Герой - Лейтон Миа

— Он не просто обычный парень, — возражаю я. — Он каждый день рискует своей жизнью ради этого города. Полиция должна быть благодарна ему за то, что он делает, а не преследовать его.

— Окей, ладно, — говорит она. — Просто будь готова к тому, что они его поймают.

— Не поймают, — возражаю я.

Фрида отталкивается от дивана и переводит тему разговора на меня.

— По дороге домой ты ничего не сказала. Всё в порядке?

— Как обычно.

— Как работа?

Я откидываю голову на спинку дивана и смотрю в потолок.

— Я ведь должна сказать «спасибо» за то, что у меня есть работа. Так ведь?

В её голосе я слышу улыбку:

— Да. Особенно потому, что ты работаешь в «Пэриш Медиа». Учитывая тот факт, что у тебя нет высшего образования, зарплата завидная.

— Но я всё ещё должна тебе.

— Разберёмся с этим, как только погасишь свои кредитки.

Я улыбаюсь её словам, а она пожимает плечами.

— Ты слишком добра ко мне, — произношу я. — Хейл, кажется, с каждым днём всё больше и больше меня ненавидит. Может, он повысит меня, чтобы избавиться от моего общества?

Она весело смеётся, болтая ногами из стороны в сторону, и шумно хватает ртом воздух.

— Желаю удачи!

— В один прекрасный день хозяин квартиры пронюхает про это и вызовет копов, — предупреждаю я.

— Думаешь, им не плевать на такую неудачницу, как я? Это огромный город, — она указывает кивком головы на телевизор, — и у них есть рыбка покрупнее. Хочешь косячок? — я поджимаю губы, и это означает отказ. — Ну и ладно, — ухмыляясь, добавляет она. — Мне больше достанется.

Она щёлкает по каналам, телевизор показывает изображение без звука. Картинки на экране мелькают словно бабочки, но я уже не смотрю. Фрида постоянно повторяет мне, что я могу поговорить с ней обо всём, но мне всё равно тяжело даются откровения. Не имеет значения, сколько раз я сглатываю перед тем, как сказать. В горле першит, будто по нему прошлись наждачкой.

— Кельвин Пэриш спит с Лейлой.

— Дерьмо! — восклицает она, смотря на меня широко распахнутыми глазами. — Что за… Кто такая Лейла?

— Она работает бухгалтером. Я подслушала, как она хвасталась в комнате отдыха тем, что трахается с боссом.

— Чёрт. Дерьмово, — она упирается большим пальцем ноги мне в бедро. — Но откуда ему знать, что именно ты хочешь опуститься своей киской на его язык, если ты с ним даже не разговариваешь?

Моё лицо перекашивается от смеха:

— Я не хочу ничем «опускаться на его язык». Это он не хочет разговаривать со мной. Я там уже год работаю, а он едва ли мне слово сказал.

Фрида барабанит пальцами по животу.

— Думаю, это к лучшему. Из твоих рассказов уже понятно, что он тот ещё кретин. Я не понимаю его. На вашу скучную офисную вечеринку я оделась по последнему писку моды, надеясь заполучить хоть толику внимания этого вашего бога красоты, а он даже не появился. И это на вечеринке в своей же собственной компании!

— Он скрытный.

В ответ она лишь приподнимает бровь, но это правда: Кельвин Пэриш любит своё личное пространство. Если это не очевидно по его взгляду, то вы заметите это по тому, как он напрягается каждый раз, когда кто-то подходит к нему слишком близко.

Сороковой этаж пропах запахом старого кофе и разделён на множество рабочих кабинок, но всё это неважно, если появляется Кельвин Пэриш. Я работаю не покладая рук. Я бегаю по утрам и хожу в церковь по воскресеньям. Я никогда не курила травку, хотя Фрида предлагает мне её каждую неделю. Я позволяю себе лишь один грех, и его имя — Кельвин Пэриш. Густые, волнистые, бронзовые волосы непослушными прядями спадают на лоб, и он постоянно убирает их назад. У него вечно мрачное лицо и мешки под глазами, будто на своих плечах он тащит целую Вселенную. Даже за массивными очками в чёрной оправе его оливково-зелёные глаза пылают. Смотря прямо в эти глаза, я часто представляю, что могла бы стать совершенно другим человеком. Я бы всё равно продолжила смотреть в них, даже зная, что это может меня разрушить. Я хотела бы увидеть, что случится после.

— Жаль слышать о Лейле, — произносит Фрида. Интересно, сколько она уже смотрит на меня с немым вопросом в глазах.

— Всё в порядке. Мне всё равно сейчас стоит сосредоточиться на других вещах. Не время для парней.

— Парней? А разве Кельвину не тридцать или около того?

— Хорошо. Не время для мужчин, — произношу я. — Сейчас я могу наблюдать за его красотой только издали.

В какой-то момент она перестаёт переключать каналы и прибавляет звук. На экране Багз Банни спит, похрапывая в своей кроличьей норке, хотя та заполняется водой. Даже смотря мультфильм, я чувствую неодобрительный взгляд Фриды, будто мысленно она хочет ударить меня по голове. Наконец-то она произносит то, о чём, я и так знаю, думает.

— Я сведу тебя с кем-нибудь.

— Нет.

Она разочарованно выдыхает:

— Тебе это нужно. Знаешь, думаю, ты правильно делаешь, что ждёшь подходящего парня, но это всё сказки, Кэт. Мы живём в реальной жизни, а не в одной из твоих книг. Поверь мне, твой первый секс не будет такой уж большой катастрофой, какой ты себе её представляешь. Это всего лишь прелюдия перед неизведанным.

Я смотрю на свои пальцы, оценивая тёмно-синий лак на ногтях.

— Не вижу никакой проблемы в том, что хочу сначала влюбиться, — я кладу руки обратно на диван и смотрю на неё. — Тебя послушать, так я какой-то фрик, смотрящий на мир в розовых очках.

Она убирает ноги с моих коленей.

— Тебе двадцать два года, и ты девственница. Уже одно это делает тебя чудачкой в наш век.

Я смеюсь и закатываю глаза.

— Признаю, это немного старомодно, но, когда я встречу своего единственного, он это оценит.

— К чёрту единственного. Всё, что тебе нужно сделать, — это перепробовать кучу парней, прежде чем найти любовь всей своей жизни. И когда ты его наконец-то встретишь, он не устоит перед твоими умениями в сексе.

Я хохочу как ненормальная.

— Это заведомо неправильный путь, и ты знаешь это.

Она тоже смеётся, но телевизор поглощает наше внимание. Перед нами появляется учёный с зелёным цветом кожи и головой гигантских размеров.

— Милая, от неизбежного не уйти, — произносит он. И мы уже видим металлическую темницу, на двери которой написано: «МОНСТР». За дверью слышатся звериные рыки, но учёный спокойно открывает её. — Выходи, Рудольф, — приказывает он, когда показывается ужасающих размеров монстр в форме сердца. На его пульсирующем ярко-красном меху видны только огромные голодные глаза. — В замке есть кроличья норка, Рудольф. Верни мне кролика, и я побалую тебя гуляшом из пауков.

Фрида начинает заливаться безудержным смехом. Она тычет пальцем в Рудольфа на экране, когда тот ухмыляется и исчезает охотиться на кролика.

— Кейтлин, — словно полоумная протягивает она, глядя на экран: — Моя девственная Кэ-э-йтулин, ты появилась в моей жизни в восемнадцать с рюкзачком за спиной и зелёной тоской.

Она смеётся настолько заразительно и громко, что чуть ли не падает с дивана. И я благодарна ей. Четыре года назад я купила билет на автобус сразу после выпускного в школе и примчалась сюда, зная очень мало о таком большом городе. В одной руке я держала рюкзак, а в другой папку с надписью: «Засекречено» — поперёк которой красной ручкой был написан этот адрес. Дверь открыла Фрида: передо мной стояла девушка с чёрными как смоль волосами, пирсингом и лидерскими замашками. Но уже через несколько минут я расслабилась, и мы сплетничали как лучшие подруги.

Сегодня, когда я ушла спать, мне досаждали мысли о Лейле. У неё красивые белые волосы, загорелая кожа и высокие скулы. Её веки тонут в тёмно-синих тенях, которые собираются в складочках уголков её глаз. В ней есть всё, чего нет во мне: она смелая, дерзкая и уверенная. Она получает удовольствие от дешёвого алкоголя и поздних вечеринок. Ей не составляет никакого труда найти себе мужчину, но вот удержать его…

Кельвин как раз из тех мужчин, что повезёт её домой и одарит улыбкой, которой я никогда не видела. Милой. Предназначающейся только ей. Он проведёт кончиками пальцев по её волосам, а потом вниз по её голой спине.

Я дрожу от предвкушения его прикосновения к моей коже и внезапно будто становлюсь Лейлой. Это по моему позвоночнику его пальцы нежно опускаются вниз, а потом обратно, пока не дойдут до вершины моего тёмного затылка. Он снимает очки, чтобы посмотреть в мои синие глаза, и захватывает моё лицо в свои ладони. Я почти чувствую его губы на своих в тот момент, когда приоткрываю их, пока его пальцы погружаются в мои волосы и он поигрывает прядями. Его поцелуй не остаётся без внимания. Если отбросить всю грубость и резкость движений, за очками в его глазах я вижу нежность. Грубость таким людям, как он, свойственна, потому что они защищают какую-то тайну из своей жизни. Даже находясь на расстоянии, я чувствую, что он защищает нечто, действительно стоящее того. Боже, как же глубоко в нём похоронен этот секрет.