Нечто греховное - Сюзанна Энок

Закери хлопнул и Валентайна по плечу, воскликнув при этом с горящим жизнерадостным взором.

– Подумать только, ведь еще год назад он разражался нервным смехом, когда кто-нибудь заводил разговор о браке в его присутствии, и краснел, словно девственница, впервые попавшая на бал невест!

– Однако теперь я вполне созрел для забот о продлении рода. Слава Богу за такую супругу! Она вдохновила меня на подвиг, достойный настоящего мужчины. Верно, дорогая?

Маркиз нежно поцеловал жену в щеку.

– Мне повезло с супругом, – гортанно хохотнув, ответила Элеонора. – Мы времени даром не теряли и добились успеха.

Все начали поздравлять счастливую супружескую пару с ожидаемым пополнением семейства. Фамилию Гриффин младенец, как всем было понятно, носить не будет, однако же продлит, подобно Пенелопе, семилетней дочери герцога Мельбурна, их славную родословную. Разулыбалась даже легкомысленная Каролина, очевидно, осознав, что родственники и на нее возлагают аналогичные надежды. Пока суматоха не улеглась, Шарлемань осторожно выскользнул в прихожую.

– Если кто-то вдруг хватится меня, скажи, что я отбыл на важную встречу с Шипли, – сказал он дворецкому Стэнтону, забрав у него перчатки и шляпу.

– Будет исполнено, милорд, – пробасил осанистый лакей. Выйдя на галерею, Шарлемань вдохнул полной грудью прохладный сырой воздух, собрался с мыслями и, сбежав по гранитным ступеням на тротуар, махнул кучеру роскошного экипажа. Шарлемань направлялся на бал. Он все еще немного досадовал на младшего брата за то, что тот не дал ему похвастаться перед герцогом Мельбурном своими успехами. Но вскоре успокоился, рассудив, что в девятом часу вечера разумнее утешиться мыслью о выгодной сделке на ипподроме с простаком Дули. На радостях он закурил от лампы ароматную толстую американскую сигару и блаженно зажмурился, чтобы сизоватый дымок не ел глаза.

Едва могучий дворецкий громогласно объявил залу о прибытии на бал очередного гостя, Шарлемань отправился в дальний угол, где встретился в буфете с министром торговли Шипли и его помощником лордом Полком. Они условились встретиться на следующее утро и поговорить за ленчем. Потом, угостив парочкой сигар подошедшего к ним премьер-министра Ливерпула, надеясь тем самым смягчить его отношение к позиции Мельбурна по таможенным сборам, Шарлемань записался в трех дамских бальных картах на танец и заказал в буфете бокал красного вина.

Окинув изучающим взглядом зал, он с удовлетворением отметил, что никого из его родственников пока еще нет, и пригубил вино. Внезапно кто-то сжал крепкими пальцами его локоть. Шарлемань вздрогнул, на миг подумав, что к нему неслышно подкрался его старший брат, пользующийся славой умельца читать чужие мысли на расстоянии, но, успокоившись логическим умозаключением, что соткаться из воздуха Себастьян никак не мог, он обернулся и увидел сияющую физиономию здоровяка Харкли, которого на дух не переносил.

– Разве вы не должны быть в Мадриде? – поборов удивление, с наигранной улыбкой спросил он, лихорадочно прикидывая, как бы ему побыстрее избавиться от этого одиозного господина.

– Я на днях вернулся оттуда, утомленный бесконечными пересудами тамошнего высшего света об этом фанфароне Бонапарте. И первым же делом пожелал, естественно, вкусить сладких плодов подлинной цивилизации. Ваш старший брат уже пришел? – Крепыш льстиво улыбнулся.

– Себастьян? Пока нет, но должен объявиться здесь с минуты на минуту, – сказал Шарлемань, прикидывая, чем вызван интерес виконта к герцогу Мельбурну, стремящемуся наладить добрые отношения с премьером Ливерпулом. Последний, как было общеизвестно, не переносил наглеца Харкли. Из чего вытекало, что брата следует от него оградить.

– Мне думается, что вам сегодня лучше не вступать с ним в беседу на серьезные темы, – пожевав губами, с многозначительной миной промолвил хитрец. – Минувшая неделя принесла герцогу несколько неприятных известий: о волнениях в колониях, грозящих перерасти в кровопролитные сражения с английскими войсками, неудачах на переговорах о таможенных сборах и некоторых других безрадостных событиях за рубежом.

– Благодарю вас за предупреждение, мой друг! – обрадовался Харкли, подняв бокал с красным вином. – Не стану попадаться ему под горячую руку.

– Всегда к вашим услугам, виконт!

Шарлемань сделал глоток вина и чуть было не поперхнулся, заметив у стола с фруктами божественное создание, вкушающее апельсиновые дольки. Глазки этого ангелочка в обличье прекрасной девицы сверкали, словно алмазы, белые зубки были подобны жемчужинам, губки – кораллам Ослепленный этой неземной красотой, Шарлемань сунул собеседнику в руку свой полупустой хрустальный бокал и, пробормотав извинения, торопливо оставил его, чтобы выяснить, кто эта восхитительная юная леди. Томление, возникшее в чреслах, и волнение в груди заставляли Шарлеманя действовать без промедления. Словно бы опасаясь, что это чудное видение вот-вот исчезнет, он приосанился и стал ловко лавировать между толпящимися возле буфета дамами и господами, работая локтями и не обращая внимания на посылаемые ему вслед недоуменные возгласы и возмущенные взгляды.

Сделав несколько шагов к столу, за которым стояла прекрасная незнакомка, Шарлемань замер и стал с интересом ее рассматривать. В ней было восхитительно все – и уложенные кольцами иссиня-черные волосы, которые, переплетенные сверкающей лентой, спускались роскошной косой по спине до копчика, и золотистые блестки на веках, и золотое шитье на багровом платье. А бездонные зеленые глаза красавицы походили на изумрудные озера, в которых ему вдруг захотелось утонуть.

Шарлемань приказал себе сохранять самообладание и приветливо кивнул незнакомке.

Ему не доставило большого труда догадаться, что она не принадлежит к лондонскому высшему обществу, на всех балах и собраниях которого он перебывал. Лица брюнетки ему прежде видеть на высокосветских вечерах не доводилось.

Это он помнил наверняка. Поймав на себе его испытующий взгляд, она произнесла грудным певучим голосом с едва ощутимым иностранным акцентом:

– Вы смущаете меня, сэр!

– Вы правы, – ответил он чувственным баритоном, – именно этого я и добиваюсь, мадемуазель. – Он поедал глазами изящные черты ее лица, в сравнении с которыми лики Венеры или Афродиты блекли. Вне всякого сомнения, поклонники утомили ее стихотворениями и комплиментами, поэтому уподобляться им ему казалось пошлым. И не долго думая он без обиняков представился: – Шарлемань Гриффин, к вашим услугам, мадемуазель.

– Шарлемань? – Она удивленно вскинула насурьмленные брови.