорбным выражением на лице. Василий Сергеевич – справа, на месте обвинителя. В глазах его горело, как говорится, пламя ненависти. А Машка-адвокат была тут, на скамейке рядом со мной. Мы не обговорили с ней план моей защиты – нам попросту не дали этого сделать. Ещё находясь в КПЗ, я было заикнулся о том, что мне нужен адвокат. Но омоновцы так на меня глянули, что я понял: лучше молчать в тряпочку. Проплатил их Васька, наверняка проплатил. Он бы последние деньги отдал, лишь бы расквитаться с тем, кто лишил его фирмы.