M&D - Федор Московцев

– Если вы не хотите взять моего крестника в строительную фирму, тогда я приму его на заводоуправление.

Тот, почти не скрывая раздражение, ответил:

– Что значит «хочу» и «не хочу»? Есть понятие «профпригодность», я даже сына своего не беру в компанию.

– Но взяли же свою…

Капранов не дал ему договорить:

– Ольга хорошо подготовлена, к тому же она – большая умница. Ей можно доверить то, что никогда не доверишь жене.

Шмерко оказался бессилен что-либо возразить, и заговорил с Мельниковым.

– Как вы думаете, в городской администрации найдётся место…

В то время, как заместитель мэра отбивался от исполняющего обязанности гендиректора «ВХК», пытавшегося приткнуть своего крестника, Дениса Еремеева, в зале появился невысокого роста пятидесятипятилетний мужчина с крупными чертами лица, с широкой залысиной, в золотых очках и коротконогий; порывисто устремляясь к Градовскому, и, чудом не налетев на Давиденко, он наткнулся крючковатым своим носом на Рубайлова, посмотревшего на него с лёгкой усмешкой.

– Куда вы так спешите, Михаил Алексеевич, вечер только начался, ещё даже не все блюда расставили…

– Мне нужен Николай Григорьевич – он блюдёт фигуру и обычно уходит задолго до того, как подадут основные блюда. Как Москва, Юрий Иванович, что там в Охотном ряду?

– Охотно бы вам уступил это бремя.

Два бывших соперника на выборах депутата Госдумы смерили друг друга оценивающими взглядами. «Кто заговорит первый, тот уже проиграл», – подумал Рубайлов и изобразил самую фальшивую улыбку, на которую был способен.

– Всё сложилось наилучшим образом: у меня и здесь полно забот с моим «Интеллектуальным резервом», – развёл руками Синельников.

– Осторожнее с нищими: когда их кормят с руки, они могут отхватить зубами всю конечность целиком!

Пожелав друг другу приятного вечера, бывшие соперники разошлись. Михаил Алексеевич Синельников направился к тому, кто был ему нужен. За последние полгода он приобрёл некоторое влияние в деловых кругах, и сейчас стремился его упрочить. Двоих партийцев удалось протащить в областную думу, и одного функционера – в городскую администрацию. Через них, а также посредством своих обширных знакомств, Синельников «решал вопросы» в пользу различных предпринимателей, иногда даже дешевле и эффективнее, чем присутствующие в этом зале Давиденко и Каданников. Профессорский имидж и задатки оратора сильно помогали ему в этом. Он обращался к должностным лицам с просьбами, произнося их тем грубым и густым голосом, каким евреи, его предки, требовали денег от своих должников, эльзасских, польских, и крымских крестьян; и ему редко отказывали.

Пока он промышлял по мелочам, крупные игроки попросту не замечали его. Делами «Медторга», в котором он оставался соучредителем, заправлял его компаньон, привлекавший профессора лишь изредка для переговоров с поставщиками. По части выбивания скидок и особых условий Синельникову не было равных.

Давиденко вызвал Першина на балкон для важного разговора. Оказавшись один на один, начал без лишних предисловий:

– Ладно, Виталий Петрович, мы будем обсуждать кое-что?

Першин с готовностью улыбнулся:

– Вы что-то сказали по телефону насчёт бизнеса?

– Отлично! Это интересно! Уверен, мы договоримся.

Першин всё ещё улыбался, но Иосиф Григорьевич не откликнулся на его улыбку, и деловито продолжил:

– Я предлагаю выгодную сделку. Ты продаёшь мне свою долю в кооперативах «Транскомплект» и «БМТ», покупателем буду выступать не я, а мой… партнёр. Тебе необязательно быть большим, необязательно быть частью меня. У тебя уже всё есть, ты достаточно неплохо устроился. Ты можешь обойтись без меня.

Улыбка уже сошла с лица Першина.

– И это последнее предложение? То есть – ультиматум, вы всё уже решили?

– Нет, насчёт «обойтись без меня» я погорячился, ты и впредь можешь обращаться ко мне по всяким вопросам, просто передачки уже носить не будешь, а всё заново, на договорной основе. Это будет начало другого общего дела, новых взаимовыгодных путей.

Першин понимал, что всё уже решили без него, но для очистки совести сделал попытку спасти ситуацию:

– Я, конечно, благодарен за то, что вы предлагаете, но, может, мне всё-таки позволят остаться на заводе? У меня уже есть возможности с моими компаниями, я развиваю свой бизнес. То есть… мне не нужны «другие взаимовыгодные пути».

В этом месте разговора на балконе появился Вячеслав Уваров. Обменявшись с ним быстрыми взглядами, Давиденко продолжил:

– Я просто знаю тебя как умного человека. Слышал это также от других людей. Не заставляй меня сомневаться в этом.

Уваров махнул рукой в сторону зала.

– Давай, Виталий Батькович, бери в охапку этого индюка сопливого, и договаривайся о переуступке.

Проникшись скорбным разочарованием, не удостаивая Уварова ни словом, ни взглядом, Першин обратился к Иосифу Григорьевичу:

– Я думал, что мы прошли некоторый путь… то есть расплатились по старым счетам и подвели черту. Всё, что был должен, я закрыл. Теперь мы можем не вспоминать о прежних делах, разговаривать на равных, и развивать тот самый общий бизнес. Но вы предпочли другого.

И он мотнул головой в сторону Моничева, который находился в центре зала, и время от времени поглядывал на балконный проём.

– Ведь в бизнесе, как обычно, бывают друзья, и враги. А вот таких вот приятелей не должно быть.

Иосиф Григорьевич отвёл взгляд и посмотрел на ветви вязов, раскачивающеся прямо напротив балкона. Решимость его была поколеблена. Першин был отчасти прав – с некоторого времени с Моничевым установились какие-то полуприятельские отношения, что могло впоследствии повредить делу. Самому же Першину, объективно говоря, уже можно было доверять, даже с учётом всего, что произошло. Ему уже просто было невыгодно дальше строить козни, а отношения с ним вышли на качественно новый уровень.

Но отступать было поздно, тем более в присутствии Уварова. Иосиф Григорьевич перевел взгляд на Першина – грустного, глубоко сосредоточенного, погруженного в себя под бременем незаслуженных обид стоящего опершись о балконные перила.

– Вот что, Виталий. Переговоришь с Моничевым, и подойди к Гетманову, пока он тут. Комитет по имуществу дербанит деревообрабатывающий завод, у тебя там будут хорошие возможности.

– Но «ДОЗ» – это город, при чём тут Госкомимущества и Гетманов?

– У него там есть интерес, подойди к нему от меня.

– Сколько я вам буду должен?

– Ничего.

– То есть… скидка Моничеву?

– Нет говорю, общайся с ним на равных. Что наторгуешь, всё твоё.

Першин не торопился уходить, несмотря на нетерпеливые взгляды Уварова.

– С кем я там буду работать?

– Уровень мэра тебя устраивает?

– То есть… официальное учредительство, не «офис»?

Уваров всё-таки вмешался:

– Что ты всё вопросом на вопрос – вроде не еврей! Сказали тебе: иди к Моне, потом к хохлу!

Иосиф Григорьевич похлопал Першина по плечу:

– Надеюсь, что услышу добрые новости до конца вечера.

Когда Виталий Першин удалился с балкона, Уваров высказал мысль: есть ли резон отпускать коммерсанта на все четыре стороны, и вместо него сажать на завод другого, когда можно работать с обоими.

Давиденко, наконец, осознал, что сомнения его были напрасны, и сказал:

– Мы ничего не теряем. Моничев будет платить и со своей нынешней епархии, и с «ВХК». А Першин – ну, ты же знаешь китайскую поговорку: «пленных не брать». Мы были вынуждены его взять, теперь, когда он расплатился, надо либо добивать его, либо отпустить, и больше с ним не связываться. Всё, что он говорит о своей адекватности и общем бизнесе – полный бред.

– Посмотрим, что будет с Моничевым.

– Будем посмотреть. Зови его сюда.

Уваров зашёл в зал, и, дождавшись, пока Першин с Моничевым договорятся, жестом позвал последнего на балкон.

– Сговорился с ним по цене?

– Да, Иосиф Григорьевич. Я перечисляю ему деньги, занимаю его помещения, приходую его складские запасы, сажаю туда своих людей, и заключаю договора с заводом. Всё отлично.

– По платежам, Николай: мне пришлось договариваться с людьми, которые прикрывали Першина…

И Давиденко назвал ему сумму ежемесячного платежа вдвое большую, чем то, что платил до этого Першин.

Моничев удивился – он думал, что «эти люди» – сам Иосиф Григорьевич. Тот объяснил:

– Мир не прост. Я же тебе объяснял структуру моей епархии – в прошлом году во время нашего с тобой первого свидания. До нового года будет так; ты освоишься на заводе, оценишь его инвестиционную привлекательность, возможно, появятся какие-то идеи. После нового года тебе станет ясно, на что были потрачены деньги. Не исключено, что тебе захочется платить больше, лишь бы остаться на предприятии.

Уваров, следя за залом, потерял нить беседы, Моничев внимательно слушал собеседника, но многое оставалось для него непонятным, а Иосиф Григорьевич, говоря уже наобум, совершенно не заботился о смысловой нагрузке произносимых слов. Выдав еще несколько фраз, он резюмировал: