После потрясений (ЛП) - Диксон Руби

Мое «сердце» булькает и хлопает меня ладонью по подбородку.

— Да-да!

— Да-да, теперь поработаем, — соглашаюсь я, беря его под мышки. — Пойдем. Мы будем дубить кожу.

***

Работать с маленьким комплектом под ногами — сложно. У Рухара есть мягкое одеяло, на которое я кладу его, чтобы он мог поиграть, пока я соскребаю большую шкуру двисти, которую я растянул на снегу. Поскольку у меня нет мозгов и кишок этого существа, я натираю кожу жиром, а затем соскабливаю ее, чтобы попытаться смягчить… в промежутке между поисками Рухара. Мой сын сейчас ползает и использует любую возможность, чтобы убежать.

Я вытаскиваю его из ближайшего сугроба и снова укладываю на одеяло. Это игра, в которую он любит играть. Он уползает, и я нахожу и кладу его обратно. Он уползает прочь. Я кладу его обратно. Он уползает прочь. Я кладу его обратно. Рухар находит это забавным.

И даже при том, что я не могу много поработать над шкурами, я также не могу злиться, когда он улыбается мне, его рот полон слюны, а десны подчеркнуты двумя маленькими кривыми клыками.

— Останься ненадолго, — снова говорю я ему. — Мы поиграем в игру позже. — Скоро зайдет солнце, и мне придется упаковать свои шкуры и отнести их обратно в пещеру. Это грязная задача, и поэтому я делаю это снаружи, на снегу, недалеко от входа в пещеру.

Я сажусь за свою шкуру.

Рухар немедленно отползает в сторону.

Я вздыхаю и ползу за ним — и дрожь пробегает по моим ногам. Я покачиваюсь, перекатываюсь на спину, сбитый с толку. Это я? Почему мое тело дрожит? Но затем Рухар издает сердитый вопль, и я понимаю, что это не я.

Это земля.

Она снова дрожит, а затем начинает перекатываться и дрожать сильнее. Я поднимаю своего сына, не обращая внимания на его испуганные крики, и смотрю на окружающий мир. Все вокруг трясется. Деревья вдалеке раскачиваются взад-вперед, как будто их застигла буря. Земля дрожит у меня под ногами. Я слышу звук трескающегося льда, и неподалеку от меня огромное ущелье раскалывает землю. Сначала оно маленькое, а затем становится шире и начинает змеиться по снегу, расширяясь по мере продвижения.

Хар-лоу. Моя пара.

— Хар-лоу! — кричу я, глядя на Пещеру старейшин. Пока я наблюдаю, трещина движется в сторону пещеры. Я мчусь за своей парой, но потом земля уходит у меня из-под ног, и я теряю равновесие. Я осторожно перекатываюсь, прижимая сына к себе, чтобы мой вес не раздавил его, и защищаю его тело своим. Весь мир вокруг меня стонет и содрогается, а снег дико трясется подо мной.

Что происходит?

Мир погружается во тьму, и я слышу стон чего-то нового. Раздается хруст. Густой снег каскадом обрушивается на мое тело, падая сверху. Я стряхиваю это с себя, как тряпку, и поднимаю взгляд. Пещера увеличилась в размерах, странный камень, из которого она сделана, раскрылся. И это… странно. Я удивленно хмурюсь, глядя на это. Это сделала Хар-лоу? Она научилась, как заставить ее двигаться?

Земля у меня под ногами трясется сильнее и сильно смещается, и меня отбрасывает назад. Ошеломленный, я поднимаюсь со снега. Рухар плачет, его лицо покраснело от гнева, и он поднимает руки, чтобы я снова поднял его. Я так и делаю, низко пригибаясь к снегу. Я не смею встать и снова быть сбитым с ног.

Когда я прижимаю к груди своего испуганного сына, тень поднимается. Хруст становится громче, и пока я наблюдаю, пещера сползает в ущелье.

НЕТ, МОЯ ПАРА. Она внутри. Она в ловушке.

— Хар-лоу! — я кричу так громко, что чувствую, как что-то лопается у меня перед глазами. Я хочу подойти к пещере, когда она скользит, но мой сын у меня на руках. Я разрываюсь на части — могу ли я спасти свою вторую половинку? Что, если я опущу Рухара в снег и дикие мэтлаксы схватят его? Я не могу! Я мчусь вперед, проваливаясь в только что глубокий снег, молясь, чтобы он не покрыл новые трещины или скрытые опасности. Все это время пещера медленно сползает назад, в ущелье. Пока я с ужасом наблюдаю, вся эта штука наклоняется и переворачивается, как костяной диск, обнажая внутренности пещеры с нижней стороны и оставляя под ней черный шрам на том месте, где она была раньше.

Все это исчезнет под землей и унесет с собой мою пару?

Я должен что-то сделать.

Я мчусь вперед вместе с Рухаром, крепко обнимая его. С каждым шагом, который я делаю, неприятное ощущение в моем животе растет. Я жду, когда этот момент станет еще хуже, когда пещера полностью уйдет под землю и исчезнет.

Она вздымается вертикально, как палец, указывающий в воздух, а затем сильно вздрагивает. И движение прекращается.

Все останавливается. Земля больше не трясется от гнева.

— Хар-лоу! — снова рявкаю я, проталкиваясь вперед. Я должен добраться до нее. Она ранена? Она ждет, что я спасу ее? Это она…

Я думаю о своем отце, о его мертвом теле, лежащем так неподвижно, когда я засыпаю его камнями.

Нет, нет, только не моя Хар-лоу. Не моя пара.

Мои мысли становятся все более дикими. Рухар кричит в моих объятиях, но я кладу руку ему на голову, чтобы успокоить его, и больше ничего не делаю. Я сосредоточен на своей второй половинке. Я должен добраться до нее. Сейчас.

Вход в пещеру теперь находится высоко в воздухе. Я могу взобраться на нее. Я опускаю своего плачущего сына на снег у своих ног… и тут же поднимаю его обратно. Я не могу подняться с ним на руках… но и оставить его я тоже не могу. Я вою от разочарования, и он воет вместе со мной. Я должен это сделать. Я должен.

Впервые я жалею, что люди племени не были здесь, чтобы помочь мне. Обычно я рад оставить их позади, потому что их так много. Сегодня я бы сделал все, что угодно, ради дополнительной пары рук.

Рухар с воплем хватает меня за волосы.

— Ма-ма! Ма-ма!

Его разочарование не помогает моему. Я должен подумать, но мой разум в смятении. Я вижу тело моего отца и представляю, как заваливаю камнями маленькое тело Хар-лоу… и еще один вопль горя вырывается у меня.

Нет, пожалуйста, нет.

Я не могу потерять ее.

Я не могу снова остаться один.

Она — мой мир. Она — мое все.

Я яростно прижимаю сына к груди, и он снова кричит, разъяренный на меня и напуганный. Я тоже. Я целую его в лоб, как это делает Хар-лоу, пытаясь собраться с мыслями. Мне нужна накидка, чтобы прижать его к себе. Я оглядываюсь назад, но кожаных изделий, которые я чистил, давно нет, они погребены под снегом или сдвинуты под разрыхленную землю. Единственное, что у меня есть, — это моя набедренная повязка.

Мгновение спустя я срываю ее. Она недостаточно длинная, чтобы служить перевязью для переноски моего сына, поэтому я хватаю зубами один край и разрываю. Кожа разрывается надвое, прямо посередине. Я опускаю своего сына на землю и связываю две части вместе, а затем снова поднимаю его и привязываю к своей груди. Я кладу одну руку ему под попу, крепко прижимая его к себе, а затем начинаю подниматься.

Снаружи пещеры не так много опор для ног, но есть небольшие трещины. Я вонзаю в них ногти, чтобы они служили захватом, не обращая внимания на боль, пронзающую мои пальцы. Моя боль не имеет значения. Только Хар-лоу имеет значение.

Подъем кажется бесконечным, но я добираюсь до входа, а затем взбираюсь на выступ, крепко держась за него.

— Хар-лоу!

Мерцают огни. Внутри темно, огонь погас. Еще больше странных огоньков вспыхивает то тут, то там, и сама пещера теперь представляет собой одну длинную яму. Снова вспыхивают огни…

И тут я вижу свою вторую половинку.

Ее тело брошено на дно ямы, опираясь на то, что раньше было стеной.

Повсюду кровь.

Она не двигается.

— ХАР-ЛОУ! — я кричу, и что-то внутри меня ломается.

ХАРЛОУ

Низкое рычание прорывается сквозь пелену боли. Все болит, но я заставляю себя открыть глаза. На моем лице засохло что-то липкое, а спина кажется одним большим синяком. Когда я делаю вдох, острая, колющая боль отдается в животе. Но я жива. Я дезориентирована, и тяжелая тяжесть давит мне на грудь, затрудняя глубокий вдох.