Почти как брат - Алексей Александрович Провоторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но чаще всего Димка против такого юмора ничего не имел.
Димон взял у Кирюхи пакет, тот прихватил борсетку, где, кроме ключей от машины, валялись скотч, фонарик, складной мультитул и прочие нужные вещи, и они, оставив «Ладу», спустились в балку и резво поднялись на холм.
Улица полностью заросла. Там, где раньше были палисадники, вдоль скошенных обочин и утоптанной грунтовки росла старая сирень, выиграв локальную схватку с бузиной и кленовой порослью. Некогда уютные сады одичали, яблони ещё держались местами, а сливы совсем заросли и стояли без завязи.
Дома просели, поблёскивали расколотыми стёклами или слепо щурились пустыми перекошенными рамами. Крупными хлопьями закручивалась краска на когда-то нарядных наличниках; ни ворот, ни заборов почти не осталось — упали или были разобраны. От некоторых домов сохранились лишь остовы.
Димка часто встречал в районке объявления — продам б/у кирпич, шифер, кровельное железо. Он хорошо знал, откуда оно берётся. Вот он, бывший в употреблении кирпич. Всю чью-то жизнь бывший в употреблении. Приедет грузовик, кувалды обрушатся на безжизненное тело чьего-то дома, руки раздерут на куски, бездушно отсортируют годные ещё части, и дом в каком-то виде продолжит жить — в составе чужого жилья. Трансплантация органов в мире бытовой архитектуры.
Они прочесали всю единственную улицу. Заглядывали в брошенные дома, бродили по яблоневому саду, оказавшемуся не колхозным — просто большим. Деревья состарились, одно упало, остальные заплетал глянцевито-зелёный дикий виноград. Кое-где завязались мелкие, невыносимо кислые — Димка попробовал — выродившиеся в дичку яблоки.
Крылечки и веранды заросли крапивой, ломившейся сквозь деревянные ступени с таким упорством, словно ей негде больше было расти. Звенели кузнечики, к далёкому рокоту лягух примешалось гудение маленьких лягушек-бычков — к дождю, — и всё это соединилось в такой гипнотический шум, что Димка иногда начинал сомневаться, а правда ли он всё это слышит.
Солнце жгло, но ветер всё так же тянул, а иногда налетал, быстрый, как удары ножа. Рваный.
Они ещё походили по улице, заглянули в пару окон. Углубились в чей-то сад и выбрались, покрытые паутиной и древесным мусором.
Колхозного сада нигде не было. Во все края тянулись густевшие по мере углубления заросли, но явно не шелковичные.
В конце концов присели на поваленный бетонный столб некогда крепких ворот.
Димон положил мешок с лотками и пакетами, Кирюха — борсетку. Их ужасно надоело с собой таскать.
Посидели. Помолчали. Солнце било слишком ярко, ветер шумел вершинами, дрожали, как от холода, осины. Сидеть было неуютно.
— Ну что, пошли ещё походим? Где-то ж оно есть?
— Только давай не будем всю эту хрень таскать, я тебя умоляю, — сказал Димка. — Тут же нет ни собаки и не будет.
— Ну ладно, — с сомнением отозвался Кирюха. — А если шелковицу найдём?
— Тогда вернёмся.
Кирюха переложил ключи и документы из борсетки в карман, а саму её сунул в пакет.
Внезапный шорох шагов раздался за спиной так близко, что у Димки похолодел затылок и погорячело внутри. Они оба одновременно обернулись.
Никого.
В разваленном дворе обшитого зелёными планками дома без крыши что-то шумело. Громко шуршало травой.
— Ёжик? — сказал Кирилл полувопросительно.
— Скорее всего. Пойду гляну, — Димон встал с холодного бетона и полез в чернобыльник, проросший сквозь доски давно упавших ворот.
Кирилл остался сидеть.
Никакого ежа Димка так и не увидел, трава была густая, а шорох, похожий на шаги, стих.
Нет, он увидел что-то тёмное и нагнулся, но тут же отшатнулся от запаха разложения: в траве, неловко вывернув крыло и шею, лежал свалявшийся, уже не блестящий, давно мёртвый грач.
— Там птица дохлая, — сказал Димка, возвращаясь к столбу. Лазить по двору ему расхотелось.
— Так это она и шуршала, — кивнул Кирилл.
Димка невесело усмехнулся, а про себя вздохнул. Он как-то начал уставать, сам не пойми от чего.
Облака наползали, медленно и ровно. С постоянной, едва заметной глазу, скоростью. Он были тяжёлые, мокрые, с синевато-серыми плоскими днищами; сливались в тучу и темнели. Свет приобрёл какой-то сумеречный оттенок.
— Мож ну её к хренам, эту шелковицу? — без особой надежды спросил Димка. Он хорошо знал Кирюхино упрямство в таких делах.
Кирюха же, считавший, что Димон занудствует на ровном месте, сказал едва ли не осуждающе:
— Ну и чего мы сюда чесали? Не, пошли уже.
Димон пожал плечами и согласился. В конце концов, не он за рулём. У него ни машины, ни прав вообще нет. Только велосипед. Ну а, как известно, чья тачка, тот и главный.
— Сад должен быть с той стороны, по идее, — рассуждал Кирилл. — Может, там ещё была улица, за теми зарослями?
— Слушай, а может, это вообще не то село? — спросил Димка.
— Да то, — сощурился на выглянувшее солнце Кирюха. — То. Другого тут просто нет.
Они снова дошли до конца улицы. Тупик. Видно, сад и правда был где-то за селом, со стороны неведомой старой дороги.
— Пошли напролом? — предложил Кирилл.
— А пошли, — вдруг неожиданно легко согласился Димка. Ему просто надоело слоняться туда-сюда, и хоть какое-то иное действие радовало.
Прикрываясь рукавом, натянутым на кулак и зажатым в горсти, Димон полез первым. Кирюха отставал ровно настолько, чтоб не получить крапивой или разогнувшейся веткой по лицу.
— Смотри-ка, а тут вишни…
— Значит, сад был.
— Опа…
Стена зарослей истончилась, поддалась, едва Димон переступил, чуть не запахав носом, через сломанный, лежащий на земле плетень. Дальше стоял ряд серебристых тополей.
А за ними — брошенный дом.
Большой, явно старый, из красного кирпича, обмазанный осыпавшейся глиной и когда-то белёный. Четырёхскатная крыша, крытая железом, была цела; круглые своды окон выдавали здание старой-старой постройки; рамы пустовали, только в одной глазнице застрял треугольный кусок мутного пыльного стекла.
Димон сделал несколько шагов параллельно стене, Кирюха двинулся в другую сторону, туда, где виднелись сарай и какие-то постройки.
— Ух ты, блин, — пробормотал Димон, резко останавливаясь. И упреждающе протянул руку. По спине посыпались крупные мурашки, всё тело будто током прошило.
— Там кто-то есть, — тихо, внезапно хрипло сказал он Кирюхе.
У того расширились зрачки, но он повернул голову к дому. И успел заметить движение.
Странное дело — в городе встречаешь десятки, сотни человек, и ничего.
В пустом незнакомом дворе разве что чуть пристальнее глянешь на мужика, идущего тебе наперерез, да и всё.
В лесу насторожишься и приумолкнешь, увидав человека за деревьями.
А в брошенном селе, в пустом доме с дырявой крышей, в дикой глуши,
