Цепная лисица - Кира Иствуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рысь-Слава закинув на скамейку вещи, бесцеремонно уселся рядом и уставился на меня немигающим взглядом. Его кошачьи глаза, точно бельмо, перетягивала мутная плёнка. Два жёлтых клыка выглядывали из под верхней челюсти. Руки (или правильнее сказать “лапы”?) покрывала короткая шерсть, однако пальцы напоминали человеческие, да и когтей было не видать. Может спрятаны? Кошачьи же это умеют, верно? Одежда вполне обычная — свитер, джинсы, стоптанные ботинки на ногах. Слава должно быть и не подозревает, что он… Кто? Зверо-человек? Рысь? Монстр?
Я втянула голову в плечи и скользнула вдоль по скамье, чтобы оказаться, как можно дальше. Но с другой стороны на меня уставились немигающие крокодильи глазки — тоже мутные от бельма. Пришлось замереть посередине.
Кажется зря я вернулась в универ. Чёрт с ней, с этой учёбой. Катись она в пропасть!…но если мама прознает, то точно переберётся в Питер. Или, что хуже, заставит вернуться домой… Лучше уж сразу в гроб ложиться, чем снова жить под гнётом тысячи правил и вечного крика. Но что тогда делать? Денег со стипендии и раньше не хватало, а теперь, после стольких прогулов, не стоит надеяться, что удастся сохранить даже эти крохи… Бросить учёбу и устроиться работать? Но и там всюду будут монстры… Искать удалёнку? Стать вечным затворником? Если бы только можно было хоть с кем-то обсудить… Может быть этот психоз как-то лечится.
Тут мысли прервал знакомый запах, коснувшийся носа. Обострение обоняния было ещё одним последствием моего сумасшествия. Сердце заколотилось сильнее. Моя белая Лиса радостно взвизгнула. Хорошо, что только я могла слышать издаваемые ею звуки. Я подняла глаза, и в то же мгновенье в аудиторию вошёл Алек. Рыжий пёс с весёлым взглядом и длинным хвостом, увенчанным двумя белыми и одной рыжей кисточкой.
Разглядеть любимое лицо было проще, оно словно само тянулось навстречу. Маска зверя растворилась невесомой дымкой, открывая высокий лоб, каштановые с рыжиной вихры, родинку у глаза, следы усталости в уголках губ.
Алек был высоким, с хорошим рельефом и широкими плечами. Сказывались занятия спортом. Одет всегда просто, но стильно. Стоило ему оказаться в зоне видимости, как взгляды девушек, словно мухи на мёд, так к нему и липли. Я не была исключением. Щёки у меня пылали так, словно я наелась жгучего перца.
Поднявшись с места, я крикнула:
— Привет, Алек!
Пёс поднял морду и коротко, словно с неохотой, отсалютовал мохнатой лапой с пятью вполне человеческими пальцами. Хвост его при этом остался неподвижен. Собаки же машут им, когда рады? Или к зверо-людям это не относится? Мы всё-таки не виделись целый месяц… Если не считать тех нескольких раз, когда я выслеживала Алека возле его дома. Что, если он меня заметил? Тогда точно думает, что я не в себе…
Я плюхнулась обратно на скамейку. Надо бы всё-таки собраться и сделать МРТ мозга на предмет новообразований. Мало ли…
Следом за Алеком в аудиторию заглянул староста потока. Вот уж от кого бросало в дрожь. Серый Койот оглядел аудиторию цепким взглядом. Едко запахло степной травой и сырой землёй. Я почувствовала, как шерсть у моей Лисицы встала дыбом. Моё животное заскулило, прося унести его прочь. Раньше я ощущала её эмоции уколом инстинкта, но только сейчас они прорезались так ярко, что холодок пробежал по хребту. Койот двинулся ко мне. Он явно был не в духе.
Я стиснула кулаки, стараясь не выдать страх. Да, чокнулась, крыша набекрень, тараканы танцуют польку. Но может быть… только может быть я просто вижу больше? И эти звери и моя лиса — часть нас, наше животное наследие? Наши незримые спутники. Наши отражения. Должна ли я им доверять, или напротив — подавлять? Но сложно игнорировать страх, если часть тебя скулит и рвётся прочь.
Серый, как густой туман, Койот уже стоял напротив, и я, клянусь, видела, как его взгляд изучает не меня, а мою оскаленную лису. Едкая вонь заполнила нос. В голову пришла мысль: “Угроза. Так пахнет угроза”. Койот открыл пасть, но вместо звериного рыка, я услышала обыденные, вполне человеческие слова:
— Миронова, правильно?
Я запоздало кивнула.
— Больничный принесла?
— Э-э… Какой больничный?
Койот скрестил руки на груди, глядя так, словно я была пустым местом. Мне никак не удавалось вспомнить его человеческого имени.
— Тебя не было месяц, — констатировал староста и недовольно махнул хвостом. Нет. Хвостами. Их было у него два. Я открыла рот от изумления. Это что — мутация? На подступах к горлу зародился истерический смешок.
— Тебе всё шуточки, Миронова? Может и возвращаться из самовольного отпуска не стоило? На бюджетные места достаточно желающих.
От Койота явственно веяло угрозой, от которой хотелось сжаться в комок. Но на губы, против воли, наползла нервная улыбка. Подкатывала истерика. Была у меня такая причуда, смеяться в моменты, когда стоило бы плакать…
Койот ждал ответа, прожигая взглядом. У него что, сегодня день не задался, и он решил на мне отыграться? Или это что-то личное? Как бы горло не перегрыз… Я честно хотела сказать что-то вроде: “Спасибо за беспокойство, я ужасно не права”, но моя Лиса зарычала, и с губ сорвались иные слова:
— Чего пристал? Дел других нет?
Рядом замер Слава. Прижав уши, он испуганно смотрел на Койота. Ниже сидели две подружки-кошки. Вздыбив шерсть, они припали к партам, словно готовясь в любой момент сигануть под стол.
Койот оскалился, верхняя губа угрожающе поползла вверх, демонстрируя клыки. Сквозь зверя проступило человеческое лицо — острое, правильное, с прямым носом и впалыми висками. Веки были полуприкрыты, от чего взгляд тёмных глаз казался тяжёлым. Вспомнилось и его имя — Павел.
Павел хмыкнул.
— Ты и есть моё дело. Не хочу, чтобы ты удивлялась, когда вылетишь с учёбы. — Словно в насмешку его Койот клацнул зубами. Я видела человека и зверя, как части единого целого, способные действовать отдельно. — Прошу, сделай над собой усилие, постарайся чаще притаскивать свою тощую задницу на пары, договорились? Так что, говоришь, мне написать в журнале? Почему её величества не было месяц?
От его издевательского тона, меня буквально тошнило. Больше всего на свете хотелось, чтобы Койот убрался восвояси.
— Проблемы образовались.
— Проблемы? Дай угадаю… — в голосе слышалось презрение. — Небось от несчастной любви страдала, да вином заливалась?
Павел говорил громко, так, что на нас уже многие оборачивались. Алек, наверняка, тоже всё
