Сталинград - Энтони Бивор

Вне всяких сомнений, одной из главных проблем для историка, пишущего о Сталинграде, является ответ на сложный по своей сути вопрос: Красная армия смогла вопреки всему устоять исключительно благодаря искреннему мужеству и готовности солдат и офицеров к самопожертвованию или свою роль сыграли заградительные отряды НКВД и комсомольцев, а также особые отделы, каравшие за трусость расстрелом? Нельзя сказать точно, какой процент солдат поддавался панике на ранних этапах сражения за город в конце августа – сентябре. Вполне вероятно, в тот период, до того как политотдел Сталинградского фронта сделал 8 октября свое зловещее заявление: «Пораженческие настроения почти полностью ликвидированы, и количество случаев измены неуклонно снижается», этот процент был весьма значительным. Но в то же время не может быть никаких сомнений в том, с какой решимостью многие солдаты Красной армии, если не большинство, отстаивали этот постоянно уменьшающийся клочок земли на правом берегу Волги. За все время Второй мировой войны западные армии не совершили ничего, что достойно было бы встать в один ряд с этим великим подвигом. Больше того, с ним может сравниться разве что страшная жертва, принесенная французами под Верденом (1916).

В любом случае подобные споры имеют гораздо большее значение, чем это может показаться на первый взгляд. Сегодня российская молодежь не способна в полной мере осознать страдания Второй мировой войны, как это страстно доказывал мне один полковник, мой попутчик в следующем в Волгоград поезде. Но если это не могут понять они, как в будущем сможет постигать подобное новое поколение европейских и американских историков? Попытается проанализировать число коммунистов и комсомольцев в боевых частях, процент кадровых военных, удельное соотношение людей умственного труда, рабочих и колхозников, ранжирует их по возрасту и семейному положению и в конечном счете составит свое заключение исключительно на основании архивной статистики? Что ж, из этого ничего не выйдет. Советская система, в отличие от бюрократии вермахта, просто не утруждала себя подобными личными подробностями жизни своих солдат. Такая информация фиксировалась только в том случае, если НКВД подозревал какого-то конкретного человека в измене Родине.

Вскоре после выхода в 1998 году в свет первого издания этой книги грандиозную полемику развернул Дэвид Гланц в своей монографии «Величайшее поражение Жукова». Гланц пролил свет на операцию «Марс», неудачное масштабное наступление Красной армии на Ржевском выступе, предпринятое в ноябре 1942 года одновременно с операцией «Уран», в ходе которой и была окружена немецкая 6-я армия под Сталинградом. Вне всяких сомнений, Гланц внес существенный вклад в историографию войны на Восточном фронте, сосредоточив внимание на этой ужасной кровавой бойне, которую командование Красной армии постыдно замалчивало. Его работа поднимает ключевые вопросы касательно Сталинградской битвы. Была ли операция «Марс» на севере просто отвлекающим маневром, призванным содействовать наступлению под Сталинградом? Или же это самостоятельная операция, такая же важная, как «Уран», окружение гитлеровских войск на юге, под Сталинградом? Если верно последнее, потребуется кардинальная переоценка всей Сталинградской битвы.

Гланц, возможно увлекшись своим открытием, решил, что Жуков полностью взял на себя руководство операцией «Марс», предоставив планировать грандиозное окружение под Сталинградом Василевскому. У меня возникли серьезные сомнения в справедливости утверждения Гланца, после того как я проконсультировался с двумя виднейшими специалистами в данном вопросе – покойным профессором Джоном Эриксоном и профессором Олегом Ржешевским из Российской академии наук. Последний до того, как его привела в бешенство моя книга о Берлинской операции, оказал мне неоценимую помощь в работе над книгой о Сталинграде. Ржешевский, похоже, не согласился даже с основополагающим заключением Гланца о том, что операция «Марс» закончилась полным провалом. В своем выступлении на семинаре в Лондоне в мае 2000 года, посвященном Сталинградской битве, он констатировал: «Основная задача операции [“Марс”] была достигнута, поскольку ни одна [немецкая] дивизия не была переброшена с центральной части фронта на юг».

Впоследствии в разговоре со мной профессор Ржешевский особо подчеркнул, что Василевского ни в коем случае нельзя считать единоличным разработчиком операции «Уран», поскольку каждое свое решение он должен был согласовывать со Ставкой Верховного главнокомандования, что фактически означало – лично со Сталиным. Это утверждение поддержал Джон Эриксон, сказавший, что ни у Василевского, ни у Жукова не было необходимых полномочий и что представители ставки являлись лишь посредниками Сталина. Определенно, то обстоятельство, что у Василевского не имелось своего штаба, подтверждает его чисто посредническую роль.

Я также еще раз проверил журнальную публикацию, в которой подробно расписаны все перемещения Г. Жукова в период, предшествующий обеим операциям. Дневник Жукова убедительно свидетельствует о том, что он провел значительно больше времени под Сталинградом, подготавливая операцию «Уран», чем на Калининском фронте, разрабатывая операцию «Марс». С 1 сентября по 19 ноября 1942 года включительно Жуков провел 19 дней в Москве, всего восемь с половиной дней на Калининском фронте и не меньше 52 с половиной дней на Сталинградской оси.[1] Безусловно, этот разительный дисбаланс ставит под большое сомнение теорию, будто Жуков «был одержим» операцией «Марс», а Василевский являлся независимым главнокомандующим операцией «Уран» на юге. Он также многое говорит о том, насколько более высокий приоритет имел «Уран» над «Марсом».

Впоследствии профессор Ржешевский прислал мне результаты обсуждения всей этой проблемы Российской ассоциацией историков Второй мировой войны. Русские историки похвалили Гланца за кропотливую работу по восстановлению подробностей операции «Марс», и все же в целом их заключение однозначно: основной операцией с самого начала должен был стать именно «Уран», а «Марс» разрабатывался лишь в качестве отвлекающего маневра. По их мнению, ключевым обстоятельством является соотношение поставок артиллерийских боеприпасов. Операция «Уран» получила на каждое орудие на 80 процентов снарядов больше, чем операция «Марс». На взгляд российских историков, один этот факт уже можно считать решающим. Совершенно очевидно, что данный вопрос требует еще гораздо более значительной проработки, но, боюсь, отсутствие доступа к соответствующим документам в подольском архиве существенно затрудняет эту задачу.

Сталинград важен не только как великий символ советского героизма во Второй мировой. Это сражение стало психологически переломным моментом во всей войне. (Геополитическая поворотная точка наступила раньше, в декабре 1941 года, когда гитлеровские войска были отброшены от Москвы и в войну вступили США.) Известие о капитуляции армии Паулюса разнеслось по всему миру, убедив его в том, что фашизм не сможет одержать победу. И немцам тоже пришлось взглянуть на реальность своего будущего. Война завершится, когда Красная армия штурмом возьмет Берлин. На стенах рейхстага и по сей день можно увидеть надпись на русском языке, оставленную солдатами-победителями: «Сталинград – Берлин».

Предисловие

«Умом Россию не понять», – сказал Тютчев. Сталинградскую битву невозможно правильно постичь при обычном исследовании. Изучение этой титанической борьбы чисто с военной точки зрения не способно передать реальность происходившего на земле, точно так же как карты в ставке Гитлера «Вольфшанце» в Растенбурге оставляли фюрера в мире фантазий, вдали от страданий его солдат.

Цель данной книги – показать, что пережили солдаты обеих сторон, в рамках обыкновенного исторического повествования, на основе широкого спектра новых материалов, особенно из российских архивов. Разнообразие источников очень важно для передачи беспрецедентного характера сражения и его влияния на тех, кто оказался вовлеченным в него, практически не имея надежды остаться в живых.

Эти источники включают в себя военные архивы, записи священников, личные воспоминания, письма, протоколы допросов немецких военнопленных следователями НКВД, дневники непосредственных участников событий и личные беседы с ними. Одним из богатейших источников оказался Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации в Подольске, содержащий очень подробные донесения, которые ежедневно отправлялись со Сталинградского фронта в Москву Александру Щербакову, возглавлявшему Главное политическое управление Красной армии. В этих донесениях описываются не только героические подвиги, но и «чрезвычайные события» (на языке комиссаров иносказательное выражение для обозначения предательства), такие как дезертирство, переход на сторону врага, трусость, некомпетентность, самострелы, «антисоветская агитация» и даже пьянство. Под Сталинградом было расстреляно около 13 500 советских солдат и офицеров – больше чем целая дивизия.[2] Я быстро понял, что главная проблема заключается в том, чтобы отделить искреннее самопожертвование многих и многих бойцов Красной армии от жестокого принуждения, к которому прибегали в отношении колеблющихся особые отделы НКВД, очень скоро вошедшие в состав Смерша – советской контрразведки.