Зона поражения - Василий Орехов

Я попытался дотянуться до ножа на поясе, но короткая очередь с соседнего холма разбросала гравий у меня перед носом, заставив с проклятиями вжаться в трухлявые шпалы. Стрелял определенно один — следовательно, остальные сейчас обходят меня с двух сторон. Отмычки, среди которых как минимум двое бывшие военные, явно имели некоторые познания в тактике ведения боевых действий на открытом пространстве.

Четырех отмычек подобрал мне Бубна, и еще одного молодого нашел в лягушатнике я сам — здоровяка Володю Шпака по кличке Резаный, бывшего десантника со шрамом во всю щеку, которого после демобилизации, наобещав золотые горы, сослуживец на один сезон притащил в Зону. Отмычки или мясо — так называли молодых, необстрелянных сталкеров, которые нанимались лазить за Периметр в команде с опытными ветеранами и, выходя на маршрут, в опасных местах обязаны были работать «мясом», «отмычками» для аномалий — идти впереди, чтобы не подвергать лишнему риску жизнь ведущего. Безымянный сослуживец Резаного сгинул еще весной, послужив отмычкой Мухе, а Резаному довелось погибнуть только вчера. На него полностью разрядилась огромная мясорубка, превратив его в дымящийся кусок дерьма, хотя за мгновение перед этим я готов был поклясться, что коридор полуразрушенной фабрики чист из конца в конец. Проклятие. Жаль Резаного, он был толковый малый, и рано или поздно я сделал бы из него человека. А потому, что не таскай мясо из котла поперед батьки! Нечего было соваться без команды, ведь он отлично знал, что в незнакомом месте расслабляться нельзя, это я им всем вдалбливал с самого начала. А еще более нельзя расслабляться в знакомом месте, потому что это опаснее всего. В Зоне все нестабильно, все меняется быстрее, чем успеваешь запомнить и привыкнуть. Именно этим обусловлено первое правило сталкера: никогда не возвращаться тем же путем, каким пришел. Благополучно преодолев ловушки аномалий и охотничьи угодья мутировавших тварей, сталкер на обратном пути невольно расслабляется, начинает ощущать себя в безопасности, однако в течение нескольких часов на чистых ранее местах возникают новые мясорубки, на металлических предметах нарастают ржавые волосы, ветер наметает жгучий пух, из подземных коллекторов выбираются кровососы и бюреры, в котлованах и на кладбищах брошенной техники устраивают засады зомби, мародеры и безумные сталкеры из темных группировок.

Выброс застал нас вчера на обратном пуги. Выброс, как обычно, совершенно неожиданный — прогноз Че обещал катаклизм лишь к вечеру следующего дня, когда мы давно уже должны были добраться до Чернобыля-4. Нашей команде пришлось срочно искать укрытие в полуразрушенном подвале, где мы и обосновались. Переждав выброс и устроившись на ночлег, отмычки еще долго едва слышно шушукались в своем углу, и это меня сразу насторожило. Не о чем им было шушукаться. Вымотанные сложным, почти суточным переходом по Милитари, они должны были уснуть как убитые, едва опустившись на пол. Да и дисциплину я в своей команде поддерживал суровую — при помощи убедительного кулака. И тем не менее отмычки оживленно что-то обсуждали — неразборчивым шепотом, осторожно, стараясь не разбудить ведущего, то есть меня. А бунт на корабле всегда начинается с перешептываний за спиной капитана.

Старательно прикидываясь спящим, я пристально вглядывался в чернильную темноту, чтобы ненароком не уснуть на самом деле, и пытался не пропустить ни малейшего шороха с противоположной стороны подвала. Однако отмычки наконец угомонились, и я, выждав еще около часа, позволил себе расслабиться. Это была ошибка. Если бы я не заснул в ту ночь, возможно, все пошло бы по-другому. Скорее всего, я без дальнейших проблем привел бы всех троих целыми и невредимыми к торговцу, получил причитающиеся деньги и отправился отсыпаться к Динке. Нападать открыто они бы не рискнули даже втроем. Однако я был страшно утомлен, поскольку вылазка оказалась гораздо сложнее, чем я рассчитывал. А отмычки логически рассудили, что, убрав командира, они вполне смогут вернуться самостоятельно по уже достаточно безопасным нижним уровням и получить за артефакт меньше, конечно, чем получил бы на руки я сам, но больше, чем если бы я явился к торговцу лично и самостоятельно делил выручку на всех.

Не исключено, что главную ошибку я допустил еще раньше. Не следовало принимать их сразу так жестко в оборот. Однако Кислый откровенно борзел, и необходимо было наглядно продемонстрировать ему, кто здесь главный медведь в берлоге. Что я и сделал. А потом погиб Резаный. Погиб глупо, на ровном месте, и отмычки заметно напряглись, хотя Резаный был виноват сам. А потом навернулся Сухарь — и тоже исключительно по собственной дурости: я предупреждал, чтобы след в след. Навернуться, когда тебя ведет Хемуль, — это надо очень постараться. Однако Сухарю удалось. На мгновение он ступил в сторону — и угодил ногой в невидимую на бетонном полу гравитационную плешь. Его тут же распластало по полу, а ногу, попавшую в аномалию, просто расплющило. Мы ничем не могли помочь — костыль Сухарю можно было только отрезать, однако это пришлось бы сделать так высоко, что никак не получилось бы наложить жгут. Пару минут мы ковырялись вокруг орущего благим матом Сухаря, а потом я без разговоров пристрелил его одиночным, чтобы не мучился и не привлекал к мам внимание местных тварей, и погнал уцелевших отмычек дальше. Сухарь все равно умер бы от болевого шока или от потери крови, но морда у Обоймы вытянулась гак, словно я стрелял именно в него. Наверное, следовало объяснить им, что к чему, что Сухаря уже не спасти, но я устал, как собака, психовал из-за Кислого и обжег себе шею жгучим пухом. Мне было не до того, чтобы щадить чувства щенят.

В результате первой фразой на их военном совете, после того, как мы расположились на ночлег, наверняка стало классическое:

— Он положит нас всех.

Помню, как же. Сам говорил такое своим молодым коллегам, когда потерявший от жадности последний ум Стервятник, земля ему пухом, гнал нас через горячие пятна за Золотым шаром. Умение пресекать подобные настроения в зародыше — очень ценное умение для ветерана-ведущего, позволяющее ему прожить дольше положенного. Стервятник вот не сумел. Мне казалось, что я внушаю отмычкам достаточный ужас, чтобы не повторить его судьбу.

Классическую первую фразу наверняка сказал Кислый. Дрянь человек. Мечет понты, что твоя мясорубка, жаждет по-любому вылезти наверх, а внутри у него — труха. Ковырнуть только, и посыплется. Нет, такое говнецо долго Зону не топчет. Подминают под себя слабых, карабкаются по трупам. Поняв, что быть вольным сталкером — целое искусство вроде самурайского и что им, соответственно, ни хрена не светит, становятся мародерами, что караулят сталкеров с добычей за Периметром, или шестерками у главарей кланов. Если повезет, сами становятся главарями каких-нибудь бродяг-отморозков. Если очень повезет — для этого кроме наглости еще и мозги нужны.

Китаец наверняка согласился из стервятниковской жадности. Идея сократить количество пайщиков не могла ему не понравиться. Я сразу, еще у торговца, обратил внимание на его мелочность и скупердяйство. А слабовольный Обойма просто не стал отрываться от коллектива. Он всегда примыкал к большинству, и Кислый ездил на нем, как хотел.

Они договорились напасть на меня глубокой ночью. Завалить ветерана-сталкера наверняка казалось им парой пустяков. Выбраться с окраины Свалки без опытного ведущего, особенно сразу после выброса, — раз плюнуть. Определенно, когда бог раздавал земным тварям ум, мои отмычки стояли в очереди за креветками. Разумеется, все у них пошло как обычно — наперекосяк.

Скорее всего, они на мгновение включили фонарик в дальнем конце комнаты, чтобы убедиться, что я никуда не делся, и в то же время ненароком меня не разбудить. Среди новичков и патрульных солдат ходят самые фантастические легенды о невероятной чувствительности опытных сталкеров, поэтому отмычки решили перестраховаться и не светить мне в лицо. По крайней мере, только этим я могу объяснить то, что произошло потом. И это уже была их ошибка. Убедившись, что под моей камуфляжной курткой смутно угадывается человеческий силуэт, они погасили фонарик и начали осторожно приближаться.

Я проснулся оттого, что мои ноги туго стянула удавка. Кто-то навалился мне всем весом на плечи, но я резким ударом сложенных в замок рук сломал придурку нос. Судя по всему, они собирались без лишнего шума задушить меня во сне, а потом, если у моего клана возникнут неудобные вопросы, списать это дело на какого-нибудь вылезшего из дыры в стене бюрера. Наверное, так бы все и произошло, если бы перед тем, как заснуть, я не перевернулся головой к двери: крысы за стеной у изголовья скреблись так яростно, что уснуть было совершенно невозможно.

Я резко подтянул стянутые шнурком колени к груди, а потом ударил обеими ногами в темноту и попал во что-то упругое и мягкое. Китаец вскрикнул, и удавка ослабла. Кто-то ослепительно засветил мне по уху каблуком — судя по всему, случайно, просто не туда ступил. Вслепую я произвел подсечку и сбил с ног еще одного нападавшего. Вообще они больше мешали друг другу, взявшись топтаться вокруг меня втроем, нежели помогали. Кто-то сунул мне ногой в бок — и снова случайно, судя по всему. Потом, не разобравшись в темноте, кто-то из них нокаутировал кого-то из своих, а я, не поднимаясь на ноги, ужом скользнул вдоль стены в направлении выхода.