Экспресс «Россия» - Павел Примаченко

– Неужели?

– Да. Юрия Антоновича важные люди в управлении упредили. – Петровна натянула бязевые перчатки, провела рукой по высокой прическе и завлекалочкам на висках, поправила медаль «За доблестный труд» и пошла к пассажирам, оставив терпкий запах «Красной Москвы» и импортного дезодоранта.

В купе за столиком сидела шеф-повар Антонида Захаровна. Напротив нее официант-разносчик Николай, по прозвищу Студент. На нижней полке лежала посудница Елизавета Валерьяновна Морозова, на верхней – официантка Юлька Кукушкина. Подтянув колени к животу, сложив ладони лодочкой и подсунув их под голову, она сладко спала.

– Подъем, труба зовет, – зычно скомандовал Василий.

Все, кроме Юльки, вскочили и быстро вышли.

– Кукушкина, – крикнул он Юльке в самое ухо, – начальство требует. – Та сильнее съежилась, почмокала пухлыми губами и захрапела.

– Вставай, комплексная проверка!

Юлька широко открыла глаза, заморгала, будто вынырнула из воды. – А что у меня проверять? Спереди баба и сзади баба. Что они с меня поиметь могут кроме анализа? Да нассать мне на них, как цыганке на колхоз. Пусть шмонают, проверяют, – бурчала она, шаря спросонья ногами по полу, ища туфли.

– О, полюбуйтесь, два друга – модель и подруга, – набросился Велосипед, как только Василий с Юлькой появились в ресторане. Он возбужденно прикладывался к сигарете и чашке с кофе. – Сидим, ждем, летучку не могу начать.

– Теперь можете, – невозмутимо ответил Василий.

– Спасибо, – директор отвесил картинный поклон. – Кстати, анекдот. Перед штурмом Берлина у генералиссимуса совещание. Собравшиеся волнуются. Сталин трубку курит, молчит. Порученец шепчет, – Иосиф Виссарионович, генералы в сборе. Тот в ответ. – Знаю, но без полковника Брежнева начать не могу. Будем ждать! – Чернушка захихикал.

– Царица Небесна, – вздохнула баба Ганя.

– Так! – Велосипед перешел на деловой тон. – Антонида Захаровна, доложите обстановку.

– Ну, думаю, мяса до Владивостока хватит. – Напряженно начала шеф-повар. – Овощи не по всем позициям. Ну, думаю, обойдемся. Рыбы маловато, но во Владивостоке дополучим. Что еще?

– Все, Захаровна? – Чернушка нетерпеливо заерзал на стуле, утопил окурок в суповом судке, прикурил новую сигарету.

– Как же все? – Шеф-повар подняла широкие брови. – Птицы почти не дали. А потом, я снова с «дыркой» выезжаю. На складе совсем обнаглели. Колбасы сырокопченой не довезли, и растворимого кофе три банки не хватает.

– Разберемся, Захаровна, – торопливо перебил Сергей Николаевич.

– Кто мне «дырку» покроет? – Не сдавалась шеф-повар. – Я из своих не собираюсь доплачивать.

– Покроем вашу «дырку» в рабочем порядке, – директор подмигнул Клокову. – Товарищи, внимание! Генеральный сообщил две новости. Начну с плохой. Официально и достоверно! Меня поставили в известность, что на линии работает контроль. Комплексная министерская проверка. Комплексная! Чтобы никакой химии, никаких шахеров-махеров. Не последний кусок доедаем. Можно один раз и на голой заднице прокатиться. – Он кинул острый взгляд на шеф-повара.

Антонида Захаровна покраснела, тревожно облизнула губы. – Какая химия, Сергей Николаевич? – Тридцать лет без единого замечания. Себе в убыток работаю. Взять хотя бы сегодня. Только одной колбасы сырокопченой не довезли, – она занервничала, поперхнулась, закашлялась.

– Да разве я о вас? Я вообще. – Чернушка погонял сигарету. – А теперь хорошая новость. Заявления на отпуск Генеральный подписал, положил в сейф, и сказал. – Если ваша бригада, товарищ Чернушка, отработает поездку без сучка, без задоринки, значит, идете в отпуск и можете рассчитывать на первое место. – Директор потряс кулаком, – Чувствуете, чем пахнет? – Все начали принюхиваться. – Да не здесь, – он недовольно сморщился, – ведь это переходящее знамя, доска почета и премия.

Все обрадовались, оживились.

– Надо напрячься, навалиться. Короче – рви, дави, хватай, царапай. Наше счастье в наших руках. Как говорил Никита Сергеевич, цели определены, задачи поставлены, за работу, товарищи! – Захаровна, накрывайте, Елизавета Валерьяновна, убирайте.

Глава 3

Морозова и Юлька быстро сняли сервировку.

Скатерти и салфетки использовали только при отъезде из Москвы и при подходе к большим городам, где могли нагрянуть проверяющие. В пути пассажиры обслуживались «без излишеств».

Женщины начали с удовольствием накрывать «отходной» обед. К столу каждый из бригады приносил из дома что-нибудь свое.

Антонида Захаровна – холодец. Зимой и летом он не таял, был прозрачным, нежным, легким.

Морозова пекла большой пирог с капустой, яйцом, рисом и зеленым луком. Удавались ей и ватрушки с творогом, плачинда с яблоками и тыквой. Но особенно любили ее маленькие жареные пирожки с вишнями, которые прежде чем отправить в рот, надо было окунуть в сметану. Их не жуешь, а смакуешь, как конфету, и душа отделяется от тела.

Баба Ганя стряпала вареники с картошкой и лучком. Причем «каструлку» обязательно обматывала газетами, и закутывала в телогрейку, «щоб не застылы». Еще она мастерила «витамын». Шпик пропускала через мясорубку с чесноком, петрушкой и жгучим перцем. Лучшей закуски «пид чарку» не придумаешь.

Юлька готовить не любила и приносила с рынка «свежак». Август – время сытное. На этот раз выкатила большой полосатый арбуз.

Студент тоже в стороне не оставался. – Судак в кляре, – а к нему мелко нарезанные соленые огурчики в майонезе. Мама постаралась, – слегка конфузясь, пояснял он.

Володя «изображал» говядину, запеченную под сыром, майонезом и луком. А на гарнир – картошку, зажаренную тонкой соломкой.

Василий несколько бутылок водки ставил, а директор закуской баловал. Дорогой колбаской, рыбкой.

Не успели накрыть стол, как Юлька нарубила арбуз на большие, как лодки, куски и давай его уплетать.

– Уймись, осадил ее Володя, – другим оставь.

– Ой, не могу, унеси, а то слопаю, – она задумчиво погрызла семечку. – И почему он, гад, такой вкусный? Лучше всякого мужика.

Сергей Николаевич, просим, – слегка наклонилась Антонида Захаровна.

– А полковник Брежнев здесь?

– Здесь, – откликнулся Василий и откупорил водку.

– Ну, вступим в бой, товарищи. – Директор потер ладошками. – Антонида Захаровна, куда столько? Тарелки не хватит. – Взмолился он. – И мясо я не употребляю, только петрушку-сельдерюшку, как Елизавета Валерьяновна. – Он подцепил кусок запеченной говядины, и почти не жуя, проглотил.

– Правильно, мясо – враг здоровья, – обрадовалась Морозова.

– Царица Небесна, баба Ганя внимательно посмотрела на судок с холодцом, сомневаясь, положить или нет, но потом решительно выбрала самый большой кусок.

– Господи, прости грехи наши, – покачала головой Антонида Захаровна и сгребла на тарелку полпротивня.

– Почему я в свои годы чувствую себя легко и уверенно? – Продолжала Морозова, – потому что каждое утро делаю физзарядку, выливаю на себя два ведра холодной воды, стараюсь съедать за день килограмм яблок – это железо, полезно для сосудов и килограмм свежих огурцов – их сок вымывает шлаки, а главное…

– Своевременный стул ежедневно, – подсказал Чернушка, – умильно улыбаясь.

– Это без всяких сомнений, это – фундамент здоровья, – согласилась Елизавета Валерьяновна, не замечая подвоха. – Способствует здоровью оптимизм и бодрость духа, а создают их стихи, песни и музыка. «Партия и Ленин – близнецы-братья. Кто более матери-истории ценен?» А песни, разумеется, советские. «Это есть наш последний и решительный бой», – пропела она сильным звонким голосом.

– Разумеется, – перебил ее Чернушка. – Он встал, строго оглядел коллектив. – Товарищи, все наляли? Будем надеяться – это есть наш последний и решительный рейс в сезоне. Откатаем его без приключений. Честности нам не занимать, себе в убыток работаем, значит, бояться нам нечего. Но все же, пронеси Господи любую проверку. Ну, будем толстенькими, – он опрокинул рюмку.

– Чтоб всем комиссиям, ревизиям двести лет жить, а сто лет раком ползать, – высказалась Юлька, пропустив с удовольствием стаканчик.

– Не знаю, пить или не пить? – Засомневалась Антонида Захаровна и приложила ладонь к груди, – сердце так и жмет.

– Та пийте ж, Захарьивна, бо протухне, – не выдержала баба Ганя.

– А если опять прихватит?

– Хиба це от горылки?

– А то от чего же? – Ее полная рука слегка дрожала.

Баба Ганя, густо обмазала кусок холодца горчицей и, неторопясь, стала есть. Скривилась, даже слезинка выступила. Помотала седой головой и выдохнула, – гарно!

Антонида Захаровна с удивлением и возмущением воскликнула. – Неужели у вас сердце никогда не болит?

– Болит, дуже болит, – старушка потерла поясницу, закутанную в теплый платок, – на дождь ох и болит.

– Разве там сердце? – отчаянно взвизгнула шеф-повар.

– Я, Захарьивна, не про серденько, а про печинку кажу, она попыталась выпрямить спину, но скривилась от боли. – От, опять хопает. Дождь будет. Наляй, Васичку. Что-то в горле дарынчить, дарынчить, треба горло промочить, промочить, – задорно пропела она.